— Лучше, — объяснял он мне, — синица в руке, чем журавль в небе. Да и годы мои уже не те. Вот выучишься на экономиста, передам тебе все, тогда, глядишь, и откроешь сеть ресторанов по всему городу.

Впрочем, и того, что приносила в клювике нашему семейству эта самая синица, хватало на вполне безбедное существование.

В университет я поступила, набрав на экзаменах необходимое количество баллов. Ну, пришлось, конечно, поволноваться, позубрить ночами, шпаргалки пописать. Сочинения я не боялась, с литературой у меня никогда проблем не возникало, а вот математика вызывала опасения. Но заполненные меленьким убористым почерком миниатюрные листки, проще говоря — «шпоры» сделали свое доброе дело. К тому же экзамен был устный, а экзаменатор — мужчина, своей огромностью напомнивший мне Робин-Бобина. Ну который был Барабек и съел аж сорок несчастных — считалка из детства.

Правда, когда я стояла у доски и отвечала по билету, смешно мне не было нисколечки. Чисто интуитивно я старалась мило улыбаться, хлопать ресницами и изо всех девичьих сил выпячивала грудь. Видимо, действовала я правильно, потому что через долгих три дня увидела в списке поступивших свою фамилию! Добрый толстяк поставил четверку, и Мэри Блинчикова законно стала именоваться «абитуриенткой».

Вечером на семейном празднике в честь моего зачисления родители хитро переглядывались и подмигивали друг другу. Наконец я не выдержала и взмолилась:

— Мамуля, папуля, не томите!

— Дочура! — торжественно начал папа. — Мы тут с мамой посоветовались и решили: отправить любимую доченьку в заграничный курортный вояж по собственному выбору. Как ни тяжело родительскому сердцу чадо отпускать… — и достает из-за спины глобус.

Я бросилась папе на шею:

— Куда сама захочу? — от неожиданности я не верила своему счастью.

— Куда душа твоя ни пожелает — все исполним, как обещано! — Стоят, на меня смотрят, улыбаются. Чувствую — не меньше моего рады.

— Папочка, я тебя люблю!

— Так что, дочь, за тобой теперь слово… — папка довольный, аж светится весь! — Три дня тебе на размышление!

Хорошо, дорогие родители…

ВЕТЕР СТРАНСТВИЙ

На следующий день с утра предки отбыли на дачу к хорошим знакомым. Звали с собой: воздухом, мол, свежим подышишь. Воздух я люблю, и в земле поковыряться не прочь. Телец — земной знак, притягивает она к себе, родная, манит своим теплом, силу дает. Но одно дело — с бабушкой в родной деревне, другое — на чужой территории.

К тому же хотелось просто побыть немного одной. Так что мы по-семейному почмокали друг друга в щечку, после чего родители загрузились в серую «Волгу» и, урча мотором, отбыли на уикенд в садоводство «Красносад».

А будущая звезда международной курортной жизни Мэри Блинчикова, выудив из недр книжной полки «Восемьдесят дней вокруг света», водрузилась в заблаговременно наполненную ванную. Хвойного экстракта — привычка с застойных времен, тогда только такое в аптеках продавалось — в воду насыпала. Лежу, кайфую. Но сосредоточиться на предмете географического выбора никак не получалось, бессмертное произведение французского фантаста никаких идей не навевало. То есть, конечно, имелся вполне определенный географический маршрут, коим бодро проследовали герои Жюль Верна. Туманный Лондон, беспечный Париж, непредсказуемая Индия, экзотический Гонконг, загадочная Япония, глобальная Америка… Захватывающе читать о похождениях отважных и любопытных в теплой расслабляющей ванне.

«Отсутствие практики порождает наивный дилетантизм!» Так папин главный кондитер Добряков укорял одну работницу, которая постоянно умудрялась целыми противнями портить безе. В общем, в ванной ничего не придумалось, и я решилась на проверенное средство: занять руки готовкой, так моей голове легче думается; напечь блинчиков.

Мамуля всегда удивляется, отчего моя стряпня выходит гораздо вкуснее, чем у нее, а я и сама не знаю, в чем секрет. Нравится мне процесс кулинарный, когда в начале, например, кусок мяса завалящий, морковка, кругляш лука и что там еще есть в доме, а в конце — внимание, господа! — говядина по-бразильски, запеченная с овощами в собственном соку! Эксперименты на кухне — моя слабость. А главное в готовке — успеть быстренько угостить всех сидящих за столом, чтобы не съесть все самой.

По части блинов, кто забыл, я мастерица. Бабуля, светлая ей память, научила.

…Летние месяцы я проводила у бабушки. Бабуля была кладезем народной мудрости, прожив всю жизнь в одном месте — деревне Василево, в 40 километрах от Углича. Дом был старинный, с чуть покосившейся крышей, но уютный и родной. Хозяйство было хорошее: три бодливые козы, корова, толпа кур и две беспородные кошки, Муська и Нюська. Кошки в хозяйстве не помогали, но мышей отлавливали. Я помогала бабушке пропалывать огород и окучивать клубни — картошка на столе всегда была своя, розово-желтоватая, сладкая. Да что там картошка, все было свое — огурчики, помидорчики, клубника-земляника, смородина, крыжовник…

Около самого крыльца рос подсолнух небывалой величины, и я думала, что в крохотных ячейках подсолнуха живут волшебные маленькие человечки. До сих пор я с грустью вспоминаю ни с чем не сравнимый деревенский запах, смесь парного молока и ароматного прелого сена. В конце лета мы собирали полезную облепиху, бабуля варила варенье и сок. Собирать ягоду было противно из-за колючек, но с бабушкиными шуточками и прибауточками я справлялась и с этим…

Не было еще в моей практике ни одного блина комом. Ни первого, ни двадцать первого. Блинки получались как на подбор — поджаристые, золотые, будто солнышко. «Блинчики от Блинчиковой всем блинчикам блинчики!» — не помню уже, кто из друзей-знакомых эту присказку придумал.

