– Но вы же тоже без маски!

– А мне она не нужна. Я ж ветрянкой в детстве переболела. У меня к ней выработался иммунитет, а вот у вас никакого такого иммунитета нет. Есть у вас марля?

– Нет.

– Хорошо. Вот, возьмите, – врачиха полезла в свою огромную сумку, пошурудила там и достала упаковку одноразовых голубеньких масок. – От себя отрываю, нам от щедрот своих Минздрав отвалил. Таких сейчас еще в аптеке не купишь. Классные, правда?

Полина взяла маски, достала одну и повертела ее в руках.

– Действительно классные, – согласилась она с врачихой и задумалась, почему та сказала, что таких еще в аптеке не купишь. Или она знает, что потом Минздрав эти маски уже и в аптеки направит? Странно, разве аптеки не сами товары закупают?

– Надевайте, скорее.

– Я половину мужу отдам, – сообщила Полина врачихе, надевая маску.

– Вот еще! А ему-то зачем?

– Как зачем? А вдруг заразится?

– Не заразится. Он ветрянкой в детстве переболел.

Врачиха выписала Полине больничный и рассказала, как лечить Кешку. Пока она сидела рядом с его кроватью, Кешка опять уснул.

– Чаю хотите? – неожиданно для самой себя спросила Полина у врачихи.

– Не откажусь, – согласилась врачиха.

Они пошли на кухню. Полина усадила врачиху на бабушкино место за столом и кинулась заваривать чай. Потом они пили чай с вареньем, и Полина жаловалась врачихе, что мама теперь живет в Москве, Кешка в саду постоянно болеет, начальник недоволен ее больничными, а ей никак не найти няню.

– Полина! – радостно сказала врачиха. – Я знаю, кто вам нужен. В вашем же доме, только в соседней парадной, на третьем этаже живет чудесная женщина. Анна Ивановна. У нее дети в Америку жить уехали и внуков увезли. Ее с собой звали, но она не захотела. Побоялась на невесткиной территории оказаться. У них на работе сейчас сокращение, вот ее, как пенсионерку, и сократили. Она работу ищет. Сходите поговорите. У меня телефона ее, к сожалению, нет. Да вы не стесняйтесь, она вам обрадуется. Вот прямо сейчас и сходите, пока Иннокентий ваш спит. Он еще часа два проспит, это я вам точно говорю. Сон – лучший доктор!

Полина от всей души поблагодарила врачиху и после ее ухода помчалась в соседнюю парадную. Там на лестничной клетке третьего этажа обнаружилось аж целых четыре квартиры, но только в одной из них Полине открыли дверь. Дверь открыла симпатичная пожилая женщина с печальными глазами. Полина сразу поняла, что это и есть нужная ей Анна Ивановна. С порога она выложила женщине свою проблему, ссылаясь на врачиху из детской поликлиники. Анна Ивановна заулыбалась, сказала, что никакую врачиху не знает, но работу ищет и няней бы, да еще в соседнюю парадную, пошла бы работать с удовольствием. Уж больно скучает по внукам. Тут же договорились о деньгах и о том, что прямо завтра, не дожидаясь завершения карантина по ветрянке, Анна Ивановна выйдет на свою новую работу. К большой радости Полины Анна Ивановна тоже в детстве ветрянку перенесла и имела иммунитет. Они обменялись телефонами, и счастливая Полина умчалась домой. За всеми этими хлопотами она даже забыла поинтересоваться у врачихи, откуда та доподлинно знает, что Полина в детстве ветрянкой не болела, а вот Скворцов эту болезнь перенес?

Городские

Инспектор ГИБДД старший сержант Пинчук пришел домой усталый и чрезвычайно довольный собой. День выдался хоть и морозным, но на редкость солнечным, безветренным и урожайным. Дежурили с Бобриковым, как обычно, за городом, на верхнем Приморском шоссе. И так-то, по мелочевке, за скорость весьма приличная сумма набежала, а уж когда бабу за сплошную на десятку развели, так и вовсе с Бобриковым обедать в придорожное кафе поехали. Пять – мне, пять – тебе. Можно уже за триста рэ с дачников и не мелочиться. Разве что барыг наглых за штуку упускать никак нельзя. Расслабятся. Потом, после дежурства уже подсчитали, заслали по инстанции и остались, мягко говоря, в полном восторге. На радостях Пинчук хотел было к бабе своей, к Люське, в Сестрорецк на улицу Мосина заехать, да потом решил все же с деньгами к ней не соваться. Ну эту Люську к бесу, прошлый раз Пинчук после нее трех тыров в выручке не досчитался. Вот назавтра выходной, и можно будет к Люське дунуть. Бутылочкой сладенького винца и конфетами обойдется. Пинчук включил телевизор, достал из холодильника огурец и бутылку водки. Выпил стакан, закусил и уставился на говорящую голову. Голова говорила много, правильно, но не вполне понятно о чем. Пинчук с головой был во всем полностью согласен, но его слегка разморило. А ну постой-ка на морозе почитай что целый день! Пинчук прилег на диванчик и провалился в сон под добросовестный бубнеж говорящей головы из телевизора.

Очнулся Пинчук в своем крузаке почему-то на Петроградке, прямо посередине Большой Пушкарской улицы, и пер он при этом навстречу движению. То есть, нарушал, да еще как! Пушкарская-то односторонняя. Это тебе выезд на полосу встречного движения по полной программе. Тут его и цапанули. Тормознул Пинчука гаец, по всему видать, знатный и упитанный. Представился старшим инспектором ГИБДД майором Жумейкиным.

