– Ну что ж, пойдемте, я познакомлю вас со своей коллекцией, – предложил им Фрейзер, отослав Тамар. – Мэдди! Мне будет интересно знать твое мнение о моих последних приобретениях и новинках, выставленных в зале. Как ты думаешь, какие из них принесут мне деньги, а какие мне будет жаль возвращать художнику?

Роза и Фрейзер слегка замешкались, пропуская Мэдди вперед. С замиранием сердца Мэдди первой ступила в огромный зал. По всей видимости, когда-то на этом месте располагались четыре или даже все пять комнат. Фрейзер не упустил момента сообщить им, скольких трудов и средств ему стоило переоборудовать помещение под главный экспозиционный зал, рядом с которым располагалось несколько выставочных залов размером поменьше.

– Впечатляет! – заметила Роза вполголоса. Внушительные размеры зала невольно заставляли переходить на уважительные полутона в разговоре. – Вы уже были владельцем этой галереи, когда приезжали ко мне?

– Мой Бог! Конечно же, нет! – покачал головой Фрейзер. – Я в то время был нищим, беден как церковная мышь. Но старался держать планку! Мне хотелось произвести на вас должное впечатление. Я ведь прекрасно понимал, что вы не станете вступать в разговоры с каким-то обшарпанным оборванцем. Само собой, и в то бедное для себя время я не был совсем-то уж оборванцем, но все же… Я только-только начал раскручивать собственный бизнес. А до этого многие годы работал на других людей, приобретал опыт.

Роза остановилась подле дочери. Мэдди уткнулась носом в живописное полотно – огромная пурпурная клякса. Но что-то же привлекло ее внимание к этой картине! Мэдди разглядывала изображение с живым интересом. Взгляд ее был восторженным и пытливым. А Розе интересна была дочь в этот момент, то, что творилось в ее голове и в душе, а не собственно художественное творение… Акт величайшей значимости для человека пробуждения в нем понимания смысла изобразительного искусства, отражение реальной жизни в образах, красках и линиях, чередовании графических и колористических ритмов, тайна интерпретации… Вот что происходило сейчас с ее дочерью. От истоков изобразительного искусства – первых наскальных рисунков и украшений одежды самых первых людей – искусство пришло к абстрактному изображению смысла, все усложняя художественный язык и расширяя границы интерпретации… Как понимает такое искусство маленький человек в непосредственном своем восприятии? Что чувствует сейчас Мэдди? Роза знала, что не надо тревожить и отвлекать ребенка, когда он углублен в себя и своими силами постигает то, что сотворил для него кто-то другой, – и это тоже общение, обогащающий живой диалог, возможно, самый главный среди многих таких сближений и самый ценный для созидательных сил человеческого характера и склада натуры. Она отвела взгляд от Мэдди, чтобы ее не спугнуть, и придвинулась ближе к Фрейзеру, подхватывая нить их разговора.

– Не скрою, вы произвели на меня тогда сильное впечатление! – негромким голосом призналась Роза и бросила на Фрейзера застенчивый взгляд. – Вы даже не представляете себе, какое хорошее!

– Правда? – несколько растерялся Фрейзер. – А я все эти годы мучился, терзался… Готов был со свету сжить себя, что, должно быть, показался вам тогда бесцеремонным и навязчивым со своими расспросами… Разбередил вам душу, расстроил вас… А все из-за того, что хотел раздобыть картины Джона и заработать немного денег! – Он поймал ее взгляд. – Ах, если бы вы знали, Роза, сколь о многом мне хотелось поговорить с вами в тот день. В вас было что-то такое… притягательное… Да-да! Не смейтесь! Именно так. Притягательное! Возможно, вы сочтете меня безумцем, но признаюсь: мне так не хотелось уходить от вас. Просто не хотелось, и все! Вы словно привязали меня к себе – искренностью, простотой, готовностью понять… всем этим вместе. Что удивительно, ибо видел я вас впервые… Впрочем, что проку ворошить прошлое? Как часто мы сокрушаемся о том, что чего-то не сказали, чего-то не сделали, упустили счастливую возможность…

Фрейзер оборвал себя на полуслове и отвел глаза, а Роза, поддавшись внезапному порыву, вдруг взяла его за руку и стиснула его пальцы.

– Одного вы не можете знать, Фрейзер! – заговорила она едва слышно, почувствовав странное воодушевление. То ли этот пристальный взгляд его бирюзовых глаз так подействовал на нее, то ли тембр голоса, а скорее интонация, с какой он говорил сейчас. То ли наступил наконец тот момент, когда ей захотелось рассказать ему всю правду. – Те несколько минут, которые вы беседовали со мной, помогли мне пережить все последующие годы, выжить в том аду, в какой превратилось мое супружество. Я не переставала думать о вас, вспоминать, какой вы, как смотрели на меня, как разговаривали… И каждый раз, думая о вас, я становилась немного сильнее. Вы и не догадываетесь, что причина, по которой я…

– А вот и ты, дорогая! – Фрейзер неожиданно резким движением высвободил свои пальцы из руки Розы и повернулся к высокой, стройной, безупречно сложенной блондинке – цвет ее волос был натуральный. Она шла по залу к ним навстречу в безукоризненно сидящих на ней белых хлопчатых брючках и коротенькой кружевной блузочке, открывающей взору все, что можно открыть. Великолепное тело, вынуждена была признать Роза. Такое не стыдно и продемонстрировать прилюдно. Более того, оно само просится на показ.

