— Гениально, Леночка. Колыванов пусть пойдет отдельным сюжетом. Кстати, вы подарок ему присмотрели?

— Он у вас на столе. Я специально развернула, чтобы вы посмотрели.

— Прекрасно, — расцвел Добрышевский. — Строго и со вкусом. Следующий репортаж надо будет сделать о самой замечательной помощнице на свете.

Елена зарделась как маков цвет и, чувствуя, что после вчерашнего не заслуживает титула лучшей помощницы, поспешила развить тему подарка.

— Я попросила выгравировать на подставке текст. «Дорогому Петру Семеновичу в день шестидесятилетия». А в конце — ваша подпись. Плюс премия, как вы распорядились, и цветы.

— Молодец. — Добрышевский потер руки. — На сколько назначено торжественное поздравление?

— На половину десятого в актовом зале.

— Чего же мы тогда ждем? — Он подмигнул Елене и взял со стола подарок. — Вперед.

* * *

— По-моему, он движется, — пробормотал Антонио, убирая один наушник.

Денис, дремавший на заднем сиденье, недовольно буркнул:

— Конечно, движется. Это же вечный двигатель.

— Я в том смысле, что его куда-то несут. Сам послушай.

Денис взял второй наушник. Голоса были едва различимы на фоне мерного гула и треска. Несовершенный жучок отдалялся от приемника. Сигнал слабел с каждой секундой.

— Черт, куда же они его тащат? — выругался Денис.

— Сейчас узнаем.


Актовый зал находился на втором этаже прямо под кабинетом мэра. Добрышевский поднялся на сцену с пышным букетом из роз и лилий. Елена последовала за ним, хоть и держалась скромненько в сторонке.

— Дорогие друзья! — хорошо поставленным голосом начал мэр. — Причина, по которой я попросил вас собраться в зале, далеко нетривиальна. Не каждый день выпадает возможность поздравить с юбилеем одного из самых выдающихся работников нашей администрации. Петр Семенович Колыванов трудится на благо нашего города уже тридцать четыре года, и сегодня я имею честь поздравить его от лица нашего дружного коллектива с шестидесятилетием!

* * *

Денис ругнулся и сорвал наушники с головы.

— Я идиот.

— Ты тут ни при чем. Просто не повезло.

— Ни при чем? Я мог засунуть этот чертов жучок куда угодно, хоть к столу его привинтить, а выбрал чужой подарок! Как я мог гравировку не заметить?

— Не переживай. Всякое бывает. — Антонио сочувственно похлопал друга по плечу. — Глупо вышло, но ты не виноват. Давай лучше подумаем, как вернуть жучок обратно в кабинет.

Денис мрачно усмехнулся:

— Можно подкараулить юбиляра вечером, отобрать подарок и выслать его мэру по почте.

— Шутник, — хмыкнул Антонио. — Второй жучок быстро сделаешь?

— Сделаю быстро, а толку-то?

— Ты делай, а я Маринку в обед обработаю. Придется ей еще немного потрудиться.

— Маринка не сможет. Там знать нужно что и как.

— Вот ты ей и объяснишь, — улыбнулся Антонио. — В любом случае хуже, чем у тебя, у нее вряд ли получится.


Дело становилось все запутаннее и серьезнее. Маринка вспоминала, как поддержала Олю Коврижко, и ругала себя за мягкосердечие. В ее возрасте пора бы знать избитую истину: не творите добра, не получите зла. Кто громче всех кричит о гражданском долге и моральной ответственности, тот совершает один неблаговидный поступок за другим. Вчера она радовалась, удачно избавившись от Лялечки, надеялась, что больше от нее не потребуют ничего сомнительного. Но сегодня в обед выяснилось, что одной крысой ее общение с миром животных не закончилось.

Мило улыбаясь, Антонио и Денис нахально навязали ей жучок.

В отличие от Лялечки, жучок вел себя идеально: не пищал, не рвался на свободу. Но требовал от Маринки гораздо большего. Ради него она должна была незамеченной пробраться в кабинет Добрышевского и осуществить то, в чем потерпел фиаско технически подкованный Денис. Вспоминая о его проколе, Маринка не могла удержаться от улыбки. Она видела сегодня в зале, как Добрышевский вручил юбиляру подарок, но и подумать не могла, что этот тот самый вечный двигатель.

Однако улыбка быстро превратилась в гримасу отчаяния, когда Маринка вспомнила, кто должен исправлять ошибку Дениса. Если ее застукают с жучком в кабинете Добрышевского, ее не спасет даже явное благоволение мэра.

Маринка делала вид, что слушает рассказ Елены Валерьевны об организации документооборота в Белом доме, и вспоминала, с каким выражением смотрел на нее утром Добрышевский во время поздравительной речи. Практикантов для массовки пригнали на торжественное мероприятие вместе со всеми, и Маринку угораздило сесть на первый ряд с краю.

Во время церемонии она ощущала цепкий взгляд Владимира Григорьевича на своих коленях. Внимание мэра и льстило, и напрягало. Ей было бы гораздо спокойнее, если бы он перенес свое сомнительное внимание на кого-нибудь другого. Утешало лишь то, что до конца практики осталось два дня, не считая сегодняшнего.

