На тонкой шее Кэтрин красовалось ожерелье из мелкого жемчуга, а волосы, которые Том привык видеть уложенными пышной массой непокорных кудряшек, как это было модно при дворе короля Карла, были скромно стянуты в большой узел на затылке, и лишь одна свободная прядь спадала вдоль прелестного лица девушки.

Том тоже успел переодеться. Изрядно поношенные, но все же не протертые до дыр куртка и штаны из черного бархата, отделанные серебряной тесьмой. Рубашка снежно-белая (а не застиранная до желтизны, как раньше!), с воротником из вполне приличного кружева. Сапоги, разумеется, безупречны – как всегда. Он побрился и уже не так походил на лесного дикаря, как Кэтрин окрестила его про себя. Волосы его, впервые с тех пор, как она познакомилась с ним, были аккуратно причесаны, на голове сидела большая черная шляпа с высокой тульей, на которой поблескивала крупная серебряная пряжка.

Разумеется, его нельзя было назвать писаным красавцем, но девушка вспомнила французскую поговорку, по которой даже дурнушку можно счесть привлекательной, если она обладает особенным, присущим только ей очарованием. Видимо, это правило приложимо и к мужчинам.

– Ты задумалась? – проницательно заметил Том. – Что же так заинтересовало тебя, жена, что ты оказалась где-то далеко-далеко – по крайней мере в мыслях?

Она ничуть не смутилась.

– Да так… Просто я рада, что снова чувствую под ногами землю.

Двое суток назад пакетбот встал на якорь у пристани недалеко от Антверпена – по Вестфальскому мирному договору[12] порт был закрыт. Город, расположенный во Фландрии, до сих пор официально входил во владения Австрийской империи.

Ступив на сушу, Кэтрин с ужасом почувствовала, как земля вздымается под ее ногами, словно палуба корабля, и лишь сильные руки Тома помогли ей не потерять равновесие.

Сегодня все было иначе. Трактир, в котором они остановились, поражал своей чистотой. Выложенные черно-белой плиткой полы сияли так, что было больно глазам – служанка подметала и мыла их по нескольку раз в день. Постельное белье благоухало свежестью, как и полог над постелью. Все это разительно отличалось от грязных трактиров, в которых Кэтрин доводилось ночевать, когда труппа театра колесила по дорогам Англии.

Мебель в трактире была простая, но удобная, а медные, оловянные и серебряные тарелки, что виднелись в буфетах, начищены до блеска. На одной из стен большого зала висело большое зеркало, а противоположную стену украшал гобелен с изображением Юпитера, который превращался в лебедя, дабы соблазнить Леду. Пожалуй, в Лондоне нашлось бы не много особняков, готовых соперничать с подобной роскошью. Том сказал, что такой достаток и чистота обычны для Нидерландов.

Теперь они готовились посетить некоего Амоса Шоотера, через которого Том надеялся выйти на Грэма. С утра пораньше Том сходил по адресу, который дал ему сэр Гоуэр, но ему сказали, что человек по имени Уильям Грэм никогда не проживал там.

– Ясное дело, это ложь, – пояснил Том, обращаясь к Кэтрин и Джорди, – но таковы уж правила игры. А теперь мы навестим человека, которому, как мне кажется, можно доверять – чуть-чуть.

– Я думал, хозяин, вы никому не доверяете, – засопел Джорди.

Том не обратил внимания на его Слова.

– Нам следует одеться получше, чтобы нас не приняли за бедняков, явившихся клянчить денег у богатого родственника. Только смотрите, не перестарайтесь – это покажется не менее подозрительным. Не найдется ли у вас льняного чепчика, сударыня? Замужним женщинам не пристало ходить без головного убора.

Кэтрин покачала головой.

– Жаль, – вздохнул он. – Ну, ничего, завтра мы сходим за рынок, и я, как заботливый муж, куплю вам чепчик. Сегодня уже поздно.

Итак, они постучали в тяжелую дубовую дверь богатого дома из красного кирпича, расположенного неподалеку от рыночной площади. Краснощекая служанка отворила дверь и суетливо провела их в большую комнату, окна которой выходили во двор, уставленный цветочными горшками.

– Судя по всему, дела у Амоса идут неплохо, – прошептал Том на ухо Кэтрин. – Я слышал, что он женился на богатой невесте, но не подозревал, что он так разбогател. А, Амос, друг мой, вот мы снова встретились! – воскликнул он, когда в дверях показался рослый мужчина.

Хозяин приветствовал их очень радушно и сердечно обнял друга. Наконец Амос чуть отстранился от Тома и всмотрелся в его лицо.

– Дружище, да ты, похоже, еще подрос – вижу, судьба милостива к тебе. А это твоя жена? Том, а ведь я помню, как ты клялся, что никогда не женишься. Особенно после того, как прелестная Кларинда наставила тебе рога!

– Что поделаешь, старина Амос, не только женщины обладают переменчивым нравом. Это моя женушка, Кэтрин, и жизнь действительно не обижает меня, хотя до тебя мне еще далеко, – он шутливо похлопал хозяина по внушительному брюшку. – Когда мы воевали вместе, ты был постройнее, да и одевался без такого шика!

