Джо Гудмэн - Моя настоящая любовь

Сан-Франциско, 1875 год

Ральф Монтгомери не знал, что сказать. Даже на смертном одре его бабушка старалась навязать свои желания каждому — от повара до членов городского совета. Возможно, самым удивительным было то, что ему до сих пор удавалось избегать этой ловушки.

— Ты слушаешь меня, Ральф? — В тоне Миллисент Монтгомери звучало раздражение. Ее внук был с ней вежлив, но его равнодушный взгляд говорил, что его интерес к разговору пропал. Он умел держать свои мысли при себе, но Миллисент уловила признаки его тихого бунта. — Не думай, что тебе удастся отвертеться, — заявила она.

Ральф откинулся в кремовом бархатном кресле и вытянул ноги, рассеянно потер колено. Небо за окном было затянуто тучами. Когда погода изменится, боль ослабнет. Но сейчас начинался дождь.

— Что, болит нога?

Он понял, что массирует ее, и убрал руку.

— Немного.

Девять месяцев назад, когда обвалился вход двенадцатой шахты, Ральфа придавило упавшим бревном. Из-под завала его вытаскивали целый день. Он выжил благодаря каменному карману, образовавшемуся вокруг его головы. Он не терял сознания, и у него была уйма времени, чтобы представить себе собственную смерть или жизнь без одной ноги. Боль в сломанной ноге была такой невыносимой, что в некоторые мгновения он бы предпочел смерть. Но Ральф Монтгомери унаследовал от бабушки упрямый характер. Та сила духа, которая двигала Миллисент Монтгомери в восемьдесят лет, поддерживала Ральфа в тридцать три года. Возможно, именно из-за того, что он сам столкнулся со смертью, бабушка выдвинула свое требование. Ральф не сомневался, что она вынашивала свою идею с тех пор, как он вернулся из Невады. Теперь, когда он начал снова ходить, она решила, что пора поговорить с внуком. Ральф не собирался объяснять бабушке, что, судя по его опыту, прикованность к постели не является препятствием для занятий сексом. Если бы она это поняла, то начала бы давить на него еще несколько месяцев назад.

— Ты занимаешься гимнастикой? — спросила Миллисент, вглядываясь своими ясными голубыми глазами в лицо внука. Она сразу поймет, если он солжет.

— Занимаюсь. Каждый день, — ответил он серьезно, но в уголках его рта появилась ироническая улыбка. — Боюсь, что сегодня мое расписание нарушено. Потому что сижу у тебя.

— Не дерзи! — прикрикнула бабушка. — Я тебя сюда не звала.

Он усмехнулся, неловко поднялся на ноги и поцеловал Миллисент в щеку.

— Звала, бабушка, и не пытайся отрицать это.

Ральф снова сел. Он заметил, что старушка была тронута этим неожиданным проявлением нежности.

— И вот я здесь. Как всегда, послушный внук, готовый выполнять все твои требования, чтобы остаться в твоей милости… — Он сделал паузу и прибавил тихо: — И в твоем завещании.

— Ну и нахал!

— Да, мадам. — Ральф видел, что Миллисент пытается скрыть улыбку. — Однако ты выглядишь очень хорошо, — продолжал он. — Не думаю, что в ближайшее время я войду во владение семейным состоянием. Я говорил с врачом. Он сказал, что ты совершенно здорова.

— У меня воспаление легких.

— У тебя простуда.

— И это значит: совершенно здорова? Простуда может перейти в чахотку.

— Она может перейти и еще во что-нибудь, но бессмысленно сейчас беспокоиться об этом. Доктор Харви говорит, что ты переживешь нас всех.

Старушка фыркнула, расправила плечи, вскинула голову и приняла царственную позу.

— И ты не можешь прогнать доктора Харви, потому что я оплачиваю его счет, — не отступал Ральф.

— Вот почему он говорит тебе, что я совершенно здорова, — съязвила она. — Я буду лежать мертвой и окоченевшей, а он не захочет признать это. Я для него золотая жила.

— Для меня тоже, бабуля. — Ральф встал, взял свою трость из черного дерева. — Поэтому я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Тогда ты сделаешь то, что я прошу. Уверяю тебя, мое здоровье — в твоих руках.

— Завтра День благодарения, — напомнил он. — Я вряд ли смогу подарить тебе правнука к Рождеству. По крайней мере, моего сына. Ты ведь знаешь, такой подарок готовят девять месяцев. — Миллисент поморщилась. Ральф любил подтрунивать над старушкой. — Надеюсь, твой хрупкий организм продержится такой срок, — сказал он сухо.

— Я чувствовала бы себя лучше, если бы к этому времени ты был бы помолвлен с какой-нибудь молодой леди, — произнесла она с легкой грустью.

На лице внука появилось жесткое выражение. Его глаза стали такими же серыми и холодными, как затянутое тучами небо, и рука так крепко сжимала трость, что побелели пальцы.

— Мне не нужен бастард, — предупредила она. — Если именно так ты думал выполнить мою просьбу, то выкинь это из головы. Такое решение неприемлемо. Я вырастила тебя и заслужила то, о чем прошу. Ты должен считаться с моими желаниями. Кроме того, не все женщины такие, как Кэтрин Хейл. Хватит носить траур по женщине, которая даже не умерла.

