Катя в сотый раз спрашивала себя, зачем ей, чьим золотым правилом было не связываться с семейными, надо было впутаться в такую авантюру.

Она знала многих женщин, которые вот так разрушили свою жизнь. Теперь она, можно сказать, визитная карточка программы «ТВ-Утро», завоевавшая симпатии и мужской и женской аудитории, лидер различных рейтингов, так что не возникало и тени сомнения, что именно она будет награждена премией БАФТА, цепенела от ужаса.

Как обычно Джоанна сразу поняла состояние своей подруги. Оки дружили уже много лет и понимали друг друга без слов.

— Катя, ну не волнуйся.

— Да я и не волнуюсь, — солгала та, но, заметив скептическое выражение лица Джоанны, поняла, что провести подругу не удалось. Если бы дело было только в этой проклятой премии, думала она, если бы все происходило как обычно, я бы все рассказала Джоанне и Лиз. Но сейчас это невозможно. Да и будет ли когда-нибудь возможно?

Ей впервые предстояло встретиться на публике с человеком, которого она любит — вот почему она так беспокоилась. При мысли о сегодняшнем вечере она приходила в ужас, и это не было преувеличением. Вся эта история, длящаяся уже восемь месяцев, может их скомпрометировать, ведь их могут выдать даже взгляды. Катя молила Бога, чтобы искусство владеть собой, которому она как телеведущая специально обучалась, ее не подвело.

— Если бы мне накладывала макияж Барбара Дейли, то не пришлось бы три раза подкрашивать губы, пока ехали от Челси до Мейфера, — сказала Джоанна и, внимательно посмотрев на Катю, продолжила: — Что тебя так беспокоит? Если не премия, то что? Наверняка он там будет. Ты уже несколько месяцев себя мучаешь. Ладно, не говори, но придет время и ты все расскажешь.

Катя колебалась. Мысленно она уже решилась довериться Джоанне, но вместо этого глубоко вздохнула и встряхнула головой. Ее светлые волосы, которые она унаследовала от польских предков, пахли ароматом «Голден Эш» от Дэниела Голвина.

— Скажи, я его знаю? — настаивала Джоанна, стараясь подобрать ключи к разгадке. — Он какая-нибудь знаменитость, да? Он женат, да?

— Извини, Джо, но я не могу тебе ничего сказать. Не сейчас.

— Ладно, но если передумаешь — я рядом.

Джоанна всегда была рядом. И Лиз тоже, это уже хорошо. Как бы ни были они заняты, у них всегда находилось время поговорить, дать нужный совет, выложить свои проблемы или просто поболтать, обменяться сплетнями или рассказать о том, что они будут делать, когда «вырастут». Катя, Лиз и Джоанна знали друг друга уже двенадцать лет и за эти годы стали близки, как сестры. Даже ближе.

С самого начала они все всегда делили на троих: работу, квартиру, знакомства — все, кроме мужчин, и стали такими подругами, что сами удивлялись. Хотя им всем было присуще то, что они сами называли проклятыми амбициями, даже сверхамбициями, доходящими до эгомании, они легко ладили между собой.

Когда Джоанна организовывала фотосъемку для рекламы новых моделей одежды в своем журнале, она смогла достать там сногсшибательные колготки, которые как раз подходили к новому платью Кати от Сони Рэкел. Джоанна была так рада, словно купила их себе.

Когда Лиз присутствовала на банкете по случаю приезда нового американского посла в Уинфилд-хаус, там была также жена президента, которая отказалась давать любые интервью лондонским журналистам. Джоанне нужно было как-то раздобыть материал на статью для журнала. И Лиз, поговорив с пресс-секретарем Первой Леди, удалось добиться того, что та смягчила свое решение и дала эксклюзивное интервью для журнала Джоанны.

А Кате, благодаря своему статусу звезды и красоте, удавалось заводить связи с нужными мужчинами. Как только они пытались за ней приударить, она быстренько знакомила их с Лиз или Джоанной, когда та еще не была замужем.

Шофер сдержанно кашлянул и с извиняющимся видом посмотрел по сторонам.

— Я боюсь, мисс Крофт, мы здесь еще минут пять простоим. А насчет дождя не беспокойтесь: доставлю вас прямо к парадному подъезду.

«Бентли» отделяло от входа в гостиницу еще пять машин. Под навесом у входа, где была постелена красная ковровая дорожка, толпились десятки фоторепортеров. Катя нервно вздохнула, и Джоанна похлопала ее по руке.

— Выглядишь великолепно. Ну, расслабься. Мы находимся не в онкологическом диспансере, подумаешь — вручение премии. Выше голову. — Джоанна положила руки себе на талию. — Возможно, я одеваю это платье в последний раз. Модельер, конечно, может гордиться своей работой, но его наверняка хватил бы инфаркт, если бы он увидел, что швы того гляди разойдутся. Я думаю, в его планы не входило, чтобы было видно каждый стежок, — она вздохнула. — Сегодня платье на меня еще влезло, но скоро придется покупать новое. Когда готовишься стать матерью, не успеваешь менять гардероб.

Катя нежно погладила Джоанну по животу. — Я уверена, что на этот раз ты действительно станешь мамой, — сказала она. — Ты себя нормально чувствуешь?