– Ты прав, но как же давно это было! Я стал совсем другим – теперь я всеми уважаемый торговец, и все благодаря Изабель. – Он обнял зардевшуюся жену и звучно поцеловал ее.

Значит, прелестная Кларинда – кем бы она ни была – обманула Тома… Отчаянного нрава особа, если осмелилась так рисковать!

Казалось, весь день пройдет впустую. Амос поручил супруге приготовить угощение для нежданных гостей, а сам принялся обсуждать с Томом давние сражения и приключения прежних дней и вспоминать давно погибших товарищей.

Несколькими днями раньше Том поведал Кэтрин, что главный талант тайного агента, который умеет добиться своего, – это терпение. Вот и сейчас Том предпочел говорить о чем угодно, только не о том, что привело его в Антверпен. Впрочем, подумала Кэтрин, очень приятно сидеть в теплой, уютной комнате, пить вино и закусывать его свежими булочками с маслом.

Неужели Том тоже отдыхал, болтая со старым другом, смеясь и распивая отличное красное вино? Или же он анализировал все, что слышал в этой дружеской беседе? В разговоре мелькало множество незнакомых Кэтрин имен. Том сказал ей перед тем, как они покинули трактир, что в политике Амос всегда на стороне тех, кто обещает ему более щедрую награду. Республиканцы или роялисты, турки или христиане – ему все равно.

– А ты? – спросила она у него тогда. – Ты такой же, как и Амос?

– А уж это, – ответил он, подарив ей белозубую улыбку, на мгновение преобразившую его лицо, – ты решишь сама, когда наше задание будет выполнено.

Он был увертлив, как угорь, – пожалуй, для тайного агента нужное качество. Сейчас, глядя на то, как он сидит, развалившись в кресле и держа в руке бокал вина, можно было подумать, что больше всего на свете он рад возможности посплетничать со старым другом.

– А как там Уильям Грэм? – поинтересовался он наконец. – Я слышал, что он обосновался в Антверпене.

Интересно, почудилось Кэтрин или доброжелательное, спокойное лицо Амоса Шоотера и правда чуть заметно дрогнуло? Словно из-под маски равнодушного, довольного своим житьем-бытьем торговца вдруг выглянул закаленный в безжалостных боях наемник, которым он был когда-то. Не прошло и секунды, как он снова овладел собой и расхохотался.

– Уильям Грэм? Вот уж не думал, что ты с ним знаком, Том! Вы с ним совсем разные люди!

– Я его не знаю, но мне говорили, что с ним полезно было бы подружиться.

– Вот это верно. Он живет не больше чем в миле отсюда. По слухам, то и дело переезжает из города в город. Этого требует его бизнес, но не спрашивай меня, чем он занимается.

Том сделал большой глоток вина и сменил тему беседы.

Чуть позже мистрис Шоотер показала Кэтрин дом и провела ее через маленькие воротца в сад, где росли пряные травы и овощи, а летом созревали фрукты. Прежде чем вернуться в дом, Изабель проговорила на ломаном английском, которому научил ее Амос:

– Вашему мужу не следует доверять этому Грэму – я говорю это ради вас.

– Но почему? – Кэтрин постаралась задать свой вопрос как можно более невинным тоном, и ей это удалось.

Изабель Шоотер покачала головой.

– Не могу вам сказать. Мне вообще не следовало говорить об этом. Но вы славная девочка, даже если ваш муж и не тот весельчак, за которого себя выдает.

Как и Амос, цинично подумала Кэтрин. Вряд ли Тома можно назвать весельчаком, однако сейчас он действительно разыгрывал рубаху-парня.

Она ничего не ответила, вспомнив слова матушки-фламандки, которая говаривала, что умение вовремя промолчать – дар куда более ценный, чем красноречие.

– У вас чудесная жена, сэр. Молю вас, берегите ее, – на прощание сказала Изабель Тому.

– С чего бы это она расчувствовалась? – поинтересовался Том, когда они зашагали обратно. Джорди провел несколько блаженных часов в людской и от души напробовался местного светлого шипучего пива, и теперь шел за ними, слегка покачиваясь.

– Она думает, что я – милое, невинное дитя, которое нуждается в защите. По ее мнению, тебе не следует слишком доверять Уильяму Грэму.

– В самом деле? Ну, так я и не собираюсь ему доверять – как, впрочем, и Амосу. А больше она ничего не говорила?

– Она лишь заметила, что ты только притворяешься весельчаком.

Том резко остановился, и Джорди, который шел, сонно свесив голову, наскочил на него и заработал от хозяина несколько крепких словечек.

– Вот как? Умница, ничего не скажешь. Но если она так умна, почему вышла за Амоса?

Кэтрин пожала плечами:

– Люди вступают в браки по разным причинам. А что, весельчак Амос сказал тебе, где искать Уильяма Грэма?

– Сказал, но не предостерег меня в отличие от супруги. Боюсь, он считает меня столь же двуличным перевертышем, каким является сам.

– Но ведь и ты, и я тоже играем сейчас отведенные нам роли.

Том, громко расхохотавшись, заметил:

– Видимо, отныне мне придется следить за всем, что я говорю. Из тебя вышла бы славная помощница Уиллу Уэгстэффу – из тех, что вышивают слова своих хозяев золотом.