– Пока в общих чертах.

– Леня, ты меня удивляешь, – закатил глаза Мезенцев, – мы с тобой работаем не первый год.

– Я все понимаю, – вздохнул Леонид, – но что они хотят сделать? Построить? Выкопать, проложить? – Леонид достал ручку, пододвинул лист бумаги и стал рисовать чертиков. Он делал так всегда, когда чувствовал, что Мезенцев начинает злиться. А Константин Алексеевич злился, поскольку говорить всего не хотелось, да и не все еще он сам понимал. Цель этой их беседы была как раз в том, чтобы выработать нужное и интересное предложение этим самым людям с новыми деньгами. Напрямую задать вопрос Леониду: «Как ты думаешь, что мы можем сделать?» Мезенцев не мог. Это противоречило его принципам единоначалия. К тому же Мезенцев чувствовал в Леониде оппонента. Поэтому-то он и говорил так – обтекаемо, соблюдая дистанцию. Чувствовалось, что он хотел, чтобы зять подхватил тему риторическими вопросами, развил, а там, глядишь, и родится план. Но появившиеся в последний год противоречия мешали им работать слаженно. А Леонид выигрывал время, отмалчиваясь, и притворялся сосредоточенным, рисуя на листе бумаги. «Слишком мало сказано, чтобы я мог что-то предложить. Константин Алексеевич осторожничает, так зачем мне лезть вперед», – думал зять, не поднимая глаз от стола.

– Леня, не будь Репиным. Перестань рисовать и, пожалуйста, подумай. Тут очень большие возможности. Главное, их не прошлепать! Как у нас любят! Как мы с тобой в последнее время прошлепали. Проговорили! И похоронили под болтовней! Леня, тут такие перспективы, которые позволят вам с Ольгой и вашим будущим детям не работать. И мне заодно.

– Ох, Константин Алексеевич, вы можете обмануть кого угодно в этом смысле, только не меня. Вы без работы не сможете! – Леонид не смог скрыть улыбки, но она у него получилась недобрая. Мезенцев посмотрел на него и вдруг успокоился.

– Леня, ты на досуге подумай, как ты можешь помочь в этом деле. И самое главное, хочешь ли, – произнес тесть и уселся за свой знаменитый письменный стол.

– Хорошо, – коротко ответил Леонид.

– Да, – добавил Мезенцев, – ты подумай, подумай. Пока они сами не придумали какую-нибудь глупость, после которой мы не сможем им помочь. Леня, я стараюсь для всей семьи.

– Я понимаю, – заверил Леонид. – Я думаю. Но хоть бы намекнули они, во что вложиться хотят?! В какую сторону траншею нам копать! И вообще, по моему ли ведомству это?

– Надо сделать так, чтобы по твоему ведомству! Понимаешь? Поэтому и играем на опережение. Думаешь, таких как мы мало? Да сейчас же набегут помощники!

– Дайте мне сутки. Завтра я к вам приеду и привезу предложение.

– Несколько, Леня, несколько. Они должны выбирать. И выбрать нужное нам.

– Хорошо, – покорно согласился Леонид, – я представлю несколько вариантов.

– Я, конечно, уже тоже кое-что набросал, – Мезенцев полез в стол и вытащил ежедневник, – вот, смотри. Мусоросжигающий завод. Отличное дело и, главное, вечное. Конечно, разрешений получить кучу надо. Но это и хорошо. Без нас они здесь ничего не смогут – никто с пришлыми просто так разговаривать не будет. Я наметил шаги, подсчитал затраты…

– Простите, затраты на строительство и оборудование?

– Затраты на лоббирование и юридическую поддержку, так сказать. Леня, все остальные затраты нас не должны особенно волновать.

– Я думаю, они могут спросить нас об этом. Московские цены несколько отличаются от цен в регионах.

– Да, ты прав, но у нас есть время об этом подумать. Второй вариант – полигон, а иначе говоря, свалка. Деньги меньшие, затраты ниже. Да и головной боли не много.

– Константин Алексеевич, что-то нас все больше к помойкам тянет, – пошутил Леонид.

– Хорошие деньги можно и на консерватории заработать, да в Москве она уже есть. И второй не бывать, – пробурчал Мезенцев, – придумай завтра что-нибудь еще.

– Да, конечно, но, если честно, мусор – тема беспроигрышная, – польстил Леонид тестю.

– О чем и речь! – оживился опять Мезенцев. Он вскочил, заходил по кабинету и стал детально рассказывать Леониду, как он видит это дело.

Уезжал Леонид поздно. Уже Ольга два раза звонила, уже Васса Федоровна простилась со всеми и ушла к себе – то ли спать, то ли дописывать дневную норму любовной прозы. Уже сумерки спустились на лес, а Мезенцев все не отпускал зятя. Разговор все так же вертелся вокруг таинственных людей с деньгами, вокруг разрешения на утилизацию мусора, вокруг строительных проблем. Леонид уже зевал – день выдался длинный, со странными встречами. И в этот уже поздний, прощальный разговор он не мог как следует вникнуть.

– Так, вижу, ты уже не слушаешь меня! – воскликнул раздраженно Мезенцев. Несмотря на поздний час, он был все так же энергичен и бодр.

– Да, поеду. Завтра буду у вас, – попрощался Леонид.