— Здесь что-то душно. Через минуту все будет нормально, — ответила Джоанна. И ей почти удалось убедить себя в этом. А интересно, почему все-таки Катя сегодня так волнуется?

У Джоанны это была четвертая беременность, три предыдущих не привели к рождению ребенка. Катя и Лиз помнили и тот день, когда у их подруги случился выкидыш, и ту ночь, когда ребенок родился мертвым и был прямиком отправлен в лабораторию. Они тогда не знали, кого первого успокаивать: Джоанну или ее мужа Джорджа.

Джоанна часто задавала себе вопрос, не был ли причиной этих несчастий аборт, который она сделала на Майорке, и сможет ли она наконец родить здорового ребенка?

Она только сегодня вернулась из Нью-Йорка. Ее врач с большой неохотой дал разрешение на эту поездку, заставив свою пациентку торжественно поклясться, что она пробудет там не более трех дней и вообще будет беречься. Она прилежно сдержала слово, если, конечно, не считать, что сейчас приехала на церемонию вручения премии БАФТА, что могла бы и не делать.

Она обожала Манхэттэн и ездила в Нью-Йорк каждый год. Рестораны с официантами, перечисляющими вам фирменные блюда так, будто читают поэму; широкие тротуары Пятой авеню, где до позднего вечера торгуют книгами; кони и кареты в Централ-парке; наконец, люди на улицах, и зимой и летом в темных очках — все это порождало эмоции, которые невозможно выразить словами. Воздух Нью-Йорка пьянил.

Основной целью этих поездок были встречи с коллегами и обсуждение способов повышения читательского интереса к журналу. Они также давали возможность собрать материал для статей и проверить, не проявил ли кто-нибудь из сотрудников малодушие, согласившись работать в каком-либо нью-йоркском журнале.

В этом городе находили работу очень многие журналисты, и казалось, что каждый, кто говорит по-английски, может там как-нибудь устроиться. Джоанне сделали не одно интересное предложение, однако как ни заманчиво было бы их принять, она чувствовала, что ее будущее связано с Великобританией, с Джорджем, с Катей и Лиз.

Джоанна первая из них вышла замуж. Ее свадьба с Джорджем состоялась в семейном поместье жениха, расположенном в Броад-Чалке, что в самом центре графства Уилтшир. Бракосочетание проходило в церкви шестнадцатого века. Катя и Лиз на свадьбе были не только потрясающе красивыми подружками невесты, но еще и служили Джоанне защитой от враждебно настроенной свекрови. Джоанна навсегда запомнила, каким ледяным взглядом посмотрела на нее свекровь, когда Джордж сообщил, что они собираются пожениться. Мысль, что ее единственный драгоценный сыночек, сэр Джордж Перигрин Лангфорд, женился на разведенной женщине, приехавшей из Южной Африки, дочери обанкротившегося бизнесмена и матери-алкоголички, до сих пор причиняла Кэтрин Лангфорд боль. Зачем Джорджу понадобилось брать в жены иностранку, когда он был знаком со множеством равных ему по положению английских девушек?

Джордж занимался съемкой репортажей, что было частью какой-то программы по оказанию гуманитарной помощи. Ему нужна была работа, на которой он вносил бы личный вклад в развитие общества, а не способствовал увеличению вклада в банке. Джоанна зарабатывала значительно больше, чем ее муж, но деньги ей платили не за просто так. Джоанне, так же как Кате и Лиз, приходилось работать с полной отдачей, посвящать себя своему делу целиком, достигать успеха собственными силами в условиях жесткой конкуренции. Все трое знали этому цену. И то, что всех троих приглашали на такие престижные тусовки, какой была, например, сегодняшняя, было вовсе не случайно.

Катя всерьез забеспокоилась — Джоанна побледнела и держалась за живот.

— Может, сказать водителю, чтобы сидел в машине, вдруг ты захочешь пораньше уехать домой?

— Спасибо. Так мне будет спокойнее, — ответила Джоанна. — Ты совершенно права. На таких мероприятиях самое главное происходит вначале. Именно вначале устанавливаешь контакты. Если я смогу это сделать, то буду считать свою работу выполненной. Мне бы очень хотелось посмотреть, как тебя будут награждать, но боюсь, придется поехать к себе и смотреть церемонию по телевизору.

Телефон в машине снова зазвонил, и Лиз с легким джорджийским акцентом сказала:

— Только что подъехали на несколько дюймов ближе. Я вас потеряла из виду, вы где?

Джоанна крикнула в трубку:

— Как раз приближаемся к входу. Как там мужчина, принявший слишком большую дозу?

— Не похоже на попытку самоубийства. А как каша звезда экрана?

— Нервничает. Все время, пока мы сидим в машине, смотрится в зеркало. Удивляюсь, как она не взяла с собой Барбару Дейли, раз у нее сегодня свидание.

— Катя, не переживай, все будет нормально, — сказала Лиз.

Ужасно обидно, думала Катя. Вроде бы должен быть отличный вечер. Ее лучшие подруги предсказывают, что она получит эту премию, а ей самой хочется куда-нибудь скрыться. Все же жизнь — такая дерьмовая штука. Ты работаешь, работаешь, и вот однажды, когда ты на вершине, греешься в лучах славы и получаешь удовольствие, приходит что-то такое, отчего ты начинаешь чувствовать себя несчастной. Любовь, например.