Глаза Ральфа сузились, но он проглотил бабушкины слова и ничего не возразил.

— До свидания, бабушка, — сказал он спокойно.

Глядя на внука, идущего к двери, Миллисент пожалела о своих словах. Не нужно было напоминать о Кэтрин Хейл. Ральф был безумно влюблен в нее, но ее больше интересовали деньги, а не любовь. Понимал ли ее внук, что именно она, бабушка, подстроила так, чтобы Ральф обнаружил связь своей невесты со своим лучшим другом? Это случилось десять лет назад, и до сегодняшнего дня Миллисент не упоминала имя Кэтрин. Но она никогда не забывала ее. После того как внук обнаружил двойное предательство — и со стороны возлюбленной, и со стороны друга, — он сделался очень недоверчивым и осторожным. Эти качества, правда, помогали ему в бизнесе. Конкуренты никак не могли разобраться в его стратегии. Он вел переговоры с правительством о западных железнодорожных линиях. После завершения строительства трансконтинентальной дороги шесть лет назад акции Ральфа у его инвесторов и в министерстве невероятно поднялись. Он поддержал строительство «Пасифик», и эта сделка вчетверо увеличила его состояние. Семья вкладывала деньги в добычу полезных ископаемых, но Ральф не считал ее перспективной. Неизвестно, сколько еще времени земля будет щедро отдавать свои залежи золота в Калифорнии или серебра в Неваде.

Возможно, именно Кэтрин Хейл научила Ральфа не класть все яйца в одну корзину. В делах и удовольствиях Ральф Монтгомери проявлял разнообразные интересы.

Хлопнула дверь. Миллисент надеялась, что ее внук не попытается пройти расстояние из Ноб-Хилла до делового района. Со вздохом она откинулась на резной подголовник из орехового дерева. Ее волосы казались еще белее на темном дереве. Старушка печально посмотрела на портрет на стене. Ее любимый сын и невестка смотрели на нее с портрета. Если бы только они были живы! Тогда сами бы воевали со своим непокорным сыном. Но воспитывать его пришлось Миллисент. Как жестока порой бывает судьба! Двадцать лет назад Миллисент потеряла мужа, а спустя семь лет землетрясение унесло жизни сына и невестки. Внука она чуть было не потеряла из-за обвала рудника. Она не могла видеть, как вымирает семья. Ральф имел долг перед дедом и родителями — да и перед ней тоже. Она могла только надеяться, что он это тоже понимает.

Линда Стрит открыла окно, как только заметила Ральфа, выходящего из экипажа. Весь день шел дождь, и мостовая сделалась скользкой. Линда открыла было рот, чтобы предупредить его, но в этот момент он поскользнулся и упал. Линда позвала слугу и выбежала из дома. Кучер уже спустился с облучка и помог Ральфу сесть. Линда опустилась на колени возле него и провела рукой по его больной ноге.

— Убирайся! — огрызнулся он, оттолкнул руку женщины и краешком глаза увидел, как вспыхнуло ее лицо.

Однако она сохранила самообладание и спокойно сказала:

— Мистер Симмонс, мистер Файн, помогите мистеру Монтгомери встать. — И Линда отошла в сторону, а слуги стали поднимать Ральфа. — Поддержите его под мышки. Квей По, возьми трость мистера Монтгомери: он не сможет ею воспользоваться. Молли, Хсиа То, принесите кресло мистера Монтгомери — его, наверное, придется нести.

Служанки побежали исполнять приказание.

— Мне не нужно это проклятое кресло! — взорвался Ральф. Он был взбешен.

— Миссис Адамс, — обратилась Линда к экономке, — будьте любезны, проследите, чтобы приготовили ванну и постель для мистера Монтгомери.

— Конечно, — откликнулась экономка, — я все сделаю. Он будет ужинать в своей комнате?

Линда кивнула.

— Я еще не умер, — запротестовал Ральф, но женщины не обратили на его слова внимания. — Я даже не инвалид. Я поужинаю в столовой.

Он постарался высвободиться из рук державших его людей, но больная нога некстати подвернулась. Если бы не слуги, он бы во второй раз поцеловал мостовую.

Подвезли кресло и поставили его позади Ральфа. Ни Линда, ни слуги не собирались усаживать его силой, но она была уверена, что выиграет в этой схватке характеров. Она просто смотрела ему в глаза.

Ральф злился, уголки его губ опустились.

— Вы работаете на меня, — грубо напомнил он.

— Да, сэр, для этого вы меня и наняли.

— В таком случае я вас увольняю.

— Хорошо, — сказала она спокойно, — я соберу вещи. — И повернулась, чтобы уйти.

— Черт бы вас побрал, мисс Стрит! — сдался он, опускаясь в кресло.

Симмонс повез его к дому. С помощью кучера они подняли кресло по лестнице и вкатили в дом. Квей По пошел следом, стуча тростью, которая только на несколько дюймов была короче его самого. Пока они поднимались по лестнице на второй этаж, перед глазами Ральфа была прямая узкая спина Линды. Он заметил, что у нее тонкая талия и бедра слегка покачиваются при каждом шаге. Ее рука, касающаяся перил, казалась слабой, но он знал, что это только иллюзия. Ее длинные худые пальцы обладали огромной силой. Линда отворила дверь в спальню Ральфа. — Помогите ему раздеться, мистер Симмонс. Я должна взять передник.