2

Леха Трофимов, однокурсник и приятель Макса решил совершить огромную глупость — собрался жениться. Вдобавок, захотел приурочить свадьбу к Новому году. Это ж надо додуматься! А Леха всегда был… с приветом, вроде «не от мира сего». Стихи писал, бардовские песни; сам же исполнял — с гитарой он был на «ты». Одно время Леха серьезно занимался горным туризмом, поэтому тематика его песен тоже была «горная».

«Кто-то древний сказал: суета всё и тлен,

Не согласен: любовь есть и дружба мужская.

А еще горы есть, и они круче стен,

Ну а мы круче гор, мы ведь их покоряем»

Каково, а? Не Высоцкий, конечно, и не Визбор. Но что-то в Лехиной поэзии было, одержимость какая-то. Да он и сам такой, этот Трофимов — все наперекор делал.

Тридцатого Леха раздал приятелям-однокурсникам пригласительные карточки и объявил, что завтра, к семи, ждет всех в «Согдиане».

Макс сначала не хотел идти. Что за удовольствие торчать трезвому среди выпивающих и закусывающих, — без разбору, жирным ли, жареным, — людей; им-то по барабану, как отразится на печени такое застолье. Лучше уж в новогоднюю ночь перед теликом посидеть в кругу семьи. С другой стороны, Леха может обидеться…

Решение пойти возникло спонтанно. Поводом, как ни странно, явилась случайная встреча с Александрой возле их «альма-матер».

После больницы Макс пребывал в полном душевном раздрыге. Ирина, как и следовало ожидать, быстро подыскала ему замену. Хотя Макс и настраивал себя на положительное восприятие, муторно было — кому понравиться статус брошенного за ненадобностью. И с Александрой, похоже, вышел ему облом: не захотела подойти к телефону. Ведь была дома. Была!

Ну и пусть, решил тогда Макс, значит не судьба. Да только решить — одно, а вот как выполнить? Как выкинуть из головы, не дающие покою мысли?

И тут еще эта встреча. Не похоже, что Саша сильно обрадовалась, увидев Макса. Он не рассчитывал, конечно, что девушка кинется ему на шею, но все же… Наверное, не до него ей было — может, ждала кого-то. Раз так, подумал Макс, то и ему не о чем с ней говорить, и вообще, нужно поторопиться, чтобы не опоздать на Лехину свадьбу — не каждый же день женятся друзья, совершая, конечно, не самый умный поступок.

3

Кто-то сказал: «Глупые женятся, а умные выходят замуж». Тонко подмечено, интересно, кто автор этого афоризма, мужчина или женщина? Наверное, все же, мужик. (Сильная половина человечества более самокритична, нежели прекрасная его часть).

Только не всегда крылатые фразы согласуются с жизнью, в чем Макс лишний раз убедился, когда впервые увидел Валентину. Лехина невеста была хороша собой. Очень. Похоже, именно она совершила глупость, выбрав Леху — какой из него муж. Такая красотка могла бы подыскать себе более подходящего спутника жизни.

Трофимов лучился счастьем (еще бы), но держался с достоинством, не терял лица. Молодец, он оказался не из тех, кто глупеет, делаясь счастливее. Молодая жена не сводила с него влюбленных глаз, Леха поблескивал толстыми линзами очков, что-то нашептывал Валентине на ушко, та цвела маковым цветом, тихонько хихикала (Леха, похоже, говорил скабрезности).

Свадьба была как свадьба, обычная, средней руки: гостей до полусотни, выпить-закусить, музыка-танцы, речи-тосты, «горько» — все, как положено. Ключей от квартиры или машины молодым никто не дарил, и в воздух не стреляли (такое только на кавказских свадьбах бывает). Сначала родители пожелали новобрачным «совета да любви», затем тамадить взялся Стас Романовский, Лехин и Максов приятель, отменный балагур, душа любой компании. Стасик отлично справлялся. Он вообще умел всюду создать непринужденную обстановку: когда надо — пошутит, выдаст экспромт или «домашнюю заготовку», процитирует Омара Хайяма, речь толкнет торжественную, но без пафоса, словом — прирожденный тамада. Упреждая банальные пожелания, типа «родить футбольную команду», Стас провозгласил тост:

— За «расширенное воспроизводство»! Плодитесь и размножайтесь.

К окончанию застолья, будучи уже изрядно под шафе, Стасик сказал, обращаясь к Лехе:

— Спи спокойно, дорогой товарищ. Мы за тебя отомстим.

Леха устало улыбался. Видать, ему до смерти надоела свадебная канитель, не терпелось остаться вдвоем с молодой женой, возлечь, так сказать, на брачное ложе. Уже все тосты прозвучали, проводили Старый год и встретили Новый; гости, наконец-то, начали потихоньку расползаться.

Макс и рад и не рад был, что пришел на свадьбу. Можно, конечно, веселиться вместе со всеми, будучи абсолютно трезвым в компании подвыпивших. Можно. С другой стороны, Новый год, все-таки, семейный праздник. Мать стол накрыла и теперь они, с отцом вдвоем, скучают возле телевизора… Впрочем, останься Макс дома, ничего не изменилось бы. Праздники у них в семье проходили однообразно скучно, без гостей и шумных застолий. Кроме того, по окончании школы Макс получил от родителей значительную степень свободы: поводок, на котором его держали, стал куда как длиннее. Так что, дома отнеслись с пониманием, когда Максим, придя с лекций, заявил о намерении отправиться на Лехину свадьбу. Мама обеспокоилась лишь, как бы сынуля не нарушил диету, особенно по части спиртного.

