«Вторая жена» звучало почти как что-то подержанное, что-то «не первой свежести». А Сид явно не заслуживала подобных сравнений. Все второсортное не сочеталось с ней, не подходило к ней ни с какой стороны. Как, впрочем, и «новая» жена. Уж слишком смахивало на выражение «жена на много лет моложе», а еще вызывало в памяти тех юных секретарш, с которыми сбегают развратные старикашки.

Нет. Именно — моя жена. Только так и никак иначе.

Как танцовщица Сид Шариз. Та девушка, которая молча танцевала с Джином Келли в известном мюзикле «Поющие под дождем». Ей просто не было необходимости произносить слова. Ее ноги и лицо! Будто само воплощение пламенной страсти. Джин Келли смотрел на Сид Шариз, и все было понятно без слов. Мне знакомо такое чувство.

Сид меня понимала. Она бы даже все поняла про то воскресенье в Париже.

Сид была моей женой. И этим все сказано. И эта жизнь, к которой я возвращался сейчас, являлась для меня не сравнимой ни с чем. Это был мой брак.

* * *

Прежде чем отправиться в нашу спальню, я заглянул к Пегги.

Она уже крепко спала, сбросив одеяло и крепко прижимая к теплой пижамке «с начесом» маленькую пластмассовую куклу. Пегги была бледненькой симпатичной девочкой, всегда выглядевшей очень серьезной, даже когда она крепко спала и, как бы сказала моя мама, видела десятый сон.

Кукла, которую она сжимала в кулачке, имела необычный вид — она была шоколадного цвета с длинными, почему-то светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Кукла Люси. Как говорилось в рекламе, обыгрывающей название комедийного сериала: «Я люблю куклу Люси». Сделано в Японии, но предназначено для мирового рынка. Я уже стал настоящим специалистом по таким штучкам.

В кукле Люси не имелось ничего американского, ничего даже отдаленно напоминающего Барби. Она была похожа на блондинку из группы «Дестиниз Чайлд», из нового поколения певиц вроде Анастасии или Алисии Киз. Их много появилось сейчас, затрудняюсь их даже перечислить. Трудно сказать, к какой национальности они относятся. Одним словом, все они выглядят так неопределенно, что их можно отнести к любой народности мира. Как и куклу Люси. У нее можно сгибать ноги и руки. И Пегги души в ней не чаяла. Я накрыл теплым пуховым одеялом их обеих.

Пегги была дочерью Сид от предыдущего брака с никудышным красивым мужчиной по имени Джим. Единственным стоящим делом, на которое этот неудачник оказался способен, стало его участие в создании крошки Пегги. Джиму было свойственно пристрастие к восточным девушкам. Кроме того, он обожал большие мотоциклы, которые почему-то все время разбивал. Иногда он заходил к нам домой, чтобы повидаться с дочерью, хотя у него и не было жесткого расписания посещений, такого, как у меня с Пэтом. Отец Пегги приходил, когда ему взбредет в голову пообщаться с дочкой. И дочь была от него без ума. Вот ведь мерзавец!

С Пегги я познакомился раньше, чем с Сид. В то время маленькая Пегги приглядывала за моим сыном, когда он еще был напуган нашим разводом с Джиной и очень его переживал. Пегги заботилась о Пэте, когда он впервые пошел в школу, и проводила с ним так много времени, что зачастую они казались братом и сестрой. Теперь, когда жизнь разлучила их, они стали постепенно отдаляться друг от друга. Тем более что у Пэта появился лучший друг Берни Купер, а у Пегги — подружка, которая, кстати, тоже обожает куклу Люси. Но для меня Пегги значила больше, чем падчерица. У меня такое чувство, словно я наблюдал за тем, как она взрослела.

Оставив Пегги в обнимку с куклой Люси, я тихо прошел в нашу спальню. Сид спала на своей половине кровати, как и полагается замужней женщине.

Когда я начал раздеваться, она зашевелилась, наполовину проснувшись, и в полусне выслушала мой рассказ о Пэте, Париже и опоздавшем поезде. Сид взяла мои руки в свои ладони и ободряюще сжала их. Она моментально все поняла:

— Бедняжки вы мои. Поверь мне, у тебя и у Пэта все будет хорошо. Я обещаю. Джина успокоится. Она поймет, что ты не хотел сделать ему ничего плохого. А какая там погода, в Париже?

— Вроде бы облачно. А еще Джина сказала, что подумает насчет следующего воскресенья.

— Дай ей несколько дней. У нее есть все основания, чтобы злиться. А у тебя есть право съездить со своим собственным сыном в Париж. Забирайся в кровать. Ну, живей.

Я проскользнул под одеяло, охваченный чувством необыкновенной благодарности. То, что Джине показалось бездумным и безответственным поступком, Сид посчитала отличной идеей, которая не очень удачно реализовалась по не зависящим от меня причинам. Поступок, продиктованный любовью, с опозданием поезда. Конечно, она судила не слишком объективно, но я вознес благодарственную молитву за то, что женился именно на этой женщине.

