«Пора сворачивать лавочку, — понял Владимир Григорьевич. — И разбираться с виновными».

Для приличия он помедлил еще пару минут, великодушно давая заблудшим душам возможность реабилитироваться. Но никто не пожелал.

Одним из многочисленных талантов Добрышевского было умение вовремя ставить точку. Он поблагодарил собравшихся за внимание, посетовал на дела и уже вставал из-за стола, когда рыжая ведьма из «Нашей молодежи» сунула ему под нос диктофон:

— Последний вопрос, Владимир Григорьевич. Что вам известно о компании «ГоречанскСтройКом» и предполагаемом строительстве на северо-востоке коттеджного поселка?

Зал поплыл перед глазами Добрышевского. Узкое бледное лицо журналистки потеряло свои очертания, лишь темная оправа очков четко выделялась в сгустившемся тумане.

Она не может этого знать…

Усилием воли Добрышевский разогнал туман, заставил себя посмотреть прямо в спрятавшиеся за очками глаза.

— Я… я не могу знать названия всех компаний в городе… и уж тем более их планов…

Сердце болезненно билось в груди, Владимир Григорьевич не мог думать ни о чем, кроме спасительной тишины своего кабинета. Сбежать бы сейчас от журналистов, от их липких странных вопросов, от ловушек, которые мерещатся в таких невинных на первый взгляд словах. Но нельзя. Очкастая змея только и ждет, чтобы он споткнулся, показал слабину. Не выйдет.

— Что ж, на сегодня предлагаю закончить. У меня в плане теледебаты, мне нужно подготовиться, — преувеличенно бодро произнес Владимир Григорьевич и быстренько-быстренько пошел со сцены, не дожидаясь, пока рыжая снова откроет рот.


— Какого черта, Лена? Ты должна была проследить, чтобы каждый получил экземпляр списка и очередность выступлений! — Добрышевский летел по коридору и выплевывал слова, будто бурное возмущение могло компенсировать позорный испуг во время конференции.

— Я все сделала как нужно, Владимир Григорьевич. — Новикова едва успевала за мэром. — Не понимаю, что вдруг пошло не так.

— Это все та рыжая выдра. И насчет Позина что-то разнюхала, и про «СтройКом» знает. — Мэр остановился так резко, что Елена, не успев притормозить, чуть не врезалась в него. — Еженедельник «Наша молодежь». Ты слышала о таком?

— Д-да… тираж тысяча, объем шесть страниц. Позиционирует себя как рупор горечанской молодежи. Зарегистрирован полгода назад.

— Все-то ты знаешь, — неодобрительно хмыкнул Добрышевский. — Чтобы завтра эта мымра осталась без работы. Ясно?

Он двинулся дальше, Новикова привычно побежала за ним.

— Владимир Григорьевич, нельзя же так! Выборы на носу. Представляете, что с нами оппоненты сделают за издевательство над свободой слова?

— Кто сделает? Линдаков или Шорлидзе? Кстати, напомни, кто из них сегодня со мной дискутирует.

— К-кошмариков. Родион Анатольевич Кошмариков. — Елене было не до смеха, но она не могла не улыбнуться.

— Кто? — фыркнул Добрышевский, на секунду забыв и неприятную конференцию, и ретивую журналистку.

— Кошмариков. Независимый кандидат. Главный редактор «Горечанска сегодня».

— А, паршивая газетенка. — Мэр моментально потерял интерес к оппоненту. — В общем, подготовь мне все на эту журналисточку. Займусь ею после выборов.


На дебаты Добрышевский приехал в новом темно-коричневом костюме и приподнятом настроении. Предстояла публичная схватка с противником, и Владимир Григорьевич жаждал проявить себя во всем блеске, чтобы окончательно избавиться от неприятного осадка, оставшегося у него после пресс-конференции. С остальными политическими оппонентами Владимир Григорьевич был прекрасно знаком. Сами по себе люди достойные, они служили ему выгодным фоном, никогда не зарывались, не пытались откусить больше положенного. Родион Кошмариков был неизвестной величиной, но Добрышевский не ожидал от него сюрпризов.

Кому, скажите на милость, придет в голову опасаться человека по фамилии Кошмариков? Он должен сидеть на одном месте и не высовываться, чтобы людей не смешить. Или в крайнем случае сменить имя. А Родион свет Анатольевич взалкал внимания общественности, возомнил себя могущественным, сильным. Не побоялся свою кошмарную фамилию напечатать на плакатах. Позор, да и только.

По дороге в телестудию Елена коротко рассказывала мэру о Кошмарикове. Добрышевский слушал внимательно, кивал и время от времени расплывался в улыбке. Биография кандидата была под стать фамилии: нелепая и смешная.

— Жаль время на такого тратить, — емко подытожил он, когда Елена закончила. — Два часа псу под хвост.


Горечанская телестудия встретила Владимира Григорьевича знакомым блеском огней, суетой и чашкой зеленого чая, заботливо приготовленного для него в гримерке. Добрышевский спокойно отдался в руки мастера, зная, что из его неплохих внешних данных та способна сотворить изумительную красоту. После прошлого выступления он долго выслушивал комплименты.