Но домой, к Ольге, он не поехал. Попрощавшись с Мезенцевым, он заехал на заправку, зачем-то заказал там кофе и, сидя над чашкой, думал о том, что тесть, который еще недавно представлялся ему чуть ли не идеалом делового человека, теперь не вызывает даже симпатии. Было родственное чувство, была привязанность – как-никак, этого человека он знал почти всю жизнь. Этот человек многому его научил. Он – отец любимой жены. Но родственная привязанность – это что-то, похожее на условный рефлекс. В этом чувстве бывает мало уважения. В нем есть лишь привычка. Куда-то делось ощущение кумира, идеала, образца. «Когда это случилось и почему? Мы женаты с Ольгой почти шесть лет. Год назад мы впервые столкнулись лбами с Мезенцевым, но началось все гораздо раньше… Мне, наверное, не надо было идти на эту должность. Уж очень я зависим. Удивительно, но отец был прав…» – подумал Леонид и вдруг представил, как родители в этот вечерний час, поужинав, сидят перед телевизором и привычно реагируют на новости, привычно подают реплики, привычно обращаются к воспоминаниям. Леонид подумал, что их жизнь, наполненная делами, в сущности, всегда была не богата эмоциями. А с его переездом и женитьбой жизнь в доме, наверное, стала совсем тоскливой. Леонид помнил, как жадно впитывали родители все его студенческие новости, рассказы о друзьях. Как интересно и важно было для них прикоснуться ко всему, чем жил их сын.

«Господи, когда же я выберусь к ним?! Завтра опять весь день занят!» – Леонид посмотрел на часы, допил кофе, сел в машину решительно повернул в сторону района, где жили родители.


Домой он приехал уже совсем ночью. Но Ольга не спала. Она сидела на кухне, и было впечатление, что с того самого момента, когда Леонид ел блины, ничего не произошло. Только стал чище подобранный пес. Он лежал на полу у ног Ольги и при виде Леонида одновременно заворчал и вильнул хвостом.

– Он действительно стал светлее. – Леонид погладил пса.

– Я же тебя предупреждала. Почему так поздно?

– Заскочил к своим. Знаешь, не так часто получается к ним заезжать. А они так соскучились, заговорили меня. Потом усадили ужинать. Потом мама затеяла искать какую-то книгу. Понимаешь, они меня не видели давно, так давно мы не разговаривали, что мне казалось, они ищут предлог, чтобы меня задержать. Я не мог сорваться через полчаса.

– Леня, тебя же никто не держит. Я никогда не возражала, чтобы ты их навещал, и сама бы с удовольствием ездила, но…

Леонид знал, что «но». Так уж получилось, что Мария Петровна своим молчаливым неодобрением испортила отношения с Ольгой, к которой всегда относилась тепло. Так получилось, что именно на Ольге отыгрались родительские амбиции, ревность и непонимание. Леонид отдавал должное жене. Она терпеливо приучала свекровь и тестя к тому, что теперь они одна семья, что Леонид любим ею, что никогда ни при каких обстоятельствах она не станет преградой между ним и его родителями. Но все попытки оказались тщетными – Мария Петровна и Сергей Николаевич держались холодно. И в конце концов, Ольга сдалась. Она отступила, но при этом ни слова обиды, ни слова упрека не прозвучало. Леонид был благодарен ей за это. И поэтому, когда – очень редко – Ольга вдруг вслух вспоминала о разногласиях, он терпеливо молчал.

– Оленька, ну, я же все понимаю. Только другого случая в ближайшие дни у меня не будет. А родителей надо было навестить.

Леонид подошел к жене, обнял ее. Пес, лежащий на полу, опять заворчал.

– А это что такое? – шутливо рассердился он. – Кто здесь голос подает?

– Это он злится на тебя. За то, что ты поздно домой приехал. – Ольга отвернулась к окну.

– Он много себе позволяет. Ты объясни ему это. Он тебя быстрее послушает. – Леонид погрозил пальцем псу.

Ольга рассмеялась. Она обняла Леонида:

– Я волновалась. Понимаешь, мне в голову лезли ужасные глупости.

– Какие?

– Не скажу. Это страшно произносить вслух.

– Тогда не говори. Просто забудь.

– Я постараюсь. Только не приезжай так поздно больше!

– Хорошо, обещаю, – Леонид поцеловал ее, – пойдем спать. Я сейчас упаду. И даже не узнаю, как у тебя сегодня все прошло.

– А ты – падай. И быстрей засыпай. Ты действительно плохо выглядишь. Завтра я тебе все расскажу. Давай спать.

– У нас что-то случилось? – уже сквозь дрему спросил муж.

– Нет. Я с папой сегодня встречалась.

– Это когда?

– Вечером. Сразу после тебя.

Леонид открыл глаза и приподнялся на локте:

– Что за срочность?

– Я и сама не поняла. Ничего нового от него я не услышала.

«Хотя что это я удивляюсь! Это так похоже на тестя, – подумал Леонид, – а Ольге, наверное, досталось!»

Леонид угадал. Раздосадованный тихим противостоянием зятя, взбудораженный перспективами огромного заработка и подстегиваемый азартом, Мезенцев решил заодно и разобраться с делами дочери. По привычке он постарался повлиять на Ольгу, да только забыл, что характером и нравом она уж больно похожа на отца.


Ольга действительно была копией отца. Особенно это касалось характера. Смысл ее жизни был в преодолении того, что она сама себе придумывала. Бизнес, открытый на первом курсе на деньги отца, давал ей небольшую стабильную независимость. Удовольствие, с которым она тратила эти деньги, было ни с чем не сопоставимо. Но Ольга, как и Мезенцев, была амбициозной и энергичной. Ей всегда было мало того, что она имела. Это была не жадность, а стремление доказать в первую очередь себе, что нет невозможного и что страха перед этим миром не существует. Ольга с удовольствием бы расширила бизнес, но тут случилась вся эта история с любовью и замужеством.