Эрин Маккарти - Мужской взгляд

– Что? Пройдем в мой кабинет. – Он хотел взять ее под локоть, но она отдернулась, будто обожглась.

Не хватало еще, чтобы он у всех на глазах повел ее, как упрямую девчонку. Он нахмурился:

– Мы должны прояснить это, но у меня на все про все не больше пяти минут, Джози. Меня ждут больные. Давай займемся этим в кабинете.

– Тогда начинай ты, да побыстрее. – Соблазн завопить прямо в холле был велик. Но она удержалась, призвав себя к благоразумию, и вошла в кабинет.

Он последовал за ней, успокаивающе протянув к ней руки:

– Я не понимаю, что тебя так расстроило. Мы с Тимом посоветовались и решили, что для всех заинтересованных сторон будет лучше, если ты будешь переведена до того, как наши с тобой отношения станут достоянием гласности для всех. Я не говорил, что ты никудышный хирург и тебя следует отправить в медучилище. И если ходят такие слухи, значит, меня неверно поняли.

Это она неверно поняла его.

Слезы потекли по ее щекам, она яростно утерла их.

– Значит, вы с Тимом сидели у него в кабинете и решали, что будет лучше для меня? Это занятие не для слабонервных! А как Тиму стало известно, что между нами что-то было?

Он почесал подбородок.

– Судя по всему, у него есть глаза и уши. А люди говорят. У нас не было другого выбора.

– Тебя можно было перевести! – Нуда, ничего подобного никогда не могло прийти в их мужские головы. – Как вы могли проделать это со мной? Ни одного ординатора нельзя перевести без основательных причин, вроде серьезного ляпа или оглушительного провала. Теперь все будут спрашивать, что я натворила. Как вы могли такое сделать, зная, что это очень повредит мне? Еще вчера вечером… – Она на минуту утратила голос.

Хьюстон швырнул папку на стол и убрал волосы с ее лица.

– О, дорогая, ты ошибаешься, все будет совсем не так.

Когда он запечатлел поцелуй у нее на лбу, она вздрогнула. Ей захотелось, чтобы ее возмущение утихло. Пусть он убедит ее, что она заблуждается! У нее опустились плечи, она прикусила дрожащую губу.

– Я не собирался разрушать твою карьеру, я пытался помочь тебе, защитить тебя.

На какое-то мгновение она дрогнула, на нее нахлынули воспоминания о ночи, проведенной с Хьюстоном. Ей захотелось поверить ему, довериться тому, что она чувствовала в его объятиях, читала в его глазах. Но его слова подстегнули ее. Он мог называть это как угодно, но только не помощью.

– Да это все просто куча ты сам знаешь чего, Хьюстон! – Она снова помахала бумажкой перед его носом, не доверяя себе, если вдруг он надумает снова коснуться ее. – Ты просто избавляешься от меня. Прошлой ночью я перешла грань, слишком приблизилась к тебе, увидела частицу тебя подлинного да еще и совершила роковую ошибку, признавшись, что я люблю тебя. И теперь ты строишь препятствия, удаляя меня на безопасную дистанцию.

– Я этого не делаю!

«Неужели это так?» – подумал он. Нет, и еще раз нет. Он хотел, чтобы она была счастлива, чтобы ей не пришлось платить за его ошибки. Хьюстон попытался прикоснуться к ней, утешить и успокоить ее, но она оттолкнула его.

Он оказался в полном дерьме, и знал это. Джози была в бешенстве, за которым скрывалась обнаженная боль, которую он причинил ей, и он стыдился этого.

– Я не думал, что доктор Шейнберг обвинит тебя в некомпетентности. Возможно, мне следовало поговорить сначала с тобой, но это действительно единственный выход. Как хирург за пациентов отвечаю я, а не ты. И даже если бы ни единая душа не знала о наших отношениях, нам нельзя продолжать работать вместе. Мы отвлекаем друг друга. И ты не будешь счастлива.

Он сильно подозревал, что она никогда не обретет уверенности в себе, пока он маячит перед ней в операционной.

Однако на душе у Хьюстона скребли кошки. Его извинения обернулись защитой собственной позиции, а Джози не просто разгневана. Она опустошена. Никогда прежде он не видел ее в таком состоянии. И будь все проклято, но эти слезы убивали его. Он говорил ей, что рано или поздно он заставит ее плакать, что она не захочет его слушать, и вот они пришли к этому. Он не собирался причинять ей боль, но все получилось именно так.

– Да как ты смеешь говорить мне, что может сделать меня счастливой?! Ты ничего не знаешь об этом. Мне нравится хирургия, – произнесла она слабым, дрожащим голосом.

Он не представлял, как исправить ситуацию, когда сам не вполне понимал, в чем не прав, что сделал не так. Они вместе создали проблему, а потом они с Тимом приняли меры, чтобы разрешить ее. Нет, она вела себя неразумно.

Тогда он попытался сконцентрироваться на очевидном.

– Тебе ненавистна хирургия. Я наблюдал за тобой, ежедневно работая рядом вот уже три месяца. Да, тебе нравится медицина, но не хирургия. Ты занялась ею, потому что твой отец делал это, ты же сама сказала мне. Возможно, педиатрия будет лучшим выходом для тебя.

– А вот это не твое дело и не имеет никакого отношения к тому, что мы обсуждаем. То, что ты знаешь о моем отце, не дает тебе права решать за меня.

