- Думаешь, я бы набил татуировку с твоим именем, если бы не любил тебя?! – спрашивает он, переходя к более ярким тонам – это похоже на безысходность. – Просил бы я тебя набить слова из нашей песни на руке? – говорит он, глядя на меня.

Я смотрю на него чуть дольше, положенного, а потом с легкостью отталкиваю. Он поддается.

- Хорошая попытка, - отвечаю, не оборачиваясь. Забираю свой крем для лица и зубную пасту в специальном футляре. – И нет никакой нашей песни, - договариваю, бросая эти вещи в один из отсеков чемодана.

Эмин шагает в гостиную. Я понимаю, что его действия полны злости и ненависти. Это очень похоже на то, что я чувствую в данный момент. Доставая из бара бутылку, он сильно хлопает дверцей шкафчика. Открутив крышку, парень бросает ее в дальний угол комнаты, и первые глотки делает прямо с горлышка, но потом берет с полки стакан и наливает в него… виски? Выпив до дна, наливает еще. Мне лучше быстрее уйти отсюда. Но Эмин останавливает меня одной фразой:

- Я не дам тебе развод.

Засмеявшись, в этот раз – даже совсем не грустно, я отвечаю, повернув голову в его сторону:

- Ну, наконец-то, ты перешел от нелепых и лживых признаний в любви к настоящему себе. Я так долго ждала, когда ты расколешься, - произношу саркастично, взглянув демонстративно на часы, висящие на стене. – Целых двадцать минут! Браво! – хлопнув в ладоши, надеваю черные туфли и распускаю волосы.

Хорошо бы еще умыться.

Эмин преодолевает расстояние между нами с неимоверной быстротой. Он захватывает мощными ладонями мое лицо, заставляя смотреть только на него.

- Я люблю тебя, понятно?! Я люблю тебя! Я серьезно влюбился в тебя! И никто не знал, что это произойдет! Я женился на тебе по любви, Ло!

Он называет меня «Ло», изредка, но называет. И раньше мне это очень нравилось.

Что сказать ему? Что не верю? Он и так, наверное, догадывается об этом.

- А машина-то дорогая? – Единственное, что приходит мне на ум, чтобы сделать ему побольнее.

Он звереет, прислоняет больно меня к стене. Кости ноют от удара. Хватает пальцами мой подбородок, сдавливает его и говорит, произносит каждое слово вблизи от моего лица:

- Я не разрешаю тебе так со мной разговаривать.

В тщетных попытках отстранить его от себя я лишь теряю силы. Порой забываю, с кем имею дело – он большой и накаченный и имеет весомое преимущество против меня – худой и хрупкой.

- Мне безразличны все твои запреты. Я сама решаю, как говорить с тобой.

Этот мой ответ бесит его еще больше, он хватает меня за руки и возводит их к верху, держа над моей головой одной ладонью. Я отбиваюсь ногами, но мерзавец раздвигает их и устраивается между ними.

- Я тебе развод не дам, Ло, - шепчет у моего уха, потягивая мочку, от чего раньше я бы возбудилась, а сейчас мне противно.

Я уже слышала. Он уже говорил это. И меня сейчас вырвет от его близости. Подумать только, я так любила его, а теперь меня тошнит от человека, прижимающего меня к стене комнаты.

- Ненавижу тебя, - хнычу, стараясь изо всех сил вырваться из его хватки. – Ненавижу!

- А я тебя люблю, - словно, с одержимостью говорит Эмин.

Его пальцы уже на моих трусах, он стягивает белье, которое я так тщательно подбирала к нашей брачной ночи, вниз.

- Не смей! – кричу я. – Не смей, сволочь!

Я знаю, что он пьян, потом, может быть, будет жалеть о том, что собирается сделать, но, черт возьми, даже на секунду я не собираюсь оправдывать его поведение. Ну и что, что он выпил?! Эмин – настоящий козел, и если он возьмет меня против силы, я ни за что не смогу простить его. Я буду его ненавидеть всегда. Неужели он этого хочет?

Через несколько мгновений, когда мои кружевные трусы бежевого цвета уже лежат на полу, до меня доходит смысл его намерений, благодаря тому, что он говорит мне, пока свободной рукой расстегивает ремень на брюках.

- Если ты залетишь, уже никуда не денешься от меня, - оставляя засос на шее, поднимается выше.

Нет, нет, нет!

- Пожалуйста, не надо, - остается лишь давить на жалость и на любовь ко мне, в которой он так уверен и пытался уверить меня. – Пожалуйста, Эмин, не делай этого.

Его глаза находят мои, дыхание становится ровным. Мне кажется, он понимает, что совершает ошибку. Его серый взгляд выказывают сожаление, но он не меняет своего решения и входит меня. Его лицо морщится, когда я кричу сильнее. Эти слезы становятся мне ненавистны, но от них не избавиться. Шумоизоляция в нашем номере – вот, что самое зло. Меня никто не услышит. Пока Эмин насилует меня, пока я пытаюсь это прекратить… у меня есть только я, и мне с ним не справиться. Но никто не придет на помощь, потому что никто не знает, что это брачная ночь стала для меня путевкой в настоящий ад.

- Ненавижу тебя! – кричу и бью его по спине, когда он отпускает мои руки и хватается за мои бедра, неистово двигаясь внутри меня, рыча, как настоящий зверь. – Ненавижу! Отпусти! Ненавижу!

