Я беременна и не решаюсь сказать об этом Берту. Он приходит ко мне, но таких страстных ночей, как раньше, у нас нет. Он дежурно целует меня в лоб, гасит свет и засыпает. Я чувствую беспокойство и напряжение, неожиданно возникшее между нами…

Вчера Берт оговорился и назвал наш брак ребячеством. Мне стало обидно! Обессиленная, я упала на диван и приложила к животу подушку. У меня отпало желание рассказывать о беременности. Он ушел не объяснившись, а я провела ночь на диване в слезах. Я обижена на весь мир и утром встала с опухшими глазами…

В полдень явился Берт… С букетом и извинениями… Я не хотела впускать его и говорить с ним, но открыла дверь. Его слова отлетали от моих ушей…. Я облокотилась на косяк и ждала только одного – когда он уйдет из моей жизни, навсегда. У него не хватало смелости сделать даже это. Берт признался, что любит меня по-прежнему, что он осмелился и рассказал обо всем отцу. Я не поверила ему и выгнала… Стало легче. Если он не смог этого сделать… Я подтолкнула его и не жалею…

Вещи собраны… Я смотрю на обстановку в квартире, отвожу занавеску в окне и вижу залитую солнцем площадь… Волны стучат о берег, оглушая меня… Я живу на берегу Голубого Озера, в Особняке, в котором встретила счастье… На девятом месяце беременности я нашла силы вернуться домой… Маме сказала, что забеременела от «молодого человека не голубых корней». Она мне ничего не сказала и даже не ругала. Эдвард отвез меня на Остров…

Второй «официальный» муж стабильно получает ежемесячный конверт с жалованием за каждое появление со мной на публике. Сумма его вполне устраивает, а мама нарадоваться не может, что моя девочка родилась в законном браке, что важно для Большого Совета и репутации семьи… Но не для меня. Я полюбила малышку, как увидела… Маленькая девочка с лицом Берта…

Все свободное время я уделяла моей дочке, Элизабетте. Она удивительный ребенок и взрослея, становится похожа одновременно на Берта и на меня. У нее взгляд отца, улыбка – моя, шелковистость и густота волос от него, склад тела – от меня. Грация и манеры – от мамы…

Вчера я получила письмо от Берта. Он осудил меня и описал мое поведение трусостью и местью. Психолог и философ… Я жгу его письмо… Как он посмел ворваться тихую размеренную жизнь моей дочки?.. Мир отмечает свадьбу в Стране Короля. Я ненавижу Берта и хочу специально разрушить его счастье.… Утром я собрала чемодан и купила билет на самолет. За несколько часов до отъезда ко мне зашла Элизабетта с куклой. Я расплакалась, обняла свою малышку и осталась в Золотом Дворце. У меня появился смысл для жизни. Мой ребенок, моя маленькая наследница… Я хочу сделать из нее самого лучшего и знаменитого ребенка… Я вывела в свет дочку, когда ей исполнилось три года… Дочь стала для меня всем…


Анри спрятал дневник в рюкзак и застегнул молнию. История Маргариты захватывала его неподдельностью эмоций. Анри припарковал машину. Уходящую вдаль улицу освещали фонари. В засыхающих лужах отражался блеклый свет. Анри на минуту задержался у подъезда, наблюдая, как сосед, одетый в спортивный костюм, гуляет с собакой, а женщина в серой юбке и пиджаке с тяжелым пакетом в руках бредет по тротуару. Анри вздохнул и вошел в подъезд, чувствуя эмоциональную усталость, раздражение после неудачной репетиции, боль в спине и руках. За четыре часа он не смог придумать ничего достойного внимания капризного слушателя. Приближался старт летнего гастрольного тура. Организаторы, ссылаясь на комментарии Билли, скромно заявили, что Группа записывает новый материал и во время выступлений порадует поклонников новинками. Анри не знал, чем удивлять публику. За использование старых приемов и само-повторов осуждали, а изобрести новые ритмические рисунки, удержать планку на уровне и угодить меломанам, не изменяя принципам, удавалось не всегда.

Анри открыл дверь квартиры ключом и вошел в темную прихожую. Бросив связку на тумбочку, заглянул в гостиную. В камине горел искусственный огонь. У белого кожаного дивана, в наушниках, сидела Элизабетта. Она печатала текст на машинке. Саша выглядела веселой, а Мэгги уставшей. В паузах между прослушиванием нудной, как она сказала, музыки, девочка смотрела мультики по телевизору. Каждые три минуты Саша снимала наушники и делились мнением с Элизабеттой. Анри подошел сзади. Заметив его, Элизабетта выпрямилась.

– Нужно поговорить, до ужина, – шепнула она во время поцелуя, затем схватила за руку и повела в совмещенную с кухней столовую. Анри забрался на мягкий табурет. У плиты стояла Энни в фартуке и деревянной ложкой в руках. Клаус сидел за барной стойкой и переписывал в толстый блокнот рецепты Розы по указанию жены. Королева приказала администрации Города выделить сыну Эдварда квартиру в соседнем доме. Энни и Клаус жили там постоянно, если Элизабетта не просила занять гостевую спальню.

