Настя кивнула, кусая губы, чтобы не зареветь. Доктор уже наполнял шприц из очередной ампулы, тревожно поглядывал на старика и предлагал ему все же отправиться в больницу, но тот упрямо мотал головой.

Вошла Лина, взяла девочку за плечо, вывела из комнаты. Отвела Настю в одну из соседних комнат, там было сумрачно из-за закрытых ставен и прохладно. Девочка села на диван, прижала к себе сумку и замерла. Это были самые ужасные часы в жизни Насти. Там, в комнате наверху, умирал дед, с которым она так и не успела подружиться, эти люди не понимали ни слова и смотрели на нее так странно… Комната была полна теней и старых вещей. На беленых стенах висели картины, горка в углу тускло поблескивала фарфоровыми фигурками, но у девочки не было ни сил, ни желания вставать и рассматривать их. Она просто сидела, покачиваясь взад-вперед и погружаясь в какой-то мутный омут то ли дремы, то ли транса. Из этого состояния ее вывел знакомый голос:

– Где моя дочь? Она должна быть здесь! Настя!

– Мама!

Настя рванулась к двери и чуть не упала, потому что ноги страшно затекли, но все же, преодолев слабость, выскочила в коридор и побежала на звук голосов. Вот и холл – вот и мама. Настя уткнулась ей в грудь и зарыдала так, что тело ее ходило ходуном. Лана покрывала ее макушку поцелуями. Женщины были заняты собой, а потому не видели, как Марк, необычайно бледный, вдруг мелко перекрестился и отвернулся, скрывая заблестевшие глаза.

Лана, почти обезумевшая от беспокойства, рвалась на виллу, ничего не видя и не слыша вокруг себя, но он, остановившись уточнить дорогу в ближайшем комиссариате, перехватил сочувствующий взгляд полицейского и, спросив, в чем дело (они оба вполне прилично говорили по-французски), услышал, что несколько часов назад погибли люди, кажется, русские, которые тоже ехали на виллу князя.

– Вы ведь к эччеленца?

Марк кивнул и понял, что никогда не сможет сказать этого Лане. Он молча вел машину и молился, чтобы это оказались какие-то другие люди, чтобы свершилось чудо, чтобы… все, что угодно, только не это, Господи! Две полицейские машины во дворе виллы подтвердили его худшие подозрения, он попытался удержать Лану в машине, хотел как-то ее подготовить, но она выпрыгнула чуть ли не на ходу и бросилась к двери, позвала дочь, и теперь вот они обе – Настя и Лана, живые и здоровые, а он готов молиться с благодарностью кому угодно.


Немного придя в себя, Марк вывел своих женщин на солнце, на улицу, потому что ему не понравилась атмосфера дома и то, как смотрел на них мрачный тип, державшийся по-хозяйски. Усадив их в машину и строго-настрого приказав никуда не уходить, вернулся в дом и с помощью того же французского выяснил у врача, что князь очень плох, потому что с ним, видимо, случился обширный инфаркт, когда он узнал о гибели того русского… который сгорел в машине. Врач почему-то понизил голос и бросил взгляд через плечо на остальных. Марк кивнул, спросил, имеется ли где-нибудь неподалеку гостиница? Доктор покачал головой, но потом вспомнил, что в соседней деревушке можно снять комнаты. Нужно найти кафе и спросить синьору Чиарелли, она все устроит. Марк постарался объяснить, что они остановятся там, отдохнут – и вечером вернутся проведать князя. Врач закивал с видимым облегчением.

Они вернулись в то кафе, где хозяйка кормила Настю пастой. Женщина кивнула девочке, как знакомой, и, видимо, предупрежденная врачом, отвела их на соседнюю улицу, там ужасно похожая на нее женщина назвалась сеньорой Леони и показала им две комнаты на втором этаже каменного дома, просто обставленные, но им все было безразлично, лишь бы сесть и хоть немного отдохнуть. Здесь не было кондиционеров, но старые толстые стены давали прохладу, да и лето еще не раскалило улицы, а потому в комнатах с закрытыми ставнями царил прохладный полумрак. Марк пошел в магазинчик за водой и шоколадками, а когда вернулся, обнаружил, что Лана и Настя крепко спят на большой кровати, прижавшись друг к другу. Он вернулся в кафе, съел тарелку обалденно вкусной пасты и, на цыпочках прокравшись обратно в комнаты, прикорнул на диване.

Вечером они втроем поехали на виллу, но на звонок дверь открыл тот же врач, сообщил, что князь без сознания, и они вернулись в гостиницу тихие и расстроенные.

Князь умер на следующий день, пребывание на Сицилии потеряло смысл. Марк и Настя стояли во дворе виллы, пышно цвели розы, журчал фонтан, вечные горы поднимались вокруг, укрывая остров от невзгод; в божественно красивом окружении чужими и неуместными казались люди, облаченные в черное, с деловым и серьезным видом сновавшие туда-сюда. Марк разговаривал с врачом и между прочим поинтересовался, кто наследует князю. Врач кивнул на высокого мужчину, окружающие называли его Николо. Тот подошел к ним, о чем-то заговорил с врачом. Доктор выслушал, кивнул, спросил Марка, будет ли девочка претендовать на наследство. Марк задумался, пытаясь оценить шансы. Есть ли у Вадима в Москве бумаги? Если да, можно нанять адвоката, Алан кого-нибудь посоветует, наверное, стоит побороться, состояние-то немаленькое. Но тут рядом раздался Настин голос:

– Чего он хочет?

