– Привет.

– Привет, – просипела она и тут же шмыгнула носом. Ее одурманенный лекарствами мозг не мог до конца врубиться, почему Хьюстон стоял у нее в дверях, но зато она до боли четко сознавала, что сама она была совсем не в форме.

Он тоже это заметил.

– Ты что, больна?

– Да, простудилась. – Спасибо, что хоть заметил. Джози повернулась и зашаркала в шлепанцах к стакану воды на кофейном столике, чтобы не закашляться на него.

Она сделала глоток, вся обратившись в слух.

– Ты принимаешь что-нибудь? Откашливаешься? Ты не ходишь на работу, верно?

Джози без сил опустилась на кушетку. Она была не готова общаться с ним сейчас, когда потратила столько времени, убеждая себя, что все будет хорошо, что она практически избавилась от него. И вот, когда она так больна и уязвима, он гарцующей походкой заявляется в ее квартиру и ведет себя как ни в чем не бывало.

– Хьюстон, что тебя привело сюда? Могу я тебе чем-нибудь помочь?

Он внезапно остановился посреди комнаты и растерянно взглянул на нее:

– Я зашел узнать, как ты поживаешь.

Джози смотрела на него недоверчиво. Как ему поступать дальше? Все казалось очень просто. Подойти к Джози, попросить прощения, признаться ей в своих чувствах, уговорить ее скинуть одежду и вернуть ее в свою жизнь.

Он как-то не рассчитывал на то, что она будет смотреть на него, как на чудовищного пришельца с другой планеты.

– Ну вот, ты увидел меня. У меня все не слишком хорошо.

Это было видно невооруженным глазом. А вот как следовало поступить ему – покрыто густым туманом.

– Может, тебе что-нибудь принести? У тебя есть лекарства? Тебе надо пополнить запасы.

Джози молча смотрела на него. Затем аккуратно вытащила салфетку из-за пояса и вытерла красный влажный нос.

Ему надо было что-нибудь сказать. Он заложил руки за спину и нахмурился:

– Я сегодня подал в отставку.

Салфетка выпала у нее из рук и приземлилась между ног.

– Ты – в отставку? Почему?

Это решение не причинило столько боли, как первые мысли, когда ему пришлось взглянуть в глаза правде.

– Я не смогу проводить операции на прежнем уровне. Большой палец никогда не сможет обрести полноту движения, а мне не хочется переучиваться, чтобы компенсировать утрату.

Ее глаза заполнило сочувствие. Это не было жалостью. В них светились теплота и нежность. Возможно, несмотря ни на что, он все еще небезразличен ей.

– Хьюстон, мне так жаль. – Он кивнул:

– Мне тоже. Но я не могу отказаться от медицины, она стала частью меня самого. Я еще не решил точно, что буду делать, но надеюсь, что мой травматологический опыт может оказаться полезным.

Эта мысль захватила его, когда он оставил больницу, и то, что поначалу казалось просто идеей, сейчас обрело четкие очертания. Он знал, чего хотел, как жить дальше. Он будет продолжать использовать свои травматологический опыт и умение, не проводя непосредственно хирургических операций. Он мог оставаться доктором и помогать исцелять больных, но только иным способом.

– И я хочу, чтобы ты присоединилась ко мне. – Это вырвалось у него само собой, но, черт возьми, сама мысль понравилась ему. – У нас будет отличная команда. Мы ведь дополняем друг друга.

Джози широко зевнула.

– Это звучит просто смешно, что-то вроде жидкой диеты. Я не могу с тобой работать, Хьюстон! Да я даже смотреть на тебя не могу.

И в качестве доказательства этого она спрятала физиономию за новой салфеткой.

Дьявольщина, он опять все испортил. Какого черта он начал говорить о работе? Упав на колени рядом с ней, он прильнул к ее ногам:

– Господи, дорогая, прости меня. Я все делаю не так. Ведь я пришел сюда, чтобы сказать тебе, что люблю тебя Джози, я действительно очень тебя люблю и безумно скучал по тебе.

Оказалось, совсем нетрудно произнести это. Слова сами собой срывались с губ, искренние и пылкие.

Казалось, Джози не слишком взволновало его признание. Она заговорила сквозь прижатую салфетку:

– Ух, не прошло и пяти недель, как ты собрался сказать мне это.

– Знаешь, я не всегда в ладах со своими чувствами. – Она фыркнула и швырнула смятую салфетку ему в лицо.

Отскочив от носа, та скатилась по его груди.

– Зачем ты так поступаешь со мной? Я без споров отказалась от ординатуры в Акадии, и сейчас мне хочется лишь поскорее убраться, уехать подальше от тебя, успокоить сердце и вновь обрести утраченное достоинство. И тут появляешься ты с кучей нелепых предложений.

– Это не нелепые предложения! – Он никогда в жизни не был столь серьезен. Он любил ее. И отчаянно пытался сказать ей об этом. Он никогда в жизни не желал ничего больше, чем получить ее прощение. – Я действительно люблю тебя. И даже с плохо работающей рукой я сейчас лучше, чем я был до встречи с тобой.

Он погладил ее колено через парусиновую ткань штанов.

