Эштон взяла меня за руку и потащила к лестнице. Сложив ступеньки, она толчком закрыла чердачную дверь, оставив над нашими головами болтающуюся верёвку.

— Идём, — сказала Эштон, поманив меня на кухню.

Достав из шкафчика миску, она наполнила её кукурузными хлопьями и уселась за барную стойку. Я устроилась на высоком стуле рядом с ней и секунду наблюдала за её действиями краем глаза. У неё был пирсинг в носу, маленький зелёный стержень, при мысли о котором мой собственный нос начинал болеть.

— Итак... эм… — начала я, пока Эштон ела, — как ты познакомилась с моей тётей?

— Я её помощница, — пояснила Эштон, постучав по столу ярко синими ногтями. — Устроилась ради заявки в колледж. Лидия пишет мне рекомендательное письмо.

Я кивнула.

— Так ты рисуешь вместе с ней?

Эштон засмеялась.

— Только не рисование с Лидией. Для этого ей требуется одиночество. И я полностью её понимаю, сама такая же. Не могу сосредоточиться, если что-то отвлекает. В большинстве, я езжу и покупаю ей холсты, краски и прочую дребедень. А ещё заставляю её творить. Слежу, чтобы она ежедневно проводила в студии по несколько часов.

Я даже не знала, что тётя Лидия рисовала. В своей прежней жизни, она была хозяйкой музея и проводила досуг, размышляя над работами других художников. Я никогда не слышала от неё разговоров о том, чтобы заняться творчеством самостоятельно.

— Ну а ты надолго здесь? — спросила Эштон.

— Пока не знаю, — ответила я. — Может, на несколько недель. Или до того момента, пока мне не захочется домой.

Эштон уставилась на меня.

— Хотела бы я, чтобы мои родители разрешили мне уехать тогда, когда мне захочется домой.

Я пожала плечами.

— Оба моих родителя сейчас в отъезде, так что это не имеет значения.

— В Париже? — уточнила Эштон.

Я прикусила губу и кивнула.

— Да. — Мне не хотелось рассказывать о своих родителях незнакомой девушке.

Эштон выпила остатки молока и вытерла рот ладонью.

— Что ж, здесь, конечно, не Париж, но тоже довольно хорошо. Если хочешь, я могу познакомить тебя с некоторыми ребятами и показать лучшие места для тусовок.

Я оглядела Эштон с ног до головы. Моя мать не одобрила бы, если бы я тусовалась с такой девушкой, как она. Эштон красила глаза блестящими тенями, и оранжевая помада на её губах гармонировала с рыжими прядками волос. Она определённо не была похожа на Натали.

«Выйди из зоны своего комфорта, — сказал мне Марк. — Делай то, чего обычно не делаешь».

— Идёт, — согласилась я. — Было бы здорово. Спасибо.

Глаза Эштон засияли.

— Слушай, у моего приятеля Сайка сегодня вечеринка. Ты должна пойти.

Вечеринка у кого-то по имени Сайк явно выходила за пределы зоны моего комфорта.

— Хорошо, — снова сказала я. — Где это?

— Насчёт этого не волнуйся, — ответила Эштон. — Можем встретиться у моего дома и поехать туда вместе. Я живу всего в паре кварталов отсюда. — Она оглядела меня с ног до головы, оценивая мой белый сарафан и ободок в тон на волосах. — Я помогу тебе подготовиться. Доверься мне, и я сделаю так, что ты моментально впишешься.

Я заставила себя улыбнуться, несмотря на нервный спазм в желудке.

— Хорошо. Спасибо.

Интересно, во что я себя втянула.


Глава 3


— Что думаешь? — Эштон облокотилась на зеркало рядом с комодом, на котором валялись разные помады, румяна и тени для век всех возможных оттенков. На краю комода балансировала причудливая танцующая скульптура из кофейных и пластиковых стаканчиков, покрытая золотой краской. Она казалась странной, но милой.

Эштон намазала блестящие жёлтые тени на глаза и голубую помаду на губы. Макияж явно выделялся на её золотистой коже, но я не знала, что Эштон хотела от меня услышать. И хотя макияж выглядел на ней круто, он был полной противоположностью тому, как обычно красилась я.

— Больше подводки, — сказала мама Эштон, Дейзирэй, появляясь в дверях.

— Определённо, — добавил голос позади неё.

Мой взгляд скользнул по высокой стройной блондинке, стоящей рядом с миссис МакНейл, с широкой улыбкой на губах. Она была полной противоположностью маме Эштон — низкой, смуглой брюнетке с карими глазами. Светлые волосы девушки доходили до точёной талии. И она носила обрезанные джинсы — настолько короткие, что у моей мамы случился бы инфаркт, увидь она что-то подобное. Выглядела она так же восхитительно как Эштон, только красилась поменьше.

— Кейт! — воскликнула Эштон, раскрывая объятия.

— Эш! — взвизгнула в ответ девушка. Они обнялись так крепко, словно не видели друг друга годами.

Мама Эштон засмеялась.

— Вы, девчонки, всегда такие эмоциональные, когда встречаетесь, — сказала она, ласково улыбнувшись и исчезла в холле. Меня представили родителям Эштон, едва я вошла. Её отец был высоким широкоплечим мужчиной с рыжими волосами и веснушками на бледном лице. Эштон вобрала в себя черты обоих родителей, застряв где-то посередине между их разным ростом и внешним обликом.