— Смотри, не пей там, — повторила мама, помогая сыну завязать галстук. — И не задерживайся долго.

— Как получится, — отмахнулся Макс.

— Что значит, «как получится»!? Новый год ты там собираешься встречать?

— Ну, да, — неуверенно ответил Макс.

Он и сам еще не знал, останется на свадьбе до конца, или смоется пораньше. Думал, сначала, посидеть с часик, и свалить «по-английски», да как-то само собою вышло — подзадержался.

Впрочем, «само собою», это еще, с какой стороны посмотреть. Не долго скучал Макс: уже после первого тоста чокался рюмкой с минералкой (каждому устанешь объяснять, что водки ему нельзя), вместе со всеми кричал «горько», танцевал, флиртовал с подружками невесты (без особого, правда, успеха). На Макса, в свою очередь, «положили глаз». Он заметил, что на него все время поглядывает рыжеволосая женщина, из невестиной, похоже, родни. Пригласил её на танец. Потом еще. Потом они вместе выходили покурить. Там и познакомились.

Антонина на свадьбе одна была, без спутника, да и вообще, оказалась матерью-одиночкой, воспитывала сына семи лет.

— А пацан твой с кем остался? — поинтересовался Макс.

— С бабкой, — ответила Тоня и пояснила. — С моей бабушкой.

«Сколько же лет ее бабульке? Восемьдесят, наверное, не меньше», — мысленно прикинул Макс. Тоня выглядела лет на тридцать. Невысокая, склонная к полноте, но пока еще не проигравшая окончательно битву с лишним весом, не красавица, и не уродина, с крашеными хной и старательно уложенными волосами.

Максим не знал, как вести себя с Тоней. Знакомы пять минут всего, а она… чуть не виснет на нем; не то, чтобы совсем пьяная была, но явно захмелела, «тормоза ослаблены». Макс смущался: впервые ему столь откровенно навязывалась женщина. Да еще и разница в возрасте: у Тони сынишка уже в школу пошел, а Макс сам вчерашний школьник.

— Ты вместе с Алексеем в Университете? — спросила Антонина. — Я тоже училась, на заочном, правда. В Политехническом… Не потянула: контрольные, сессии, а тут Мишка родился…

«Ага, сам собой — ветром надуло», — мысленно прокомментировал Макс. Ох уж это наивно-лукавое «родился», так нашкодившие малыши оправдываются: «Стакан сам разбился». Тоня, отчего-то, показалась Максу большим ребенком, захотелось приголубить ее, но и пожурить по-отечески. Впервые Макс ощутил себя взрослым, умудренным мужиком, словно не Тоня была старше, а он.

Ближе к часу ночи Тоня собралась уходить. Максим тоже решил: пора и честь знать.

— Проводишь меня до дома, ладно, — беря Макса под руку, скорее констатировала, чем попросила, Антонина. — Я тут рядом живу, в двух шагах.

На улице их ждал сюрприз: заходили в ресторан, осень была слякотная, мерзопакостная; вышли — зима, снег под фонарями поблескивает, народ подвыпивший высыпал, все радуются, как дети.

— Ой! — воскликнула Тоня. — Новый год настоящий, а я в туфлях. Как в песне, «по морозу босиком…».

Антонина теснее прижалась к своему кавалеру — Максу пришлось обнять ее одной рукой. В такой неудобной позе они и побрели, переулками.

В любом среднеазиатском городе, стоит свернуть с «парадной» улицы вбок, попадаешь в район стихийной застройки, по здешнему — «киблаи». Это еще не трущобы (хотя и их в городе полным-полно), но уже особый мирок, со своим жизненным укладом, типичное захолустье. Здесь все друг друга знают, но никто никому не навязывается, живут каждый сам по себе.

Антонина с Максом шли вдоль дощатых, в рост человека, заборов. Иногда доносилась приглушенная музыка и людской гомон, большинство же домов мирно спало: их обитатели, люди, преимущественно, пожилые, даже на Новый год не засиживались после полуночи.

— Пришли, — сказала Тоня, толкнув незапертую калитку, не отпуская, при этом, руку провожатого.

— Тонь, я пойду, наверное, — пробормотал Макс, неуверенно. — Там бабуля твоя…

— Да они с Мишкой дрыхнут уже, без задних ног, — оборвала его женщина. — Пойдем.

Макс покорно прошел к дому, где, судя по темным окнам, спали. Тоня открыла дверь ключом.

— Заходи.

Включила свет. Макс вошел и оказался на небольшой застекленной веранде (она же прихожая, она же кухня). Огляделся: мойка, газовая плита, холодильник, кухонный столик, полки с посудой. Все более чем скромно, свободного места ровно столько, чтобы поместиться, не толкаясь, двоим, ну, максимум троим. Даже вешалки для верхней одежды не было, только в углу, на гвозде висел огромных размеров тулуп, и стояли две пары (взрослая и детская) резиновых сапог.