Осознание, что ему все равно, приходит тогда, когда он кончает в меня, выдохнув и повалившись на меня камнем. Я жалобно скулю, все так же упираясь ладонями в его широкие плечи. Это просто не может быть правдой… Не может быть…

Эмин отодвигается, глядя на то, что сотворил с долей испуга и непонимания. Нет. Полного непонимания. Будто это был не он. Будто только что в него вселился сам дьявол. У меня дрожат ноги, но вовсе не от удовольствия.

- Ло, - прорывается его голос через звуки моих всхлипов.

Его раскаивающийся голос и сокрушающийся взгляд могли бы когда-то на меня повлиять, но не в этой ситуации. Я отхожу от него назад, не решаясь повернуться спиной. Он следует по пятам, то пятерней зарываясь в свои волосы, то сжимая ее в кулак. Вновь.

- Ло, пожалуйста, - звучат с досадой слова, которые Эмин произносит. – Я не хотел…

- Не подходи ко мне, - предупреждаю я, отбегая на приличное расстояние.

Захожу в гостиную, разбиваю бутылку виски, которую парень оставил на столе, и выставляю перед собой острые края того, где раньше хранился его любимый алкогольный напиток.

- Я сказала, не подходи ко мне!

Во мне просыпается ярость. Но он останавливается. И теперь мне хочется броситься на него, изрезать осколками бутылки и оставить подыхать на полу шикарного номера. Я не хочу больше оставаться здесь. Закрыв рот рукой, заглушая неутешительные рыдания, роняю из рук горлышко бутылки. Мне не страшно. Я не чувствую, что должна бояться. Я просто прохожу быстро в комнату, забираю свою сумку с самыми необходимыми вещами, оставляя в номере чемодан и нижнее белье. Когда я открываю дверь, Эмин все еще пытается что-то с этим сделать:

- Я люблю тебя. Я, правда, люблю тебя, Ло, - жалостно отзывается парень.

Мне на это нечего сказать. Я не могу на него брезгливо взглянуть, потому что у меня не осталось сил даже для этого.

Однажды жизнь его накажет. Если она, при этом, захочет меня в помощники, я не стану отказываться.

***

Наши дни

- Проходи, - приглашаю Германа войти в квартиру, которую мне подарили на день рождения. – Сюда я убегала из родительского особняка, когда ругалась с предками.

Левандовский присвистывает, увидев люстру, висящую в гостиной. В Италии заказывали. Настоящий хрусталь.

- Ну, ничего себе убежище, - в своем духе шутит Гера, бросая рюкзак на кожаный темный диван.

Я направляюсь на кухню, а он идет следом.

- Чай? Кофе? – спрашиваю, включая электрический чайник в розетку.

Пыли тут, конечно, немало собралось. Но я пообещала себе, что после ночи приеду сюда. Одной было бы скучно, поэтому захватила Германа с собой.

- Зеленый, - говорит, рассматривая кухонный гарнитур синего цвета, - с лимоном.

Через минуту он оценивающе изрекает:

- Хорошая квартира.

Улыбнувшись, я достаю из шкафчика коробку с пакетиками зеленого чая с ароматом жасмина и спешу удалиться в ванную. Мы беседуем, пока я, прикрыв дверь, раздеваюсь. Не обратив внимания, что Герман замолчал, снимаю с себя футболку, но потом замечаю, что через щель он подглядывает за мной. Прикрыв себя, я подлетаю к двери, высунув из ванной только лицо.

- Не подглядывай! – громко возмущаюсь я, футболкой ударяя Геру по заднице.

Он гогочет и отскакивает назад.

- Да ладно, - продолжает смеяться парень, - мне просто было интересно.

Указывает на мою руку, слегка нахмурившись:

- Так эта вытатуированная надпись посвящена ему, да?

Я не собиралась выкладывать Левандовскому всю историю, и чтобы отделаться от его вопросов, я напоминаю ему:

- Вообще-то, твоя очередь рассказывать о себе.

Я закрываю дверь, но через просвечивающееся стекло, из которого она сделана, видно, что Герман прислонился к ней спиной. Не спешу включать воду в душе.

- Ты так и не закончила говорить о той ночи после свадьбы, - несмотря на мое замечание, он не может угомониться.

Какого-то хрена прямо в эту секунду вспоминается, что где-то в этой квартире у меня еще хранится первый альбом Mumford and Sons. Нужно найти и выбросить к чертовой матери! Трясу головой, чтобы эти мысли, абсолютно мне сейчас нужные, вылетели из нее. Ну, честное слово, когда меня оставят они в покое? Маргарита сыграла важную роль в том, чтобы ночью меня снова мучали кошмары.

- Лола? – осторожно произносит Герман.

Я знаю, что ему не хочется меня доставать – у него есть дар поддерживать человека, приободрять, хотя вряд ли Гера догадывается об этом.

- Мм? – с той же интонацией отвечаю я, замерев над стиральной машиной, стоя возле нее в лифчике и трусах.

Следующее, что он говорит, выходит из его уст почти невинно, так, словно, он не хотел интересоваться, но ему пришлось:

- Он тебя изнасиловал?

Мне самой было интересно спросить у него, что он знает о новом начальстве «Моны», потому что я так и не сказала ему правду о том, зачем Марго ночью отозвала меня к себе на несколько минут. У нас бы сложился интересный день, мы бы пили вино, смотрели «Зеленую милю» и «Побег из Шоушенка», обсуждали бы эти фильмы, вкусно поужинали, а потом я постелила бы Герману в гостиной, но мне, наверное, придется попросить его уйти. Потому что… я не могу. Я просто не могу… И как тогда, я прикрываю рот ладонью, чтобы парень не услышал моих рыданий.