Правда, как выяснилось после обеда, сегодня обещало стать самым сложным днем.

В подъезде соседнего дома Маринка получила от Антонио жучок номер два, а от Дениса — сбивчивые инструкции. Отказаться от задания ей не позволило элементарное человеческое сострадание: после неудачной попытки с perpetuum mobile на Дениса было страшно смотреть. Кто-то должен был продолжить его дело.

В подъезде новое задание казалось Маринке пустяковиной. В строгих стенах Белого дома оно превратилось в работенку по плечу разве что Дэнни Оушену и его многочисленным друзьям. Маринка забрела в столовую, села за самый дальний столик и задумалась, как бы ей выманить Добрышевского из кабинета, а Елену Валерьевну из приемной. Через десять минут ее добровольное уединение было прервано обладателем того самого свитера, который заслонил ее в первый день от похотливых взглядов Добрышевского.

— Вот ты где устроилась… а я тебя по всему зданию разыскиваю.

Маринка пробормотала что-то невнятное. Единственное достоинство Артема заключалось в том, что в диалоге он брал реплики обеих сторон на себя и не нуждался в ответах. Ему было вполне достаточно раскатистых звуков собственного голоса.

— Елена как взбесилась. Задала нам работы на год вперед. Такое впечатление, что нашими руками она собирается разгрести всю гору бумаг, которая накопилась за время правления Добрышевского. Ты молодец, что сбежала. А другие так боятся получить за практику плохую оценку, что готовы весь день пахать.

— То есть Елена все еще читает лекции по документообороту?

— Не-а. Приступила к практике. Заставила девчонок перелопатить жалобы граждан и разложить их по разным папкам.

— Я была уверена, у помощницы мэра есть работа поважнее.

— Да какая у нее может быть работа, если Добрышевский сейчас в конференц-зале дает интервью?

У Маринки загорелись глаза.

— Да ты что? Телевидение приехало?

— Нет. Кажется, корреспондент какой-то местной газетки. Вроде надолго засели. Слушай, Марин… — Артем заерзал на пластиковом стуле. — Давай сбежим, а? Пойдем в кино, по парку погуляем. Елена на нас рукой махнула. Завтра скажем, что выполняли чье-нибудь поручение. Надо воспользоваться тем, что все заняты своими делами. Ну как?

Насчет «воспользоваться» Маринка была полностью согласна. Но Артему не обязательно знать, что именно она собирается сделать.

— Да, давай погуляем, — сказала она, вставая. — Погода чудесная. Но мне кое-куда заглянуть нужно. Подожди меня в фойе, хорошо?

— Хорошо, — просиял Артем и, окрыленный, помчался к выходу.

* * *

На пятом этаже было тихо, как в заброшенном фамильном склепе. Маринка слышала, как шуршит ковролин под каблуками ее туфель, и радовалась тому, что кабинет Добрышевского в начале коридора, а не в конце. На цыпочках она вошла в пустую приемную, подкралась к двери и вставила в замочную скважину дубликат ключа, который предусмотрительно сделал вчера Антонио.

Пока все шло гладко. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Маринка перевела дух. Выйти обратно будет проще. Главное — избавиться от жучка. Без него она сможет сочинить какую угодно историю. С жучком ее отведут прямиком в милицию.

Однако избавиться от жучка было нелегко. Спрятать в шкаф нельзя, потому что будет плохо слышно. Просто кинуть на стол опасно, потому что быстро найдут. Засунуть в карандашницу или пресс-папье невозможно, потому что нет нужных инструментов. Маринка озиралась в растерянности, и каждая потраченная впустую секунда казалась ей часом.

Последней надеждой было окно. Во всем Белом доме были установлены одинаковые пластиковые окна с широкими подоконниками. В кабинете мэра эти окна были украшены тяжелыми многослойными портьерами. У штор был величественный и неприступный вид, вряд ли у кого-то поднялась бы рука отдернуть портьеру и нарушить идеальные складки.


Маринка нырнула под шторы и осмотрела подоконник. Как и Денис, она была разочарована, не найдя там ничего, кроме слоя пыли. Современный немецкий пластик был безупречен. Не было там ни просторных щелей, ни сталактитов из краски, как на старых деревянных окнах, куда без проблем поместился бы крошечный жучок. Были бы под рукой нитки с иголкой, можно было бы подшить жучок к шторам с обратной стороны. Правда, Маринка не была уверена, что у нее есть время на рукоделие.

Как оказалось, у нее вообще не было времени.

Шум в приемной вовремя предупредил об опасности. Маринка похолодела и, едва соображая, что она делает и почему, забралась с ногами на пыльный подоконник. Она вжалась в угол, обхватила колени, пытаясь унять дрожь, в ту же секунду дверь кабинета распахнулась, и приятный баритон произнес, обращаясь к кому-то в приемной:

— Давайте его в кабинете подождем. Здесь гораздо уютнее.