Я открыла шкаф: так, мука есть. Соль, сода, уксус, молоко… «Блины в сметане да на меду, к соседке Тане сейчас пойду» — завертелся в голове незатейливый мотивчик из детства. Так, молоко, бабуля говорила, должно быть непременно горячее, не ленимся, греем, льем в тесто… Бац! Ни одного яйца в холодильнике.

В магазин ползти, одеваться-собираться? Лень страшно! Решение подсказала все та же песенка. Мурлыкая себе под нос: «К соседке Маринке сейчас пойду», я, накинув халатик и скользнув в тапочки, вышла на лестничную площадку и привычно вдавила пумпочку на соседской двери. На звонок высунулась взлохмаченная голова.

— Здравствуйте, Роман Роменыч, а Марина дома?

— Дома-то дома, только дрыхнет до сих пор. Повадилась по ночам где-то шастать, потом сопит до полудня. Зайди, посмотри, может проснулась уже.

— Ой, нет, спасибо. Пусть она ко мне зайдет, когда встанет. Да, а у вас не найдется пара яичек? Я блины хочу испечь…

В глазах Маринкиного папаши промелькнул огонек. Похоже, он оценил мой непроизвольный каламбур. Роменыч — тот еще жук. Не будь я соседкой да к тому же подругой его дочери, наверняка бы какую-нибудь сальность сейчас отвесил. Однако промолчал, развернулся и, шаркая шлепанцами, отправился на кухню. Терпеть не могу дядек, которые ходят по дому в драных тапках и тренировочных с оттянутыми коленками. Впрочем, Маринкина маманя, Варвара Ивановна — муженьку под стать: всегда в огромных патронах бигуди, которые носит, как революционный матрос ленты — не снимая. Вот уж точно — два сапога пара.

— С тебя теперича, Марья-искусница, пяток блинков причитается! — Маринкин папаша протянул мне яйца, не отрывая при этом взгляда от выреза моего халатика.

Я почувствовала, как щеки постепенно заливаются густым румянцем.

— Спасибо, Роме… Роман Роменыч. Грейте чайник, скоро блины принесу.

Замешивая тесто, я думала о соседке. Родителей своих она всегда недолюбливала. Непросто стать нормальным человеком, когда твои предки такие неряхи. Но Маринка старалась. Особенно в последнее время, когда, покинув школьные стены, каждая из нас стала жить обособленной жизнью. Мы стремительно отдалялись друг от друга, забывали вчерашних друзей-одноклассников, детские свои интересы и обзаводились новыми, как тогда казалось, настоящими впечатлениями. Так и Маринка ушла в подполье и где-то доставала деньги, потому что я частенько видела ее в новом наряде.

Правда, со вкусом у нее существовали серьезные проблемы — не ориентировалась девочка из пролетарской семьи в тонком искусстве создания цветовых гармоний и дамского ансамбля. Хотя эпоха всеобщего дефицита, когда найти достойную вещь стоило больших усилий, уже канула в лету. Маринка покупала только те вещи, которые были одобрены мной. Или перед свиданием, бывало, забежит ко мне: «Мэри, посмотри, я нормально выгляжу? Да? Красная юбка с бордовой блузкой не смотрится? Слушай, пойдем ко мне на минутку, подскажешь, какую кофточку надеть, а? У меня сегодня такая важная встреча!»

Смешная она! Шуток не понимает до сих пор — напрочь! Иногда забудешься, скажешь что-нибудь несерьезное, а она все за чистую монету принимает, дуться начинает. Приходится ей объяснять, что я ничего плохого не имела в виду и вовсе не хотела ее обидеть. Тяжеловатое общеньице получается. Да и в серьезных вопросах на ее понимание рассчитывать не приходится. Начнешь о чем-нибудь сложном рассуждать, а Маринка глазами хлоп-хлоп, на лице глуповатая улыбочка и — «ни бе, ни ме, ни ку-ка-ре-ку» — что сказать не знает. Школу Маринка закончила на твердые четверки — брала усидчивостью. А еще она — добрая. Глупая, обидчивая, но добрая. За это можно многое простить — по-настоящему добрых людей всегда днем с огнем искать приходится.

Кстати, может, Маринку на поездку, что называется, за компанию подбить? Заодно и разузнать, откуда столь бессмысленное созданье извлекает доход на гардеробные обновленья! Вдвоем легче будет маршрут выбрать. Надо с ней потолковать и про доходы, и про походы, а то с этими вступительными экзаменами отстала я от жизни.

Блины были готовы. Я щедро отделила от высокой дымящейся стопки треть и положила на отдельную тарелку. Потом нехотя переоделась из халата в джинсы и бадлон: не люблю совершать лишних телодвижений, да больно не хочется, чтобы похотливый глаз Роменыча опять пасся в моем декольте. На этот раз пришлось запирать дверь. Ведь коли Маринка до сих пор лежебочит, вытащить ее из постели и в кратчайшие сроки доставить к себе на кухню — дело во времени трудноопределимое. Но до блинцов моих она охотница! Накормлю, а потом устрою ей допрос с пристрастием.