– Нарушаете, – строго сказал майор и отстраненно забормотал знакомую Пинчуку до слез статью о лишении его водительского удостоверения.

Начальство Пинчук уважал и сразу же раскаялся в содеянном безобразии. Однако майор на раскаяние Пинчука наплевал и затребовал у него права. Пинчук похлопал по карманам, повертел башкой туда-сюда, а барсетки-то и нет. А раз нету барсетки, то, значит, нет у Пинчука ни денег, ни прав, ни документов на машину.

– Ага, еще и без документов разъезжаем по встречной полосе! – обрадовался майор, вложил два пальца в рот и громко свистнул.

Странно. Мог бы уж и свистком воспользоваться.

С боковой улочки тут же вынырнул эвакуатор и пристроился перед крузаком Пинчука. Из эвакуатора выскочил мужик с усами, как у «песняра», в милицейской фуражке, кителе и почему-то в трикотажных трениках.

– Эвакуировать будем, товарищ майор? – радостно поинтересовался мужик у Жумейкина.

– Будем. На штрафстоянку в лучшем виде.

– Отличненько, – сказал «песняр» и потер ладони.

– Мужики, я свой, милицейский, – залепетал Пинчук.

– Свой, говоришь? – строго спросил майор. – А ну, покажь удостоверение.

Как знал, сука, что удостоверение в барсетке тоже.

– Братцы, у меня какая-то падла барсетку сперла, а там все, – заныл Пинчук.

– Хватит сиротку корчить. Выходи, Пинчук, из машины, да глянь-ка лучше на небо, – майор открыл дверцу крузака и за шиворот выволок Пинчука на улицу.

Пинчук глянул на небо и обомлел. Прямо посередине Большой Пушкарской, непосредственно над Пинчуком клубилась черная туча. Внутри тучи грохотал гром и сверкали зарницы.

– Чего это? – испугался Пинчук, аж голову руками прикрыл.

– Это обида, – строго сказал майор Жумейкин.

– Какая еще обида?

– Бабу, помнишь, сегодня с Бобриковым на десятку развели?

– Откуда знаете? – удивился Пинчук.

– Знаем. Так вот, баба та на тебя обиделась, заплакала даже. И это вот была последняя капля. Туча-то над тобой давно висела.

– Какая туча, вы чего, мужики? – недоумевал Пинчук.

– Эх, – вздохнул майор. – Темнота! Ты людей, поди, на дороге грабишь, или забыл? Вот они на тебя и обижаются. Обида растет, в тучу над тобой собирается, а потом шарнет тебя молнией.

– Я не граблю, я по закону, – встрепенулся Пинчук, даже ногу в сторону отставил, как принц в балете «Лебединое озеро».

– По закону, говоришь? Это точно. Законом тебе велено выписывать населению штраф и отправлять население в сберкассу. А населению, как говориться, пох… куда ты, Пинчук, его штрафуешь. В собственный карман или сберкассу. А вот тот хрен, который придумал за сплошную прав лишать, тот ведь думал, что на тебя нашел управу и может тебя за взяточничество вязать. Сволочь! И вот тут народ за благо считает тебе боты целовать, только бы прав не лишиться. А ты, Пинчук, рискуя статьей за взятку, идешь народу навстречу. Молодец.

– Так я, выходит, народный герой?

– Ты, Пинчук, крыса, потому что напрочь забыл о своей главной функции!

– Какой еще функции?

– Предупредительной! – Майор поднял вверх указательный палец.

Туча угрожающе заворчала.

– А что за молния меня шарнуть может? – на всякий случай полюбопытствовал Пинчук. Он уже понял, что заснул дома перед телевизором и видит занимательный сон. И что права и машину никто у него не отнимет. Так, пуганули только. Предупредительную функцию свою выполнили.

– Ну, конкретно не знаю, но обычно болезнь какая-нибудь неизлечимая с человеком случается…А может, и фурой тебя зашибет, когда ты в кустах на население охотиться будешь.

– А, если я, положим, в церковь пойду, свечку поставлю да прощения попрошу? – Пинчуку стало совсем интересно, как в кино. Уж больно все натурально происходит.

– Бог простит. Он добрый. А вот люди ни за что не простят. Особенно бабы. Они ж в ярости чисто ведьмы становятся. Ты у нее сегодня права отнял или на десятку наказал, а она тебя на всю жизнь оставшуюся приложит. Так-то вот. – Майор снял фуражку и почесал лысину. – Ладно, считай, предупредили тебя, можешь ехать.

– А чего же мне делать-то теперь? Я под фуру не хочу, – растерялся Пинчук. Очень уж майор убедительно говорил.

– Чего, чего? Добро делай людям, вот чего! Авось и уравновесится. – Майор сел за руль эвакуатора, «песняр» пристроился на грузовой платформе и помахал Пинчуку рукой.

Этот «песняр» Пинчуку особенно не понравился, все скалился и напоминал кого-то.

– Пинчук, а Пинчук, ты только глянь, чего вытворяет! Вась, ты чо, заснул что ли? – услышал Пинчук встревоженный голос Бобрикова. Далее последовал отборный мат.

Пинчук открыл глаза и огляделся. Оказалось, что сидит он на переднем сидении патрульной машины, а рядом с ним за рулем матерится Бобриков. Ничего себе закемарил! И так все натурально. Особенно, когда водку перед теликом пил. Пинчук потер лицо, отгоняя остатки сна, и глянул на дорогу. По дороге, странно вихляя, юзом прямо на машину ГИБДД ехала бетономешалка. Синенькая, разрисованная ромашками. Бобриков опять проматерился. Пинчук вжался в сиденье.