Когда миссис МакНейл ушла, Кейт заметила меня и выпуталась из объятий.

— Это кто? — спросила она, кивнув в мою сторону.

— Это Ханна, племянница Лидии. Она здесь на лето, так что я думаю показать ей окрестности. Помочь ей расслабиться, — Эштон улыбнулась ей и повернулась ко мне. — А это Кейт.

— Её лучшая подруга, — представилась Кейт, протягивая мне руку. — Хоть она и не признаётся в этом.

— Потому что ты втягиваешь меня в неприятности больше, чем кто бы то ни было, — отозвалась Эштон. — Не хочу, чтобы моё имя стояло рядом с твоим.

Девочки рассмеялись, а я пожала Кейт руку. Она оценивающе посмотрела на меня.

— Сильное рукопожатие, — заключила она. — Мило. Мой папа всегда говорит, что по рукопожатию можно многое сказать о человеке.

Я улыбнулась.

— Как и мой. По крайней мере, говорил.

Кейт засмеялась.

— Наши отцы определённо поладили бы. Твой тоже постоянно ходит в костюме и галстуке?

Я кашлянула, вытянув нитку из одеяла Эштон.

— Он, эм, ходил.

Я увидела в зеркале, как Кейт и Эштон нахмурившись, обмениваются взглядами.

— Прости, — сказала Эштон. — Лидия не говорила, что твой отец умер.

Я открыла рот, чтобы сказать, что он не умер, раздумывая, как объяснить этим двум незнакомцам, что он в реабилитационном центре. Но прежде, чем я успела ответить, Эштон отвернулась к зеркалу и сменила тему.

— Да, больше подводки, — заключила она, изучая отражение. Её большие карие глаза уже были обведены толстой чёрной подводкой, но я согласно кивнула, стараясь не испытывать вину за ложь.

Пока Кейт и Эштон продолжали наносить на лица косметику, я села на кровать Эштон рассматривая картины со стекающими линиями и яркими брызгами и ещё более яркие скульптуры, которыми была заставлена её комната. Они не имели ничего общего с искусством, которое я знала — нежными картинами со сдержанными мазками, которыми был увешан наш дом. Некоторые из работ выглядели так, словно были сделаны из мусора. Мама точно окрестила бы творчество Эштон свалкой, но по мне её работы излучали беспечность. Это искусство не требовало серьёзности.

— Мы готовы? — спросила Кейт, вырывая меня из размышлений.

«Наконец-то», — подумала я, потянувшись за сумочкой и вставая. Но затем я заметила, как странно смотрят на меня девочки.

— Что? — спросила я.

Эштон склонила голову на бок.

— Я думаю, мы пока не готовы.

Я взглянула на серебряные наручные часы.

— Мы опаздываем.

Кейт пожала плечами.

— Это же вечеринка. Никто не приходит на вечеринки вовремя. А теперь повертись, чтобы мы хорошенько тебя рассмотрели.

На мне были белая джинсовая юбка, жёлтая рубашка поло и красные эспадрильи. Когда я не повернулась, Кейт протянула руку и заставила меня повернуться насильно.

— Ей определённо нужен новый стиль, — сказала Кейт, кивая.

— Я думаю, клетка, — добавила Эштон. Она открыла один из своих комодов и зарылась внутрь, бросая на пол вещи, попадающиеся ей под руку. Через минуту она вынырнула с голубой клетчатой рубашкой и джинсовыми шортами с длинными нитками, свисающими с обрезанных краёв.

У меня глаза на лоб полезли.

— Эм, спасибо, но мне и в этом хорошо. Честно.

Эштон покачала головой.

— Нет, поверь мне. Ты не можешь пойти в этом.

Я разгладила подол юбки.

— Почему нет?

— Ты выглядишь так, словно идёшь на чайную церемонию, — сказала мне Кейт, — а не на вечеринку. — Она выхватила шмотки у Эштон и всучила их мне. — А теперь переодевайся. Доверься нам.

Они втолкнули меня в ванную и закрыли дверь. Я взглянула на одежду, которую мне дали. Шорты были такими короткими, что выглядели почти непристойно. Что бы сказала мама, узнай, что я выходила в общество в таком виде?

Я мельком взглянула на своё отражение в зеркале над раковиной. Кейт и Эштон правы. Я выглядела чопорно и без огонька, как Ханна Коэн, которой я так отчаянно старалась не быть. Всё, что я слышала — это слова Марка: «Будь кем хочешь и наслаждайся жизнью».

Я ещё не знала, кем хочу быть, но знала, что мне не потребуется мамино одобрение. Впервые в жизни моя мать не контролировала мою жизнь.

Не дав себе возможности передумать, я быстро облачилась в одежду Эштон. Когда я вышла из ванной, оттягивая края шорт, Эштон округлила глаза и хлопнула в ладоши.

— Выглядишь потрясно! Только одно дополнение.

Она завязала рубашку узлом на моём животе, обнажив полоску кожи над краем шорт, а затем Кейт заставила меня сесть на край кровати и занялась моими волосами.

Прежде чем я успела остановить её, Эштон нанесла на мои щёки румяна и открыла помаду. Несколько минут спустя они закончили и отступили, позволяя мне взглянуть на себя в зеркало. Я сглотнула и сделала глубокий вдох, страшась того, что могла там увидеть.