Анри считал минуты. Он не собирался отказываться от свежеприготовленной домашней еды. Долгий и напряженный день утомил его и посеял суету мыслей в голове. Дневник Маргариты, жалобное письмо Мадлен о беременности Аннет, неудачная репетиция, разговор с молодой, энергичной и воодушевленной Сашей… Запахи с кухни усиливались… Энни бросила ложку в мойку и передала Элизабетте стопку тарелок и желтые с красной каймой салфетки. Анри не удержался и стащил из плетеной корзины кусок свежего хлеба. Пока он наслаждался мягкой коркой, Элизабетта сервировала стол, чем удивила его. Закончив, она предложила вернуться к Саше. Анри согласился. Наблюдать за Энни стало невыносимо. В гостиной Элизабетта передала ему плеер Мэгги. Пришло время слушать очередную пластинку.

– Бабушка волнуется, – сказала она. – Клаус и Энни поживут некоторое время с нами.

Анри неохотно вставил наушник в ухо.

– Тебе интересно мое мнение? – спросил он

– Да. Мне нужен взгляд со стороны. Саша быстро втянулась, мы с ней отобрали несколько записей. Мэгги капризничает и смотрит мультики.

– Зачем?

– Я хочу сделать развернутый очерк о том, что «другая» музыка может быть коммерчески успешна. Петер напечатает статью в следующем номере.

Анри отложил плеер в сторону и сказал, покачав головой:

– Публика с каждым годом становится менее требовательной к качеству. Музыка для головы не интересна массам, и они не смогут понять и оценить задумки композитора, когда их «насильно» приучали в течение десятилетий к легко запоминающимся мелодиям. Включи музыкальный канал, настрой любую радиостанцию – покажется, что за час прозвучала одна длинная долгая песня. Доминирует стиль, а не исполнитель как личность и импровизатор. Мне досадно от того, что мода на доступное стала нормой. И не спорь с Петером… Ему заказали серию статей о Туртанах, их журнал и напечатает в ближайших номерах.

– Энни, мы отлучимся на пять минут! – взволнованно крикнула Элизабетта и за руку потащила Анри через узкий коридор к спальне. Она втолкнула его в комнату и притворила дверь.

– Днем я отправила Петеру заявление… Шеф сохранит за мной внештатную должность.

Анри задумчиво смотрел на Элизабетту, старательно изображая непонимание и нежелание верить, что замыслы королевы испортят трехлетние отношения.

– Я надумала принять предложение бабушки, только молчи, дай мне объяснить! Сегодня случились важные моменты, которые повлияли на мой выбор. Ты вправе сам решить, что будет с нами, только знай, я люблю тебя и давить не буду!

– Что же случилось? – с удивлением спросил Анри

– Я нашла приют, где жили Саша и Мэгги, говорила с мистером Моррисом, директором. Я стану официальным опекуном девочек. Мистер Моррис выслуживается перед бабушкой. Он отослал бумаги в контору мистера Аллену. В обед документы передадут мне. Все складывается в красивую историю… Если бы не Курт и Кэл Калди… Кажется я испортила концовку… Они не намерены отпускать Сашу и Мэгги.

– Ты встречалась с ними?

– Да, я ездила на окраину. Безвкусно обставленный особняк Кэла Калди отпугнет любого. Курт – его заместитель. Они принимали меня в гостиной, в окружении молодых девиц, кто из них жена, любовница, дочь я не разбирала, но когда меня вывели из ужасного дома, я радовалась. Я пригрозила титулом бабушки… Курт не поверил… Кэл Калди предложил свадьбу в качестве компенсации…

– Что ты решила?

Элизабетта подошла к окну, пропустив замечание Анри.

– Эдвард звонил. Бабушка требует, чтобы я переехала в Золотой Дворец к концу недели. Я догадываюсь, о чем будет разговор. Все так запуталось, что жду момента, когда бабушка предложит мне стать наследницей. На это решение меня подтолкнули мистер Моррис, Курт, Кэл Калди, девочки… Я хочу бороться с несправедливостью. Понимаешь? Кто-то должен начать!

– Ты уверена? В своих желаниях? – вдруг спросил Анри. – Неделю назад ты прошла бы мимо Саши и Мэгги и в грозу, и в ясную погоду. Что изменилось в тебе? Во мне? Мы не виделись несколько месяцев и предстоит очередная разлука. Если честно, я думал, что мы проведем эту неделю вдвоем, без забот и объяснений, как жить дальше.

– Ты поддержишь меня? – Элизабетта обернулась к нему лицом, пытаясь прочесть ответ в его глазах. – Хорошо, – сказала она. – Я обещала, что давить не буду, хотя мне больно и неприятно оттого, что ты считаешь меня бесчувственной. Четыре года я искала свое место, выдавая содержательные статьи. Я жалею, что не послушала бабушку, призывающую к действиям.

– Я не считал тебя бесчувственной. Мне не всегда нравилось твое отношение к окружающим людям. За три года ты изменилась и превратилась в молодую уверенную женщину. Это достойно. Согласен, твой дядя поступил подло, но вспомни, какими стали Люк, Софья? Ты хочешь их судьбу?

– Конечно нет! Я не могу отрицать факт, что я одна из них и свою сущность тоже. Встреча с Сашей, беседа с Куртом, Петером, статья о Туртане… Я разобралась в себе. Я хочу, чтобы мои дела приносили пользу.

В дверь спальни постучали. Элизабетта сказала:

– Войдите.

Вошла Энни, вытирая руки полотенцем.

– Ужин на столе, – сказала она. – Девочки ждут.