Дина Данич - Наследник для бандита

Французов непонимающе нахмурился.

— Я жду от тебя информацию. С наркотой поступай как договаривались — деньги на расходы получишь налом у Ареса.

— Ты слышал, что высшие решили расширить территорию этому ублюдку? — спросил он, уже уходя.

— А ты уже в курсе, — даже не удивился его осведомленности. Франц умело пользовался тем, что был вхож во все круги — что криминальные, что бизнесменские.

— Знаешь что это значит?

- Что у нас мало времени, Гриша. И облажаться нельзя.

— Скажи это своему бешеному другу!

— Арес умен, и если слушать кого, то точно его.

— Его план — чистой воды безумие! И я сразу говорю, что если хоть один намек — я отойду в сторону.

— Так просто?

— Для меня это непросто. Но тебе я врать не стану. Цена слишком высока.

— Я тебя услышал.

Оставшись один, выдохнул устало. Все только усложнялось. Я понимал Григория. Сам был в той же ситуации — если эта девчонка запала ему в душу, то он выберет ее. Ее и этого пацана в подгузниках. А шанс, что Ростов и его компашка слетит с катушек, был очень велик. Пока все указывало, что Самойлов удерживал своих прихлебателей, но стоило оступиться… Показательная казнь, что он запланировали для Машиного брата, говорила о многом.

И нужно было собраться, чтобы сделать все как надо.

Но как же кровоточило в груди от того, что та, что поселилась в сердце, теперь вряд ли подпустит к себе…

Я заперлась в комнате до самого вечера. Нисколько не удивилась, что мне принесла еду горничная. Через силу заставила себя поесть — просто потому что так надо для ребенка.

Сама же я… Я пыталась принять новую правду. Оказывается, быть чьей-то копией — больно и унизительно. Из-за внешности я попала в этот переплет, а ведь могла… могла жить спокойно СВОЕЙ жизнью.

Сидела и смотрела в окно, ожидая, что придет хоть какое-то понимание. Но ничего не менялось. Мне по-прежнему было больно. И ведь почему? Вроде бы я не должна была испытывать к Волкову каких-то сильных чувств. Да, мы пытались строить отношения, узнавать друг друга. Интимная сторона жизни — всего лишь физиология.

Но тогда почему мне было так горько? Настолько, что слезы сдерживать становилось все труднее?

У него была жена и сын.

Жена, которую он любил, и сын.

Эта мысль так сильно задевала, что хотелось выцарапать ее из себя. И, потеряв их, он что? Решил за мой счет наверстать упущенное?

Попыталась представить мальчугана с глазами Олега, как он бегает, зовет отца. И едкое, нехорошее чувство поселилось в груди.

А затем вспомнился взгляд, когда Волков говорил об их смерти. И вспомнилась та боль, что я испытывала, думая, что Дима умер.

Двоякие чувства одолевали меня. Захотела бы я вернуть прошлое? Возможно…

Почти двадцать лет прошло. Но стоило ему увидеть меня, как прошлое ожило. Насколько же сильно Олег любил жену? Наивная, я мечтала, что когда-нибудь между нами возможно тоже будет именно она — любовь, как между супругами…

За это время я не придавала значению тому, что Олег ни разу не заговорил о формальной стороне отношений. Хотя мог бы просто поставить перед фактом — вполне в его духе.

Теперь я понимала почему. Потому что у него была жена, а я — лишь блеклая замена. Которая оказалось не такой, как она.

Было больно, было тоскливо. Хрупкий мир, что я надумала себе, в очередной раз разрушился. Мне некуда было уйти, негде спрятаться. У меня не было ничего своего в этой жизни — все во власти Олега.

Пару дней я провела, как в тумане. А как-то, спускаясь вниз, заметила Ареса. Тот как раз выходил из кабинета Волкова.

— Привет, Машуня, — привычно сказал тот. Я опасливо покосилась на коридор.

— Привет. А Олег?… — мне не хотелось с ним встречаться, но если вдруг они собирались обедать, то я бы лучше ушла к себе.

— Он занят, — сдержанно ответил мужчина.

— Понятно, — протянула я, прикидывая идти ли сейчас есть или все же подождать. Но похоже Астахов расценил мою реакцию по другому.

— Маш, не ходи к нему сейчас. Не надо.

— Почему? — спросила скорее по привычке, чем из интереса.

Тот тяжело вздохнул и отвел взгляд.

— Сегодня день, когда… — Арес запнулся. — В общем, не надо.

— День, когда что? — первая мысль была о брате. Но вслух я боялась озвучить — боялась узнать, что с Димой что-то не так.

— День, когда его лучше не трогать. Вообще. Даже не показывайся ему на глаза.

— Да что случилось! Это как-то связано с… — Димкино имя повисло невысказанным.

— Да, это связано с той трагедией. И годовщина не лучший день, чтобы снова собачиться, — резко ответил он. А затем развернул меня за плечи и легко подтолкнул в сторону лестницы. — Иди к себе. Займись чем-нибудь.

Я послушно последовала наверх, а в голове была только одна мысль — годовщина смерти его жены и ребенка? Об этом же шла речь? И знал ли Арес, что я в курсе этого??