Прикосновения гримера помогли Владимиру Григорьевичу расслабиться, и вместо Кошмарикова он сосредоточился на Елене, которая в студии следила за тем, чтобы все было устроено как нужно. Максимально выгодное освещение — Добрышевскому, а у его оппонента пусть вытягивается лицо и утяжеляется подбородок. Для мэра удобное кресло нормальной высоты, а Кошмариков обойдется низеньким мягким диванчиком, который выглядит уютно, зато на нем тяжело сидеть. Елена успела выяснить, что наглый претендент на голову выше Добрышевского, поэтому постаралась раздобыть самый низкий диван из всех возможных.

— Владимир Григорьевич, пора. — Елена заглянула в гримерку. — Начинаем через пять минут.


В студии было очень жарко, и Добрышевский тут же пожалел, что не выбрал костюм полегче. Он предпочитал прохладу, и обычно в студии повсюду ставили вентиляторы, создававшие обманчивое впечатление свежести.

Впрочем, изменения коснулись не только климата. Вместо своего любимого кресла Добрышевский увидел обычный стул с жесткой спинкой. Второй такой же стул был приставлен к столу с другой стороны. В минималистском декоре студии комбинация «стол плюс два стула» напоминала камеру допросов из американских боевиков.

— Что случилось с мебелью? — вполголоса поинтересовался Добрышевский у Елены.

— Не знаю. Говорят, формат дебатов поменялся.

Она выглядела встревоженной, но времени на разговоры уже не осталось. Владимиру Григорьевичу указали на место, с которого он должен будет выйти к ведущему, зазвучал привычный обратный отсчет. В кадре появился третий стул, для ведущего, а затем к столу вышел и сам золотой голос горечанского телевидения Альберт Рокотов.

— Удачи, — шепнула Елена в спину мэра.


Поначалу все шло чудесно. Альберт острил и тонко льстил Добрышевскому, лишая Кошмарикова возможности блеснуть умом или находчивостью. Владимир Григорьевич доброжелательно изучал лицо кандидата и не видел в нем намека на власть. Ничего, что сказало бы ему, что это зверь его породы, достойный противник, с которым придется повозиться. Ни малейшего намека. Родион Кошмариков — милый человек лет сорока или чуть меньше, из того самого сорта порядочных людей, которые ничего не добиваются в жизни. Нет, он не страшен. Наивный дуралей, решивший поиграть с хищниками. С какой стати он полез в политику? Надеется что-то изменить? Дважды идиот. Такие, как он, никогда ничего не меняют. Они — расходный материал, которым сильные пользуются в своих целях.

Знаменитое чутье Добрышевского свернулось в комочек, как кошка, дремлющая на теплом подоконнике. Владимир Григорьевич расслабился, потерял бдительность, решил, что Кошмариков безобиден, словно полевая ромашка.

И не поверил собственным ушам, когда услышал, что «ромашка» обвиняет его в фальсификации документов.

— У меня есть проверенная информация о том, что заключение Горечанской экологической службы — липа, сделанная для того, чтобы подешевле купить землю в северо-восточном районе и выстроить на ней элитный коттеджный поселок.

Владимир Григорьевич рассмеялся, но смех вышел натянутым, неубедительным. Две щекотливые ситуации за один день — чересчур для человека, который привык держать все под контролем.

— Давайте не будем рассказывать телезрителям сказки, Родион Анатольевич. — Добрышевский покачал головой. — Нет ничего опаснее бездоказательных обвинений…

Кошмариков невежливо перебил его:

— А я всегда был уверен, что самое опасное — это доказанное обвинение.

Добрышевский мог поклясться, что кто-то за его спиной хихикнул.

— Так давайте рассмотрим ваши доказательства, — ледяным тоном произнес он. — Я не сомневаюсь в том, что у экологической службы нет причин подделывать заключение экспертизы.

Кошмариков полез в портфель.

— У экологической службы причин нет, — пробубнил он из-под стола. — А у вас, Владимир Григорьевич, есть.

Это был конец. Кошмарный конец. Фамилия безобидного Родиона Анатольевича больше не казалась Добрышевскому смешной. На фотографиях, которые он все выкладывал и выкладывал на стол, были запечатлены проклятые пустые бланки экологической службы, черновик заключения, написанный рукой Позина, архитекторский план будущего поселка «Рассветный сад» с пометками мэра, проект договора о купле-продаже земли, где покупателем была обозначена компания «ГоречанскСтройКом», уставные документы «ГоречанскСтройКома», генеральным директором которого числился Олег Бобырев, зять и безвольная пешка Добрышевского…

— Я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне… Это грязные инсинуации… Где вы взяли снимки? Не желаю отвечать на провокационные вопросы…

Владимир Григорьевич защищался как мог, но сегодня удача переметнулась на сторону другого. Он неумело парировал доводы Кошмарикова и все глубже увязал в болоте собственной лжи. Альберт Рокотов, как и подобает звезде экрана, безошибочно чуял победителя. На его глазах рождался новый герой. Для старого на пьедестале почета больше места не было.