– Она сама хочет, чтобы я поехал.

Роберт вздохнул, следуя за Джеком в гостиную.

– Ох, погубят тебя твои женщины, помяни мое слово, – вполголоса сказал Джордан.

Сияющая Лили вплыла в гостиную с подносом в руках. На подносе румяной корочкой золотилась индейка, источая сводящий с ума запах. Девушка водрузила поднос на красиво сервированный стол и села рядом с мужчинами.

Джек затеял этот ужин только для того, чтобы разрядить обстановку. Но сейчас он чувствовал себя не в своей тарелке. Ему хотелось убежать ото всех и позвонить в Харлем.

– Джоунс! – донесся до него укоризненно–обиженный голос Лили. – Я уже в пятый раз спрашиваю: тебе положить еще кусочек индейки?

Джек тряхнул головой.

– Нет, не нужно. Извини.

– Ты какой–то задумчивый. Хорошо себя чувствуешь?

Джек чувствовал себя очень хорошо, чего с ним не было уже очень давно.

– Да, спасибо, Лили.

– Когда мы поедем с тобой в Харлем? – спросила девушка. – Думаю, не стоит тянуть с отъездом. Можно взять билеты прямо на завтра.

– Мы? – Джоунс слегка опешил. – Ты хочешь полететь со мной?

– Она моя лучшая подруга, Джек! – обиделась Лили. – Как ты мог подумать, что я оставлю ее одну!

Роберту с трудом удалось сохранить серьезную мину. Джеку сильно захотелось съездить ему по голове.

– Нет, Лили. Я поеду один. Тебе лучше остаться здесь. Кому–то нужно присмотреть за квартирой и вести дела в мое отсутствие.

– Но, Джек… – запротестовала Лили.

– Я люблю тебя, милая, – мягко произнес Джоунс. – Я не задержусь там надолго. К тому же, думаю, если бы Кэтрин нужна была твоя помощь, миссис Кингсли позвонила бы тебе, как считаешь?

Лили обиженно уткнулась в тарелку.

– Я буду звонить тебе каждый день и рассказывать, как продвигается ее выздоровление, – попытался смягчить свои слова Джоунс.

– Ладно, – Лили чуть–чуть смягчилась. – Я соберу твои вещи, а ты купи билет на самолет.

Джек знал, что Лили соберет его в дорогу очень тщательно и заботливо. Но, на самом деле, он хотел взять с собой одну–единственную вещь. Джек сунул руку в карман и сжал лежащий там ключ с брелоком в виде белого БМВ.

Джек нажал кнопку дверного звонка. Раздалась мелодичная трель, и он отступил назад, оглядывая дом. Он помнил, какое впечатление производила на него вся та улица, на которой жила Кэтрин, и ее дом в том числе. Это был местный «Ист–Сайд», и таких, как Джек, здесь никогда не жаловали. Во всяком случае, раньше. Элегантные особняки высотой в несколько этажей, все, как один, заставляли трепетать от какого–то глупого восторга. Дом Кэтрин был самым старинным из всех, хотя его внешняя отделка и подвергалась некоторым современным изменениям, таким, как спутниковая антенна на крыше и отвод кондиционера в окне первого этажа.

Раздались шаги, и дверь отворил дворецкий.

– Проходите, мистер Джоунс.

Первый и последний раз здесь Джек был на приеме в честь Рождества. Но тогда дом был полон народу, и он не мог по достоинству оценить его внутреннее убранство, да и мысли его были заняты совсем другим.

Джек вошел внутрь. Дворецкий проводил его в гостиную, сообщив, что миссис Кингсли придет через минуту. Джоунс озирался. Если обстановкой занималась сама миссис Кингсли, то вкус у нее был отменный. Ничего лишнего, сдержанные тона, атмосфера уюта и теплоты вместе с элегантностью и удобством. На каминной полке стояло несколько фотографий в рамках. Джек встал, чтобы рассмотреть их поближе. На большинстве была Кэтрин: начиная с младенчества, где она широко улыбалась, обнажив два прорезавшихся зуба, и заканчивая ее фотографией на красной ковровой дорожке в честь премьерного показа фильма «Дорога в никуда».

– Мистер Джоунс?

Джек вздрогнул и обернулся. В гостиную вошла миссис в Кингсли в костюме светло–кофейного цвета.

– Пожалуйста, мэм, зовите меня Джек.

Они сели друг напротив друга, и Джоунс замер в ожидании.

– Я рада, что вы приехали.

Дворецкий внес в гостиную поднос с кофе и ароматными булочками.

– Пожалуйста, Джек, угощайтесь.

Джоунс потянулся за кружкой и отхлебнул немного ароматного напитка. Вкус был умопомрачительный. Да уж, в этом доме, похоже, абсолютно все было на высшем уровне.

– Джек, мне непонятно, что связывает вас и мою дочь, но я была вынуждена просить вас приехать, – немного резковато начала Софи.

Джоунс на всякий случай отставил кофе в сторону.

– Вынуждены, мэм?

Софи поджала губы.

– С тех пор, как Катарина вернулась домой, не проходит ни дня, чтобы она не спросила что–нибудь о тебе. Мы всеми силами стараемся, хоть и ненавязчиво, пробудить в Катрин воспоминания. Доктор сказал, что не нужно делать это насильно. Воспоминания вернутся сами, со временем. Возможно. Подтолкнуть этот процесс может что–то, что послужит катализатором. Здесь все, – Софи повела рукой по гостиной. – Должно говорить Катарине о прошлом. Это ее дом. Но она не помнит. – Софи отпила кофе.