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Волков

Алкоголь — плохой советчик. Но неплохо помогает унять боль. Тупую, пульсирующую боль, что сводит с ума всегда в этот день. Все эти годы я упорно шел вперед, обманываясь и спокойно живя, запретив вспоминать прошлое. Но раз в год старые раны вскрывались, напоминая о себе.

Арес давно ушел, понимающе похлопав по плечу. Как всегда предложил составить компанию, но я не хотел.

Демоны прошлого — для меня одного. Сидя в кресле и медленно цедя выдержанный виски, вспоминал шаг за шагом тот день. Как утром повздорили с Мариной из-за сущей ерунды — ей снова захотелось поехать к морю, а у меня не было времени. Как наспех поцеловал Руслана, решив, что через пару дней все же возьму выходной и побуду с ним.

Как мне позвонил Ахмет и гадко смеялся, с диким наслаждением заверяя, что я заплачу. А я… отмахнулся. Потому что был уверен в своих людях. Потому что поверил тому, кто предал.

Потому что был слишком беспечен…

Как раздался звонок от соседей с новостью о случившемся, как несся словно сумасшедший и рыдал, возле останков, что с трудом удалось достать из-под завалов дома. Как Арес пытался удержать меня от того, чтобы вырвать глотку Ахмету…

Каждую гребаную минуту того дня я прокручивал в памяти, отдавая дань памяти моей семье. Тем, кто поверил мне, доверился, и кого я подвел…

Алкогольный угар становился все сильнее — перед глазами начало плыть, когда на пороге кто-то появился. Даже не понял сразу кто это.

— Пошел вон, — рявкнул, уверенный, что кто-то из прислуги или охраны так не вовремя нарушили мое одиночество.

Но силуэт не двигался. И злость все сильнее раззадоривала — какого черта меня не слушали в собственном доме?! Поднялся на ноги, пошатываясь, и замер.

Потому что это была она… Маша…

Она смотрела на меня с каким-то осуждением и в то же время пониманием… Блядская жалость! Нахер мне это?!

— Зачем пришла? — довольно грубо спросил я, сверля ее тяжелым взглядом.

— Тебе лучше пойти спать, — тихо сказала она. — И хватит пить…

Прищурился, пытаясь понять — не чудится ли это? Может сознание играло со мной в поддавки?

— Сам разберусь. Уходи.

— Олег, ты…

— Уходи! — прикрикнул, отворачиваясь. Было больно смотреть на нее. Злился, но сдержать эмоции не выходило. Не должна она была видеть меня такого — разбитого, оголенного, слабого… — Уходи…

Прошла минута, может две, прежде чем я почувствовал ее руки на своих плечах.

— Пошли со мной, — попросила она.

Словно ножом по сердцу. Что ж ты такая непонятливая-то?!

— Уходи, Маша. Сейчас из меня не лучший собеседник. Завтра поговорим.

— А если не уйду? — спросила она, заглядывая в мои глаза.

— Значит уйду я, — принял решение, обходя девушку. Но та упрямо цеплялась за мои руки.

— Олег, я же вижу тебе плохо.

— Да, мне плохо. И тебе лучше уйти сейчас, чтобы…

— Тебе просто больно, — с каким-то пониманием произнесла она, увлекая меня на диван. И я пошел за ней, как привязанный.

Черт, да я готов был продать все, что есть — лишь бы она не уходила. Прогонял сам, а в душе молился, чтобы осталась, чтобы не оттолкнула…

Положила к себе на колени мою голову и едва ощутимо провела по волосам.

— Мне жаль, Олег, что с твоей семьей приключилось такое несчастье. Но алкоголь — не выход.

— Пришла меня пожалеть? — оскалился, в то же время млея от ее прикосновений. Она замерла.

— Жалость и сочувствие не одно и то же.

— Мне так больно, Маш, — прошептал спустя целую вечность. — Ведь это я их убил. Их кровь — на моих руках.

— Ты не мог знать всего наперед.

— Я должен был… должен…

Удержал ее ладонь, приложил к губам.

— Должен был уберечь и не смог…

— Ты сильный, Олег, ты справишься.

— Не уходи, — попросил я, не особо надеясь на согласие. — Просто побудь рядом.

— Ты только что прогонял меня, — усмехнулась она.

— Я был дурак…

Сознание мерно уплывало, но ощущение ее рук не пропадало. И мне было немного легче. Впервые мою боль кто-то разделил со мной…

Решение прийти к Олегу далось мне нелегко. Но я не пожалела. Да, я видела его подстреленным, когда он не корчил из себя непробиваемого мужчину. Но впервые он был обнажен внутренне — его боль, тоска и чувство вины съедали изнутри. Глупо было ждать, что он легко примет помощь. Да и зачем это было мне вообще? Но я не смогла остаться в стороне. А когда осталась с ним на ночь — на диване, в неудобной позе, поняла, что поступила правильно. Впервые Волков был уязвимым. Я не могла представить каково это — столько лет жить с чувством вины за гибель близких. И неуместная ревность и обида отошли на второй план. Да, я еще наверное злилась, но увидев его… Поняла, что Олег сам себя наказывал куда хуже моих претензий и недовольств.