– Он спрашивает, будем ли мы судиться за наследство, а я не знаю…

– Нет!

Марк удивился, уж больно быстро прозвучал ответ.

– Настя, это огромные деньги, можно попробовать…

– Жить хочешь? – спросила девочка.

– Что?

– Марк, ты должен сейчас же решительно сказать, что все бумаги сгорели и мы не будем требовать наследства. Я тебе потом все объясню.

Марк посмотрел на девочку внимательно, но решил не спорить. В конце концов, слова мало что значат.

– Настя сказала, что все бумаги были в машине, которая сгорела, – перевел он. – У нас нет документов, подтверждающих ее родство с князем. А потому мы не будем претендовать на наследство.

Доктор перевел его слова на итальянский. Николо, внимательно смотревший на девочку, кивнул, что-то пробормотал и ушел.

– Что он сказал? – спросил Марк.

Доктор замялся, тогда Марк повторил вопрос более настойчиво.

– Он… посоветовал вам не менять решения, – пробормотал доктор, извинился и быстро ушел.

Марк стоял с отвисшей челюстью, потом повернулся к Насте:

– Что тут, черт возьми, происходит?

– Поехали отсюда, – вздохнула девочка, увидев, что Лана выбирается из машины. – Я тебе потом объясню, не при маме, ладно? А то она совсем никакая.

Марк кивнул. Лана тяжело перенесла стресс. Она все время норовила прижать к себе Настю и время от времени начинала всхлипывать. Когда они вернулись в дом сеньоры Леони, Лана легла в кровать. Она взяла с Насти клятвенное обещание, что та никуда не пойдет, и только тогда успокоилась и задремала. Настя и Марк сидели в гостиной.

– Рассказывай, – тихо сказал Марк, поглядывая на дверь. – Как получилось, что он свалился с обрыва? Честно сказать, мне сообщили, что погибших двое, я чуть концы не отдал от страха за тебя.

– Да… – протянула Настя, – так по-дурацки получилось… я что-то жирное съела и поняла, что до деревни просто не доживу, он высадил меня на повороте, испугался, что я машину уделаю. Я побежала в кустики, а он сказал, что съедет на площадку… там, на краю, было такое местечко – без асфальта…

– Наверное, тормоза не сработали, – вздохнул Марк. – Бывает.

– Не бывает! – Настя испуганно оглянулась на дверь и, подавшись вперед, зашептала: – Он медленно ехал, понимаешь? Ему надо было только спуститься на несколько метров… и потом… я слышала звук удара. Вернее, сначала шум мотора, потому что еще машина пошла по дороге, я пониже пригнулась, черт их знает, может, у них штрафуют за хождение в кустики. Был рев мотора, а потом удар… Я выглянула – за поворот уходил темно-синий джип. Только потом прозвучал взрыв.

Марк, вытаращив глаза, смотрел на девочку. Он видел, что она напугана, кусает губы, пытаясь не расплакаться. Может, это последствия шока? Вот Лана все время спит, а эта сочиняет. Хотя… надо признать, сочиняет довольно связно…

– И я думаю, что виноват этот мужик… Николо. Он так злобно на меня смотрел. А когда я пришла в дом, ну, меня привез полицейский… карабинер, они все пялились на меня, как на привидение. Были уверены, что я тоже умерла. И я подумала… черт с ними, с деньгами… вдруг они и нас достанут? Лучше быть бедными, но живыми… и маму жалко…

Марк подошел, сел рядом. Настя прижалась к его плечу и тихо заплакала.

– Не бойся… – говорил он тихо. – Все позади. Ты цела, и это самое главное. Ты правильно рассудила: лучше быть живыми и бедными, чем мертвыми и богатыми. Я и мама прилично зарабатываем, так что совсем уж безысходная бедность нам не грозит… Хочешь, поедем этим летом в круиз? Я рекламу видел: белый-белый пароход, заходит в разные порты, ты увидишь и Неаполь, и Барселону, и побережье Франции… Хочешь?

– Да. – Настя села прямо, вытерла лапкой нос и спросила: – А бассейн там есть?

– Два.

– А дискотека?

– А то!

– Класс! Лизка умрет от зависти! Ну, я ей привезу что-нибудь.

Некоторое время они сидели молча, мечтая о белом пароходе и спокойной жизни. Потом Настя вздохнула и голосом тети Раи сказала:

– Лучший отдых – это труд. Поэтому не стоит сидеть сложа руки. Не знаешь, тут можно купить приличную бумагу и сепию? Или, может, акварель?

Марк возразил: какой смысл покупать здесь неизвестно что – вот приедем хотя бы в Рим, а лучше домой… Еще никогда в жизни его так сильно не тянуло на родину. Да, Москва чертовски криминогенный город, отморозков там хватает, но на этом райском, залитом солнцем острове тоже, как выяснилось, не ангелы живут. Он вспомнил тяжелый взгляд Николо, испуганные глаза женщины, стоявшей на крыльце, напряженное лицо врача… да, тут явно было нечто большее, чем смерть старика, вполне ожидаемая для человека его возраста. «Надо сматываться отсюда!» – вопил инстинкт самосохранения, а Марк всегда прислушивался к своим инстинктам, путая их иной раз с голосом разума. И в этом нет ничего зазорного, уверяю вас. Вы сами часто отличаете одно от другого?