– Не я принимал решение. – Впрочем, может, и не без его участия. – Но тут не было выбора. Ради наших карьер, твоей и моей, я должен был сделать это.

– Как ты мог так поступить? Разложить все по полочкам? Полностью отделить меня, зная, что это причинит мне боль? Ты предостерегал меня, но я не верила тебе. Ты оказался гораздо равнодушнее и холоднее, чем я могла себе представить.

И эта ледяная холодность и безразличие, которые, как она утверждала, он пускал в ход в качестве щита. Ее слова терзали его, однако в ответ он лишь пожал плечами. Нанести удар, ранить, прежде чем ранили тебя.

– Похоже, ты не считала меня слишком холодным вчера, когда была в моей постели.

Она погрозила ему пальцем, а в ее голосе зазвучала твердость, которой он не слышал прежде.

– Не делай этого, Хьюстон, не превращай это снова в секс. Я не потерплю такого.

Она была права. Но он не знал, что сказать. Джози была необходима ему, она стала частью его жизни, и он не хотел терять ее теперь, когда только что обрел. Но как он сможет убедить ее, что перевод пойдет ей на пользу?

– Как мужчина, а не хирург, я хочу, чтобы ты была счастлива. Как хирург и коллега я желаю защитить тебя. Неужели ты этого не видишь?

– Счастлива? Да что ты знаешь о моем счастье?

У него опустились руки, когда она еще раз оттолкнула его.

– Я знаю, что ты несчастлива. Каждый день я смотрю на тебя и задаюсь вопросом, почему ты не видишь, как я это делаю. У тебя есть выбор и все возможности заниматься именно тем, что соответствует твоей натуре, ты же набрасываешься на другое, что тебе вовсе не по душе. Но сейчас речь идет не о счастье, а о том, чтобы сохранить твою карьеру.

Сам он и представить себе не мог, как это возможно – иметь право выбора и все же делать то, что тебе совсем не по вкусу. Но раз уж Джози захотела стать хирургом, он в доску расшибется, чтобы она им стала. Он помахал здоровой рукой перед ней и слабо улыбнулся:

– У меня сейчас нет выхода. Я не могу заниматься тем, что мне нравится. А когда я вижу, как ты каждый день борешься, преодолеваешь себя, мне становится грустно.

Реакция не замедлила последовать. Гнев улетучился с ее лица. Джози какое-то мгновение жевала собственные губы, затем тяжело вздохнула:

– Ты хотел унизить меня, заставить страдать?

– Нет, конечно же. Совсем наоборот.

– Ты желал сохранить наши отношения надолго? – При этих словах у него все сжалось внутри. Именно этого он хотел, страстно желал, но, услышав, как она произнесла это, решительно и серьезно, причем будучи зла на него, он запаниковал. Он не был хорош для нее и не мог стать тем, кто был ей нужен. Получить кайф от общения с Джози и не строить планов, не загадывать дальше, не заботиться о будущем – вот чего он хотел.

– Я и так-то не слишком хорош в общении с людьми, а сейчас мне предстоит пережить самый трудный период в жизни. Ведь сейчас я почти калека.

Он поежился при этих словах. Но если ты не можешь ни вести машину, ни писать, другого слова для этого не найти.

Джози не проявила ни малейшего сочувствия. Она надулась, обиженно отбросив челку со лба.

– Да, конечно, у тебя плохо работает рука. Ну и что? Ты вообще ошибка природы. А я слишком толстая и неуверенная в себе. У всех у нас есть недостатки, Хьюстон.

Это была не его вина, но он мог остаться инвалидом со своей рукой.

– Это не одно и то же.

Джози теряла его. Он уже дрейфовал в другом направлении, отстраняясь от нее, отталкивая ее. А она не могла больше этого выносить. Ее сердце было разбито.

Существовала лишь одна причина, по которой она могла бы остаться.

– Скажи мне, Хьюстон, но только по-честному, ты любишь меня? – прошептала она в надежде, несмотря ни на что, получить желанный ответ.

Его лицо застыло, плечи напряглись, челюсти сжались. И хотя глаза его, казалось, готовы были сказать очень многое, в них светились ласка и тревога, его губы не шевельнулись. Она выждала долгий момент, давая ему возможность высказаться, затем, поникнув, повернулась, закусив губы, чтобы не разрыдаться.

С глубоким вздохом она направилась к двери.

– С понедельника я приступаю к работе в больнице в Сент-Джоне. Надеюсь, твоя рука заживет.

– Джози! Ты же не уйдешь вот так просто, верно ведь? – Да, она уйдет. Потому что она так и не получила его.

– Мы сможем все уладить, – настаивал он.

Ее рука чуть задержалась на ручке двери, но затем ее решимость возобладала. Нет. Она заслуживала большего. Она хотела заполучить все блюдо целиком, да еще и порцию острого соуса в придачу.

– Прощайте, доктор Хейз.

Хьюстон прилагал все усилия, чтобы не показать, как ему надоело слушать болтовню терапевта, но ему это не слишком удавалось.

Вот уже четыре недели тот проводил с ним сеансы терапии, и каждый сеанс он боролся с собой, чтобы не выказать раздражения. Прошло уже пять недель, как Джози ушла из его отделения, тянулась эта противная осень, а он продолжал отсчитывать секунду за секундой время, прошедшее после его собственной гнусной ошибки.