– Приятный сюрприз, Сесилия! – Фрейзер подошел поздороваться и был застигнут врасплох ее полноценным поцелуем в губы. – Не ожидал тебя увидеть сегодня. У тебя было запланировано какое-то мероприятие…

– Да! Деловой ленч с представителями прессы! – Сесилия одарила ослепительной улыбкой вначале Розу, потом Мэдди. – Я туда и собираюсь прямо сейчас. Но ты ведь сегодня умчался из дому ни свет ни заря! Проснулась, а тебя рядом нет. Я уже соскучилась! Вот и заскочила по пути, чтобы поздороваться. А уже потом все остальное… Буду старательно делать вид, что мне очень интересны нудные многочасовые разговоры всех этих зануд! Будто у них есть что сказать больше того, что знаю я! – Сесилия весело подмигнула Мэдди, и та улыбнулась ей.

– Я вас очень хорошо понимаю! – воскликнула Мэдди обрадованно. Наконец-то она встретила родственную душу. – Все, кого я знаю, тоже гораздо менее интересные люди, чем я.

– Вот ужас, правда? – проговорила Сесилия сочувственным тоном и тепло улыбнулась девочке. – Так познакомь же наконец меня со своими гостями, дорогой!

Она бросила вопросительный взгляд на Фрейзера, и Роза вмиг догадалась, что тот ни словом не посвятил Сесилию в свои планы познакомить их с Эдинбургом сегодня.

– Разумеется! Роза Джейкобз! Прошу любить и жаловать! – представил он Розу несколько церемонно. Сесилия ухватила ее руку и сжала в крепком рукопожатии. – Роза – дочь Джона Джейкобза. Она гостит сейчас у отца. Вот захотела взглянуть на мою галерею. А поскольку Джон обеспечивает более шестидесяти процентов моей годовой прибыли, то я правильно рассудил, что любое желание моего клиента – закон.

– Ах, Роза! Я так рада! – проговорила Сесилия медоточивым голосом и, к немалому удивлению Розы, заключила ее в объятия, словно старую закадычную подружку. – Очень рада познакомиться с вами! Я всегда ломала себе голову над тем, каково это быть сыном или дочерью гения. А ведь ваш отец, несомненно, самый настоящий гений. Представляю, как это было непросто взрослеть в тени гения. Да, быть дочерью гения требует не меньших творческих усилий, чем быть художником, вы не находите?

Роза отвела глаза в сторону.

– Затрудняюсь с ответом. Мы с отцом не общались более двадцати лет.

– Простите! – воскликнула Сесилия обескураженно. – Вечно я ляпну что-нибудь эдакое! Умею встревать в то, что меня не касается. Порой я подумываю, уж не обзавестись ли мне своей собственной пиар-компанией. Думаю, дела у меня пошли бы совсем неплохо. Но надеюсь, теперь у вас с отцом все наладилось. Я, знаете ли, склонна к мелодрамам. Обожаю истории со счастливым концом.

– Я тоже люблю счастливые развязки, – призналась Роза, чувствуя себя полностью раздавленной присутствием этой блистательной представительницы прекрасного пола. Конечно, ее наряд чересчур вызывающий и ведет она себя с пониманием своего превосходства. Но все же она очень, очень мила и обходительна. А главное – настоящая красавица.

– Когда-нибудь, – Сесилия нежно обвила Фрейзера рукой за талию и притянула к себе, – и у нас с тобой случится счастливая развязка. Уверена в этом! А как ведет себя ваш отец, когда пребывает в хорошем расположении духа? – снова обратилась она к Розе. – Помнится, меня он напугал до полусмерти.

– Вы видели моего отца? – удивилась Роза.

– Всего один лишь раз. Фрейзер однажды взял меня с собой. Помнится, Джон тогда разыграл перед нами целый спектакль, чтобы вывести меня из себя!

Сесилия рассмеялась, и ее смех рассыпался серебристыми колокольчиками по залу – хоть беги собирай их в хрустальную чашу и украшай ею вход в галерею.

– Зря старался! Кто я такая, в конце концов? Но я определенно ему не понравилась!

– Не уверена, что отцу вообще кто-то нравится, – осторожно заметила Роза, в глубине души испытывая прилив благодарности к отцу за то, что тот сумел поставить на место эту щебечущую пташку. Ей-то самой это никак не под силу. Но вот если бы ей предоставили право выбора, то, пожалуй, она бы предпочла маленькую забитую Розу, а не ослепительную и как-то уж чересчур уверенную в себе Сесилию.

– Однако же мне пора! Впереди столько скучнейших часов! С завистью оставляю вас наедине с прекрасным! – Сесилия снова обняла Розу изящным движением. – Очень рада была познакомиться с вами, Роза! Проследите, чтобы Фрейзер не обижал вас. А ты, дорогой, сумеешь управиться к ужину? Я как раз собираюсь сегодня приготовить свой любимый стир-фрай. Обожаю китайскую кухню!

– Я… видишь ли… думаю… я вряд ли успею, – виновато ответил ей Фрейзер. – Мне надо отвезти Розу и Мэдди домой. Так что вернусь я ближе к полуночи, раньше не выйдет.

Он наклонился и поцеловал Сесилию в макушку.

– Буду с нетерпением ждать твоего возвращения! – воскликнула она и добавила не без кокетства: – По этому случаю я даже надену свою любимую пижаму.