Среди мелькавших персонажей была и очень красивая брюнетка… Знакомое лицо… Люся? Была там ещё и блондинка, тоже красивая. Лицо её тоже казалось знакомым… Ляля?! Ну, и компашка подобралась! Знал бы он тогда, ещё будучи студентом, про такие фокусы розетки, ещё раньше покрутил бы её…


Действительно, понадобилось несколько ночей, чтобы разобраться, что к чему, где там хвост, а где голова. Девушку, похожую на Люсю, звали Авдотьей, то есть Дуней. Вторую кралю, блондинистую, звали Анной. Была та Анна не крестьянкой, а скорее, княжной. Или принцессой, судя по одёжкам и манерам, да и жила она в городе, в отличие от Авдотьи. Сельская девушка, которая. Судя по всему, учила стрелять «графа» тоже сильно на кого-то смахивала. Аринка?! Стоило, очень стоило просмотреть все те картинки ещё раз, не отвлекаясь на телефонные звонки и на соседский стук в дверь. Глубокая ночь — самое то для просмотра. На всё про всё ушла целая неделя. Благо на работе в Антверпене никто не ждал — сам себе давно начальником сделался.

Крутить розетку — не мешки ворочать, а всё ж мозоль на пальце обозначился. И если бы только на пальце! Казалось, что и мозг, и глаза всё в мозолях — от многократного глазения. И от слушания про одно и тоже. Временами и запахи мерещились. И вкусовые ощущения. И вообще казалось, что душой и телом он весь там. Вжился в образ, и даже не в один, а сразу в несколько… Словом, выбыл из реальности.


По прошествии недели Валера собрался покинуть коммуналку. Не потому, что всё уже детально просмотрел, а потому, что сильно устал. Решил вернуться позже, где-то через месяц, и снова заняться просмотром. Но тут снова, как тогда, в Амстердаме, имел место сюрприз, хотя и менее приятный, чем извещение о его будущем миллионерстве. Звонила загадочная старуха-эмигрантка.

— Ты ещё долго торчать там будешь?

— Не знаю… — только и отважился ответить бизнесмен Болотников.

— Приезжай в Амстердам, на ту квартиру, где раньше жил, разговор к тебе крупный имеется.

— Хорошо, как скажете…

— И когда тебя ждать?

— Ммм… Через неделю. Устроит вас?

— Нет, даю тебе максимум три дня.

Валера вздохнул, сам не поняв от чего: от облегчения или от нервов. С одной стороны, его, хоть и принудительно, освобождали от утомительных просмотров, которые держали его невидимой силой у «экрана». А с другой стороны… Как долго старуха будет его использовать? Уже и так многократно отрывала его от работы дурацкими международными звонками, заставляя вспоминать прошлое и «готовиться к важной миссии»… Может, ему вообще не придётся вернуться в Санкт-Петербург, по крайней мере, в ближайшее время.

Пришлось, дождавшись ночи, начать пересматривать всё, от и до. С самого начала, с картинок лугового стрельбища, с того места, где юная казачка, повадками и голосом напоминавшая ворону, учила стрелять легкомысленного соседа…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ЭПОХА НЕДОРАЗУМЕНИЙ

Глава 1 Незваный гость

— Люблю старинное оружие!

Пётр Болотников, сын захудалых помещиков, выстрелил картечью из французского тромблона. Горка поленьев превратилась в щепки. Эхо выстрела накрыло осенний луг.

За лугом виднелся сосновый бор, тёмный, молчаливый, полный таинственных обитателей. С другой стороны луга желтело выкошенное поле. А между лугом и полем, в красивой маленькой ложбинке, приютилась одинокая изба, окружённая ещё не старым садом. Там жила юная казачка Фросенька с отцом-инвалидом, героем войны.

Был 1830 год. Война с Наполеоном кончилась давно, но пострелять кое-кому ещё хотелось.

— Стреляйте пулями! — раздался девичий голосок.

— Пулями… пулями… — снова покатилось эхо.

Самой Фросеньки не было видно, она пряталась за стогом сена. Молодой барин, такой умный и красивый, оказался плохим учеником, неловко обращался с оружием. Мог ведь нечаянно убить!

— Стреляйте лучше пулями, прошу вас…

Барин не ответил, и девушке пришлось выглянуть. Затем она показалась вся. Ну и вид! Тёмнорусая коса растрёпана, утыкана соломинками, а в карманах фартука шевелятся только что спасённые зверьки.

— Верните мушкетон на место! — шутливо-строго приказала Фросенька.

Ученик расхохотался.

— Какой же это мушкетон? Это тромблон! Смотри, дуло похоже на оркестровую трубу!

Фросенька вспыхнула, даже кулачками потрясла.

— Труба или не труба, бросьте, говорю вам!

— Зачем?

— Мне жалко сусликов! Вот вам пистоль, так меньше вероятности, что попадёте в бедную зверушку…

Нетерпеливо отмахнувшись, Пётр снова выстрелил.

Фросенька метнулась в укрытие.

— Тятя! Тяяять!.. — позвала она отца.