– Вы считаете, что таким катализатором могу быть я? – напрямую спросил Джек.

Софи проницательно посмотрела на него.

– Джек, я не буду вспоминать прошлое и считать пролитые Катариной из–за тебя слезы. Я всегда понимала, что отношения между вами могут вырасти во что–то большое. Вы мучите друг друга уже много лет, ваши чувства не приносят вам счастья. Я не стала рассказывать своей дочери, ради ее же блага, о том, что происходило между вами. Для нее ты – самый близкий друг.

Джек горько улыбнулся.

– Это не правда, мэм. Вранье никак не поможет вернуть Кэтрин память. Возможно, вы смогли бы добиться успеха, если бы рассказали ей все самое плохое, что было между нами.

Софи прищурила миндалевидные глаза.

– Я предпочту не знать о том плохом, что между вами было. Я даю тебе полную свободу. Но, учти, Джек: если ты снова сделаешь моей дочери больно, ты больше никогда ее не увидишь.

Повисла неприятная пауза. Первым ее нарушил Джек:

– Я сделаю все, что в моих силах, миссис Кингсли.

– В таком случае… – Софи отставила пустую чашку и взглянула на часы. – Катарина будет дома через десять минут. Отправляйся наверх, в ее комнату. Устроим ей маленький сюрприз.

Джек встал с кресла, Софи вслед за ним.

– И помни, Джек, – сказала она, провожая взглядом его поднимающуюся по лестнице фигуру. – Больно бывает не только от плохих поступков.

Джек вошел в комнату Кэтрин и прикрыл за собой дверь. Миссис Кингсли дала ему вполне ясно понять, что никаких романтических отношений быть между ними не может. Если он опять оставит ее и уедет в Сидней, это разобьет Кэтрин сердце.

Комната Кэт была явно подростковой. Она жила здесь, когда училась в школе. Розовая–прерозовая, с кучей мягких игрушек и разных милых штучек, которые так любят девушки. Однако ощущалась здесь рука и новой Кэтрин, взрослой и переосмыслившей всю своей жизнь. Джек примерно представлял себе, что должна была чувствовать Кэт, попав в место, где она якобы жила раньше, где все находившееся принадлежало ей. Он представлял, как она с удивлением разглядывала каждую вещь, пытаясь найти отпечаток своей личности и понять, какой она была раньше. Кэтрин протестовала против себя прежней. Это он понял сразу, едва взглянув на зеленое покрывало, которым была накрыта кровать. Зеленый цвет резко выделялся в розовой комнате и не вписывался в интерьер. На манекен в углу, предназначенный для «важных» платьев, была надета майка с яркой надписью «Sexy». Среди рядов мягких игрушек наблюдались большие дыры. Джек подозревал, что некоторые из них впали в немилость и были заперты в шкафу. Стена над кроватью, где были расклеены фотографии Кэтрин с друзьями, была вся изрисована и исписана. Джек подошел поближе. Некоторые фотографии были перечеркнуты, другие несколько раз жирно обведены маркером. И под всеми были надписи. Например, под фотографией Маделайн Форбс в выпускном платье красовалась надпись «циничная стерва», а лицо Кристиана на соседней, где они стояли всем выпускным классом, было перечеркнуто. Джек нашел еще несколько зачеркнутых лиц. Наверное, Кэт встретилась со всеми ними и попыталась понять, что представляет из себя тот или иной человек. В самом низу была приклеена его собственная фотография. Сердце у Джека дрогнуло. Было видно, что ее приклеили туда совсем недавно. Его лицо не было обведено или зачеркнуто, не было никаких надписей. Только большой и жирный знак вопроса рядом.

Хлопнула входная дверь, раздались радостные голоса. Джек вздрогнул и отошел от стены. Через несколько секунд раздался стук приближающихся каблучков, и дверь распахнулась. Кэтрин была вся окружена бумажными пакетами, из–под которых виднелись лишь рыжие кудри. Она свалила все пакеты на кровать, не замечая стоящего напротив Джека, резво запрыгнула на нее, выудив из–под подушки черный маркер, жирно зачеркнула еще одно лицо и написала под ним «надменная и самовлюбленная сука», после чего соскочила с кровати и заметила, наконец, Джека.

– Ой, – только и смогла сказать она, смущенно порозовев и бросив быстрый взгляд на стену со следами своего преступления. – Ты не подумай, я такого мнения не о всех людях.

Джек улыбнулся.

– Твое право думать о каждом так, как ты считаешь нужным.

– Как ты здесь оказался? – полюбопытствовала Кэтрин, сдвигая шуршащие пакеты с покупками в сторону и садясь на кровать.

– Твоя мать пригласила меня.

– И ты приехал?

– Я приехал.

– Ты хотел ехать или тебя заставили?

– Это допрос?

– Нет, – Кэтрин смутилась. – Прости. Просто… – она запустила пальцы в волосы, потом развела руки в стороны, приоткрыла рот, подбирая слова, затем вздохнула и упала назад, на кровать.

– Я понимаю.

– Правда? – она приподняла голову.

– Я для того и приехал, чтобы помочь тебе, – Джек подошел к кровати и сел рядом с ней.

– Мама говорила, мы были с тобой друзьями.

Джек заколебался. Он так и не решил, какую позицию ему выбрать.