Свет, проникавший сквозь закрытые жалюзи, был тусклым и холодным, значит, небо затянуто облаками, и днем будет дождь. Даже погода была пасмурной и ненастной под стать его настроению.

Чезаре угрюмо поднялся, умылся, позавтракал наскоро и заторопился к выходу, стремясь поскорее выйти из дому, прежде чем Риччо зайдет за ним. Обычно тот заходил за ним утром, чтобы вместе отправиться на работу, но сегодня он предпочел бы встретить приятеля уже на пути.

— Счастливо, Чезаре… — шелестящий голос Джузеппины застиг его на пороге. Он вернулся, затворив приоткрытую дверь, и подошел к постели сестры.

— Я думал, ты спишь, — сказал он.

— Давно уже не сплю, — прошептала она, привставая. — Я слышала, как ты метался и бредил во сне. Приснилось что-нибудь плохое?..

— Да, приснилось, — нехотя пробормотал он. — А ты спи. Еще рано.

— Я выспалась, — сказала сестра и, заглянув ему в глаза, добавила материнским тоном: — Не беспокойся, Чезаре, все будет хорошо.

— О чем это ты? — спросил он, хотя и сам прекрасно знал о чем.

— О деньгах за квартиру. Не беспокойся о них.

Джузеппина почти не спала, думая об этом всю ночь, и ей казалось, что выход найден.

— Попробуй не беспокоиться, — вырвалось у него.

— Как-нибудь устроится. Не думай больше о них.

— Легко сказать, — проворчал он. — Устроится… Добавь, как мама еще, что Господь Бог все устроит. Ну, ладно, поспи немного, а мне пора уходить.

Небо до самого горизонта было серым, когда он вышел на улицу, и черные тучи ползли с севера на юг. Риччо он увидел на дороге, тот радостным жестом приветствовал его. Одним прыжком приятель перемахнул через большую колдобину и оказался рядом с Чезаре.

— Ты что такой мрачный? Любимый кот издох? — пошутил он, заметив, что друг невесело смотрит.

— Угадал, — отрезал Чезаре и, не добавив больше ни слова, двинулся вперед по дороге.

— Чудак ты все-таки, — пожал плечами Риччо и, обиженный, тоже замкнулся в себе. Всю жизнь они дружили, а до конца он так и не мог понять характера друга, простого и честного парня, но как будто таящего что-то глубоко в душе.

Молча прошли они почти полпути. Тучи медленно сгущались и словно сразу наступали сумерки.

— Я возвращаюсь, — вдруг остановился Чезаре. — Мне нужно обратно домой.

— Да ты с ума сошел! — удивился Риччо, постукивая себя пальцем по лбу. — Какая муха тебя укусила?

— Я возвращаюсь, — сказал Чезаре с решительным и мрачным лицом.

— Но что я скажу в прачечной? Ты ведь потеряешь работу!

— Ничего. Скажешь, что я по какой-то причине не смог. Выдумай по дороге причину.

И ничего не добавив больше, он действительно повернул назад.

— Но какую же чертову причину я выдумаю? — заорал ему вслед Риччо.

— Какую хочешь! — ответил Чезаре, стремительно удаляясь. — А можешь вообще никакой не выдумывать. — Просить он не любил.

— Пошел ты к черту! — бледный от злости выругался Риччо, но приятель уже не слышал его.

Да, Чезаре не колебался больше: он выполнит задуманное, раз уж он так решил, и деньги, чтобы уплатить за квартиру, он так или иначе достанет. Подходя к своему кварталу, он сделал большой крюк, чтобы избежать встречи с кем-нибудь из соседей или знакомых, и грязными улочками добрался до церкви Сан Лоренцо. Он хорошо знал этот храм и его настоятеля дона Оресте, поскольку часто прислуживал здесь. В левом боковом нефе под изображением святого Лоренцо был специальный ящичек для подаяний, который вскрывался лишь раз в году, обычно в июле. К нему-то и направлялся сейчас Чезаре.

В прошлом году, открыв этот ящик, дон Оресте насчитал в нем целых сто пятьдесят лир, а поскольку уже был конец июня, там должно быть достаточно денег. Чезаре отдавал себе отчет в святотатстве задуманного, но, в конце концов, другого выхода нет. Если Господь Бог всеведущ, он, конечно же, знает об этом и не накажет очень уж строго. Не мог же он, в самом деле, хотеть, чтобы всех их хозяин выбросил завтра на улицу. Это было бы жестоко с его стороны.

Перешагнув, однако, порог маленькой церкви, Чезаре вдруг растерял свою уверенность, хотя и не собирался отступать. Если в этом и был грех, то он все равно его уже совершил в тот момент, когда принимал решение. Церковь была пуста, и проникавший в нее сквозь цветные витражи свет придавал ей особую величественность. Запах ладана, увядших цветов и свечей, тот особый церковный запах, который обычно действовал на него успокаивающе, на этот раз только усилил в его душе тревогу.

Он встал на колени перед изображением святого Лоренцо, в ногах которого был этот ящичек, но, помедлив, обратился с молитвой не к нему, а напрямик к самому Господу Богу.