Зря кричала, Михаил Репкин был на подходе. Деревянная нога не давала идти быстрее, а то бы уж давно доковылял. Левую щеку героя украшал военный шрам, почему казалось, что старый есаул подмигивает. Или обижен на весь свет. Или имеет злобную натуру. На самом деле характер старика был мягким. Ни на кого он не обижался, разве что на себя: ногу потерял в конце войны по неосторожности. Поклялся он ещё тогда, покидая Францию, что дочь свою воспитает внимательной к происходящему вокруг. И отважной! Стрелять Фросенька умела с детства. Для неё и вёз старик военные трофеи из-за границы. И журналов модных навёз целую кипу — пусть знает, как выглядят гордые дамы. Мать её была очень городой и очень красивой. И храброй была! Такой храброй, что враз покорила сердце видавшего виды казака. Родила ему дочь. Жаль, нет её уже на этом свете…


Подойдя к стогу, хромой есаул вытащил из него ящик, окованный медью, до половины наполненный оружием.

— Хорошая коллекция у твоего отца! — крикнул Пётр.

Он подскочил к ящику, взял два пистолета.

Фросенькин отец развеселился.

— Когда Репкины были скрягами? Дарю вам любой из этих двух, выбирайте, барин.

Фросенька нахмурилась.

— Не называй его барином!

— А как прикажешь называть твоего дружка?

— Не дружок он мне, а советчик! Я его стрельбе учу, а он за это обещал научить меня благородным манерам…

Старик махнул рукой.

— И то правда: нам он никакой не барин! Мы с тобою вольные казаки, а не крепостные…

Несмотря на контузию, Михаил Репкин обладал невероятной силой. Ухватившись за медные скобы, он легко поволок неподъёмный ящик по жёлто-зелёной траве — прямо к избе. Пётр разинул рот от удивления. Они с Фросенькой тащили эту тяжесть от избы к стогу целый час…

Раздумья молодого барина были прерваны всё тем же девичьим голоском.

— Вы ненавидите сусликов? Таких маленьких и беззащитных?! Что, если я вас за это застрелю?

Фросенька нацелила двуствольное ружьё прямо в лоб белобрысому насмешнику.

— Не застрелишь!

— Почему?

— Потому что ты меня любишь, ты без ума от меня…

— Тогда позвольте поцеловать вашу нежную ручку, барин… — кокетливо сказала Фросенька, явно напрашиваясь на большее. Зря, что ли, она, прямо с самого утра, насмотрелась трофейных французских журналов. Говорят, в Париже девственность уже не в моде.


В это время к казацкой избе, чуть раньше хозяина, подошёл гость. Одетый по-военному, но росточком совсем кроха. Однако с орденами!

Во дворе залаяла сторожевая псина.

Фросенькин отец бросил сундук, подбежал к коротышке.

— Кого-то ищете?

— Ищу! — ответил незнакомец. — Тут живёт герой войны с Наполеоном Михаил Репкин?

— Угадали! Именно тут он живёт, в этой избе, так что… заходите, коли воля ваша!

— Благодарю! Позвольте представиться: штабс-капитан Фёдор Заступников, много воевавший, а ныне проживающий в Санкт-Петербурге…


Приятная беседа двух вояк была слышна только им двоим. Фросенька, наблюдавшая издали, продолжала удивляться:

— Странно, почему Полканиха вдруг разлаялась… Она редко злится…

— Жениха ей надо, как и тебе, — ответил Пётр. — Айда на сеновал! На чердак! Пока твой отец будет занимать коротышку рассказами о Париже и слушать его болтовню, мы ему внуков наделаем!

Фросеньку эти слова покоробили. Ещё возомнит барин, что с ней легко договариваться, и передумает флиртовать. А молодой казачке не терпелось избавиться от невинности. По слухам, во Франции девственность давно уже не в моде.

— Только вы меня там не трогайте, лады?

Взгляд плутовки говорил обратное.

— Лады! Не трону даже пальцем! — весело ответил Пётр, протягивая руку.

Фросеньке ответ жутко понравился. Она даже ощутила сладость внизу живота. Скорей бы вылезти на сеновал и начать целоваться. Не до ужина теперь, пожалуй. Она сняла с головы барина картуз, надела себе. Фуражка пахла восхитительно.

— Пойдёмте, только тихо, — сказала девушка, указав глазами на чердачное окно, где стоял свежий букет цветов.

— Понял, — снова весело ответил барин. — Всё понял…

Пройдя через калитку, оба пригнулись и, прячась за высокими кустами шиповника, направились к стремянке, ведшей на чердак.


С чердака и вправду каждое слово было слыхать.

— У меня сегодня угощений тьма, словно знал, что гости будут, — суетился Репкин, усаживая капитана на самый крепкий табурет.

— Ну, уж и гости! — деланно смутился орденоносец.

Михал Михалыч вдруг кое-что вспомнил.

— Фу ты, неприятность! Мясного ничего нет!

Он кинулся к двери.

— Пойду во двор, зарежу курочку, последнюю не пожалею!

Фросенька мгновенно очутилась на грани слёз.

— Хохлатку будет резать, мою лучшую подругу…

Со двора донеслось громкое кудахтанье. Фросенька взрыднула, а Пётр Сергеевич поморщился. Вспомнил, как нянька резала кур и тут же ощипывала — прямо у него на глазах. Когда он был ещё совсем крохой! Гадкое зрелище.