Я понимал, что не обручальное кольцо делает ее моей женой, и не свидетельство о браке, которое нам выдали в той священной комнате, и даже не клятвы верности, которые мы оба дали друг другу. Моей женой ее делало то, что она всегда была на моей стороне, что она всегда поддерживала меня своей любовью и заботой, и так будет всегда.

Я все говорил и говорил в темноте, ощушая рядом тепло тела моей жены, и пытался убедить себя, что все еще можно поправить.

«С утра обязательно позвоню Джине», — мысленно приказал я себе. Нужно выяснить насчет следующего воскресенья и договориться о времени, когда мне забрать Пэта. Разумеется, я извинюсь, что заставил ее волноваться. Я ведь совсем не ожидал, что все так получится. Мы с ним отправились в Париж только потому, что я не хотел, чтобы у Пэта все было так же, как и у многих других детей с «воскресными папами». Ну, как у той девочки, наполовину француженки, которая неожиданно для отца оказалась вегетарианкой, и еще у несчетного количества подобных ей детей. Я хочу, чтобы Пэт знал: у него есть настоящий, полноценный отец, вместе с которым у него будут и приключения, и всякие другие интересные вещи, такие же, какие, например, были в свое время у меня и моего отца.

Моя жена поцеловала меня для поддержания духа и еще, конечно, чтобы я замолчал. Потом она поцеловала меня еще раз и еще.

Вскоре характер поцелуев изменился, они уже не имели ничего общего с ее желанием утешить меня. С таких поцелуев, собственно, все и начинается. Тут я должен заметить, что женитьба совсем не повлияла на качество наших поцелуев.

Она ждала меня, разметав по подушке черные волосы. Ее лицо освещал только электрический отсвет уличного фонаря, проникающий сквозь щели в жалюзи на окнах. Я все еще без ума от этой женщины. От моей жены.

Я наклонился над ней, но не стал перед этим запускать руку в маленькую деревянную коробочку, лежащую в ящике тумбочки, в которой мы хранили средства предохранения.

Тут я услышал в темноте ее вздох:

— Не заставляй меня каждый раз напоминать тебе об этом, Гарри. Пожалуйста, дорогой. У тебя уже есть ребенок. Разве мы не договорились?

В последнее время я встречал много статей о страстном желании иметь детей, которое даже имеет название «голод по ребенку». Об этом регулярно пишут в рубрике «Вы и все ваши» местной воскресной газеты. Оказывается, столько женщин мечтают родить! Прямо какая-то эпидемия, что ли. Но моей жены «голод по ребенку» почему-то не коснулся. Видимо, она уже «накушалась» досыта.

Конечно же, мы обсуждали возможность завести собственного ребенка. Я хотел его прямо сейчас, потому что ребенок объединил бы нас в полноценную семью. А Сид хотела ребенка когда-нибудь в будущем, потому что до этого ей следовало сделать еще много всяких дел, связанных с работой и карьерой. У нас обоих имелось свое представление о счастливой жизни, но, как бы я ни восхищался чудесной попкой моей жены, я не могу тешить себя наивным предположением, будто это представление у нас с ней совпадает.

Поэтому я все же протянул руку к коробочке с презервативами, думая о том, что она имела в виду, говоря о моем ребенке. Она говорила о Пэте? Или о Пегги? Или под «моим ребенком» она подразумевала каждого из них, но только в то время, когда я нахожусь с кем-то из них рядом?

В этом и заключается проблема таких ребят, как я. Нас легко запутать. Все кусочки, из которых состоит наша жизнь, почему-то не складываются в общую картину. Иногда даже не скажешь, кто именно составляет твою собственную семью:

Но потом я заснул на том же боку, что и моя жена. Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, моя правая рука обнимала ее за талию.

И все эти чудесные долгие часы до самого утра, пока мы лежали рядышком, как две ложки в буфетном ящичке, вложенные одна в другую, и видели сны, Сид оставалась для меня единственной и неповторимой. И в этом я не находил ничего запутанного.

3

— Не расколов яйца, не сделаешь яичницу, — напомнил мне Марти Манн старинное изречение и тут же поправил себя: — То есть толку не будет, если ты станешь все время прятать свой член в штанах. Вот в чем твоя проблема, Гарри. Ты — прирожденный романтик. В конце концов тебе обязательно разобьют твое глупое сердце. Судьба оттрахает тебя в задницу. Другого выхода и не жди:

Мы сидели в его прекрасно оборудованном офисе в «Мэд Манн Продакшинз» и говорили о работе. Только о работе. Но Марти один из тех энергичных и предприимчивых бизнесменов-самородков, которые, говоря о работе, умеют преподать ее так, словно речь идет об омерзительном сексе в тюремной камере.

Марти постоянно грозил мужской половине редакторов сделать их «своими сучками». Он не просто радовался успеху телепрограмм, которые выпускал, у него при этом обязательно «вставал». Его никогда никто не подводил в бизнесе, его только лишь «трахали во все дырки». Он работал не просто много, а «затрахивался, как гремучая змея во время брачного периода».

Мне очень интересно, каков он в семье. Особенно в субботний вечер, после пары пропущенных рюмочек. Могу представить, как он обращается к жене с вопросом, не соблаговолит ли она участвовать в производительном совместном акте.