– Ты помогла мне исцелиться, Джози, духовно и физически. Я думал, что по вине родителей я никогда не смогу никого полюбить и что любовь означает утрату контроля над собой. Ты показала мне, что они не имеют ничего общего. – Он сжал ее колено, пытаясь привлечь ее взгляд к своей персоне. Она, казалось, была невероятно занята тем, что пыталась разделить две склеившиеся между собой салфетки. – Физиотерапевт сказал, что если я приспособлюсь и сумею сменить манеру работы правой рукой, это будет лучше для меня, чем пытаться обрести прежние навыки. И когда я осознал это, то понял, что это так же верно и в отношении нас двоих. Я не могу относиться к тебе так же эгоистично, как ко всем женщинам до тебя. Любовь дала мне счастье, и мне хотелось бы, чтобы мы всегда приносили радость друг другу.

Все, он сделал это. Он выложил свои карты, полностью раскрылся перед ней. И чувствовал себя чертовски хорошо. Зарывшись головой у нее между ног, он целовал ее, теплый хлопок ее штанов излучал легкий аромат фруктов, аромат Джози. Его Джози.

– Я знал это, чувствовал уже пять недель назад и должен был тогда сказать тебе, но испугался. Я боялся, что ты раздавишь и расплющишь меня, словно тот мусоровоз. Мне очень жаль.

Жаль, что он причинил ей боль. Что бездарно растратил время.

Джози смотрела вниз на темную голову Хьюстона у нее на коленях. Не бредит ли она, не галлюцинации ли это? А если все это наяву, ей никогда больше не придется принимать никакое успокоительное или снотворное. Ее пальцы непроизвольно разглаживали кончики его жестких черных волос, она не могла сдержать безумное биение сердца.

И тогда он взмолился:

– Джози, я люблю тебя. Пожалуйста, прости меня. Бога ради!

Слезы хлынули у нее из глаз, ведь она знала, чего ему стоило выдавить из себя такие слова. Она погладила его голову, щеки.

– Ладно, все хорошо. Я прощаю тебя.

Он вздохнул и потерся носом о ее бедра, прежде чем поднять голову.

– Спасибо.

Их руки сомкнулись. Он пристально, испытующим взглядом смотрел на нее, и Джози почувствовала, как волна нежности охватывает, поддерживает и уносит ее.

И тут она чихнула.

Прямо ему в лицо. Шаря рукой в поисках салфетки, с глазами, полными слез, она простонала:

– Господи, прости меня.

Хьюстон утерся об ее плечо и засмеялся.

– Я люблю тебя, – растроганно произнес он.

Для нее было тайной за что, но она не собиралась расспрашивать его на этот счет.

– Хьюстон, ты говоришь, что жаждешь длительных отношений? Со мной? – Лучше иметь полную ясность на этот счет.

– Да.

Впервые в жизни она потеряла дар речи. Но затем ее будто прорвало, слова полились из нее бурным потоком.

– Ты уверен? Я не смогу все начать сначала, ты сам знаешь, я не могу все пережить. А вдруг ты передумаешь и бросишь меня? Теперь я понимаю, почему ты и доктор Шейнберг устроили этот перевод. Вы заботились обо мне. Но работать вместе? Мне очень понравилось работать с детьми. Все пошло хорошо, я ничего не роняю и не ломаю. Я полностью уверена в себе. – Она остановилась, тяжело дыша.

Он посмотрел на нее снизу вверх и улыбнулся. Просто ухмыльнулся, А его рука скользила все выше от ее колена, по-видимому, увлекаемая ее гравитационным притяжением.

– Ты богиня. Ведь я это говорил тогда, в операционной? И это истинная правда.

Его поцелуи тоже постепенно смещались, похоже, для встречи с его рукой. Джози оттолкнула его голову, пытаясь остановить продвижение. Но он был сильнее, да и настроен более решительно.

– Ты этого не говорил, помнишь? Ой, что ты делаешь? Я сейчас совсем не похожа на богиню. Я больная и сопливая, и у меня пахнет изо рта.

И это оказалось самым сексуальным аргументом. Джози зажала рот рукой, но ей тут же пришлось раздвинуть пальцы, чтобы глотнуть воздуха.

– Ты богиня. Богиня любви. Богиня секса. – Его пальцы наконец достигли цели и принялись поглаживать лобок, а губы обнаружили голое тело между ее брюками и рубашкой.

– Скорее богиня замороженных продуктов. – Однако ее тело взволнованно реагировало на его прикосновения.

Белье и брюки не стали препятствием для Хьюстона. Он уже преодолел их, скользнув в курчавую поросль на лобке, лаская клитор, чувствуя влажный жар ее тела.

– Ты действительно простила меня? Ты все еще любишь меня? Ты останешься со мной? Ты дашь мне еще один шанс?

Уф, да. Ее уход от него был самым трудным поступком, который она когда-либо совершала.

– С тобой правда все в порядке, с рукой и всем остальным? Как твоя нога?

Пройдясь поцелуями поперек ее живота, он кивнул:

– У меня все нормально. И нога зажила, остался лишь небольшой шрам благодаря моему чудесному доктору.

Джози, совершенно потрясенная, зажмурилась.

– Ты ответишь мне, дорогая?

– Что? – Она прикусила губу, затем открыла рот, чтобы отдышаться.

Палец Хьюстона проник в нее, ее соски затвердели, все тело напряглось. Он чуть прикусил ее пупок.