— Господи, я совершаю нечестивое дело, но я возьму только, чтобы заплатить за квартиру. Сейчас эти деньги Тебе не нужны, а нам они позарез нужны. Господи, я никогда не крал, не хочу и впредь этим заниматься — я просто на какое-то время беру у Тебя в долг. Если Ты одолжишь мне эти деньги, я верну их Тебе с процентами. Честное слово, верну!.. Я принесу и положу их сюда, в этот же самый ящичек…

Чезаре затаил дыхание и прислушался, дожидаясь ответа, но в церкви стояла полная тишина. «Молчание — знак согласия», — решил он и, оглядевшись, чтобы убедиться, что никто не следит за ним, торопливо взломал слабый запор на ящичке лезвием своего перочинного ножа. Быстро отсчитал монеты и монетки, взяв ровно двадцать четыре лиры, и тут же вышел из церкви вон. Он уходил с колотящимся сердцем, но уверенный, что договорился с Господом Богом и свое обязательство перед ним честно выполнит.

Часы на колокольне показывали уже десять, и ему неудержимо хотелось припуститься бегом. Но он пересилил себя и ушел неторопливым шагом, чтобы не вызывать подозрений. До дому он добрался в половине одиннадцатого. Аугусто был занят тем, что наблюдал за младшими, которые, как и все малыши, все время норовили куда-нибудь спрятаться. Славный мальчик был этот Аугусто и усердно исполнял свои обязанности старшего брата.

— Но почему ты не в школе? — спросил Чезаре обеспокоенный. — И где Джузеппина?

— Она велела мне присмотреть за ними, — сказал тот, указывая на Анаклета и Серафину, которые лепили что-то из глины возле уличной водоколонки. — А сама ушла.

— Куда?

— Я не знаю, — ответил мальчик и, увидев побледневшее лицо старшего брата, перепугался. — Я не знаю, она не сказала.

— В какую сторону она пошла?

— Вон туда, — показал он худенькой своей рукой.

Чезаре охватила тревога. Именно там жил хозяин, Энрико Пессина, и Джузеппина явно пошла к нему.

Не говоря ни слова, он бросился к дому хозяина, но до цели и не дошел. Он встретил сестру на полдороге, сидящую с поникшей головой под старым дубом. Сердце его сжалось в страшном предчувствии. Было заметно, что она много плакала, хотя сейчас ее глаза были жгуче сухи. Лицо горело, волосы разметались, ситцевое платье все измято.

— Ты была у него? — спросил Чезаре.

— Да, — не смея солгать, опустила глаза она.

— Зачем ты это сделала? — Он чувствовал, как горло ему сдавила тугая петля.

— Мне казалось, что другого выхода нет, — проговорила она чужим голосом. — Я не хотела, чтобы он выгнал нас на улицу.

— Зачем ты это сделала? Почему не предупредила меня?

Он не собирался укорять сестру, но сердце жгли ярость и обида.

— Мне казалось, что другого выхода нет, — повторила девушка. — Хозяин сказал, что простит нам этот долг, и мы еще целых три месяца можем жить в нашей квартире.

— Пойдем домой.

Чезаре помог ей подняться, и они медленно пошли к дому. Джузеппина кусала губы, наклонив голову, слезы застилали ей глаза.

— Вы никогда не простите меня? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Тут нечего прощать, — ответил Чезаре. — Виновата не ты.

Его невидящие глаза горели ненавистью.

— Мне казалось, что иного выхода нет. — Эту фразу она повторяла снова и снова.

— Забудь об этом, словно этого никогда и не было, — сказал Чезаре. Он протянул руку к сестре и дотронулся до ее волос. — Ты забудешь все это.

— Нет, — сказала она. — Я стану монахиней. Иначе не смогу жить.

— Об этом мы еще поговорим. А сейчас обещай мне, что все это останется между нами.

— Между нами?.. — Она подняла голову и посмотрела на него отчаянным взглядом.

— Да. Тебя видел кто-нибудь?

— Нет, не видел никто.

— Об этом ничего не должна знать даже мать.

Чезаре привел сестру домой и уложил в постель. Дома не было никого — младшие еще играли на улице.

— Мне холодно, — бормотала Джузеппина, укрываясь одеялом. Она вся дрожала, как в лихорадке.

— Это ничего, скоро пройдет, — утешал он. — Главное, чтобы мама ничего не заметила.

— Я встану раньше, чем она вернется, — пообещала Джузеппина.

— Хорошо, — сказал он. — А я ухожу, у меня есть дела.

Выйдя из дома, Чезаре снова направился в церковь. Он шел привычным, знакомым путем, но мир вокруг в одно утро переменился. Это был иной мир, чем тот, в котором он жил до сих пор, — мир темный и враждебный, в котором торжествовало зло. Сердце его сжималось от отчаяния и горя, но страха он не ощущал. Он уже знал, как ему жить в этом мире, он был готов ко всему.

Добравшись до церкви Сан Лоренцо, он подошел к ящичку для пожертвований и положил все деньги на место, все до последнего чентезимо.

— С тобой, Господи, мы в расчете, — сказал он. — Осталось рассчитаться еще с этим дьяволом.

— Ничего себе! Хорош помощничек! — набросилась на Чезаре хозяйка, едва он появился на пороге прачечной. — Ты где это шлялся полдня?

— Мне было нужно. Но этого больше никогда не случится, — глядя ей в глаза, сказал он.