Белла задумалась.

— Ну, с конца двадцать девятого года, — сказала она. — Два года, нет чуть больше. Ей здесь хорошо, я уверена в этом. Она практически не выходит из дому, разве только тогда, когда это просто необходимо, да и то лишь для того, чтобы кому-то помочь.

Он с минуту внимательно смотрел на нее, а потом подошел к своей сумке, достал склянку с лекарством и шприц, взял Рини за руку и ввел в нее иглу. Рини закричала:

— Нет! Нет! Не хочу! Не хочу! Пожалуйста! — Она откинулась на подушку и, подняв руку, прикрыла себе глаза, шепча: — Не хочу, не так. Нет! Нет, я не хочу.

Ее рука медленно сползла с лица, тело расслабилось и обмякло на постели. Доктор сказал:

— Она всегда так сопротивляется?

— Да-да.

— Ладно, давайте разденем ее.

— Ох, доктор!

— Женщина! — Его голос звучал строго. — Я должен послушать ее легкие.

— Хорошо, доктор.

Белла откинула простыню и одеяло, открыв тело Рини, обтянутое шерстяной рубашкой, которую она видела когда- то через окно прачечной. Эта рубашка плотно прилегала к телу, подчеркивая его худобу. Одежка выглядела грязной, но Белла знала, что это не так. Этот предмет одежды и свое нижнее белье Рини обычно стирала поздним вечером в раковине, когда все уходили спать, и сушила все перед огнем и над каминной решеткой. Ей приходилось прокрадываться вниз в темноте, но только до тех пор, пока у них не появилась собственная ванная. Теперь поздним вечером, когда все уже спали, она мылась, иногда три раза в неделю, и тогда же стирала свою одежду в ванне и, как и раньше, сушила ее у кухонного очага. Бедная девочка.

Белла не могла рассказать все это доктору, а когда тот спросил:

— Она всегда это носит? — только утвердительно кивнула. — Тогда помогите спустить ее с плеч, она мне мешает.

Когда они взялись за эту рубашку, то обнаружили, что она мокрая, хоть выжимай. Он сказал:

— Нужно это снять и надеть на нее что-нибудь сухое. Помогите мне; давайте снимем это с нее.

— Я очень беспокоюсь. Но, учитывая, что она ничего не чувствует, думаю, все обойдется. Слава Богу, что она ничего не чувствует.

— Принесите пару полотенец, желательно теплых. Нужно ее всю обтереть.

После того как Белла поспешно покинула комнату, он прослушал тяжело дышавшую женщину и понял, что его предположения верны. Это была пневмония. Если ей удастся выжить, то можно считать, ей повезет. Он дотронулся до того места на ее груди, чуть ниже соска, где синело пятно, и стал внимательно рассматривать эту странную отметину. По ее груди стекал пот, и он огляделся в поисках полотенца, чтобы обтереть ее. Не обнаружив никаких полотенец, он достал из кармана пиджака носовой платок и обтер ее. Он снова посмотрел на отметину.

На второй груди он увидел целых две отметины, но чуть ниже, и сощурился. Потом он посмотрел на живот девушки. Он был абсолютно плоским. Доктор провел по нему рукой до паха. Он снова отер с него пот с помощью платка и увидел на коже нечто, похожее на темное пятно. Такие пятна обычно остаются после того, как тело секли кнутом или веревкой. Он видел спины моряков, испещренные вдоль и поперек подобными шрамами, оставшимися после порки. Но нет, невозможно, чтобы это шрам остался от плетки или веревки.

Он осторожно перевернул ее набок. На ее спине не было никаких шрамов, но на ягодице он обнаружил синие пятна, похожие на отметины на груди. Они очень напоминали следы, оставляемые кусочками угля на лбах шахтеров. Он знал, что это не были шрамы от ударов кнутом или веревкой, это были следы от укусов. Он внимательно осмотрел вторую ягодицу — и точно, там тоже были такие же следы, еще больше следов. Он поднялся. С этой женщиной обращались плохо, даже жестоко.

Дверь открылась, вошла Белла с теплыми полотенцами, и они вместе насухо обтерли тело Рини.

Когда дело дошло до ее ступней, он приподнял одну из них и внимательно рассмотрел щиколотку. Там он тоже обнаружил шрам. Неужели никто не видел этого раньше? Однако никто не мог бы определить, что это за метки и пятна, если бы не знал, как они появились. Можно было предположить, что это укусы страсти, но страсть страсти рознь. Эти укусы были следствием чего-то ужасного. Бедная женщина!

— У вас есть сухая ночная рубашка?

— Да, у меня есть пара рубашек, но они миткалевые и очень жесткие, она не привыкла к…

— Неважно, к чему она привыкла. В течение следующих сорока восьми часов или около того ее нужно периодически переодевать в сухую одежду.

Белла снова выбежала из комнаты, а когда вернулась, она увидела, что доктор укрыл снова взмокшее тело Рини простыней и одеялом.

Примерно пятнадцать минут спустя доктор уже сидел за маленьким столиком у окна и выписывал рецепт. Передав его Белле, он сказал:

— Попросите, чтобы лекарство изготовили как можно быстрее, и давайте ей по полной ложке этого лекарства каждые три часа. Указания по применению вы найдете на бутылке с лекарством. Кроме того, я выписал мазь, которой нужно растирать грудь. Но прежде всего побеспокойтесь, чтобы она была в тепле и в сухой рубашке. Лично я думаю, мисс Морган, лучше бы вы отправили ее в больницу.

— О нет! Нет, ей это очень не понравилось бы. Она бы этого не перенесла, доктор.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Что вы знаете о ней?

— Очень мало, — печально признала Белла. — Только то, что она настоящая леди, и, полагаю, что она хорошо воспитана и образована.

Он тихо произнес:

— И с ней очень жестоко обошлись.

— Это так, доктор? — Это был вопрос.

— О да. На ее теле я обнаружил шрамы там, где их не должно быть. И вот что я вам скажу, мисс Морган, хотя это прозвучит довольно грубо: если бы она была проституткой, то я бы мог это понять, но не в случае, если, как вы утверждаете, она леди. Осмотрев ее, я пришел к выводу, что с ней очень жестоко обошелся кто-то, кого она близко знала. Как вы думаете, она была замужем?

— О да, она была замужем.

— Откуда вы это знаете?

— Понимаете, — Белла указала на два пальца левой руки, на которых обычно носят кольца, — однажды она пошла в ломбард. Это стоило ей определенных усилий, но она заложила обручальное кольцо и кольцо, которое обычно дарят на помолвку. Они, очевидно, были довольно дорогими, потому что за них она получила тридцать пять фунтов.

Его брови поползли вверх, и он сказал:

— Тридцать пять фунтов! Да, они, похоже, были очень ценными. Но почему она это сделала?

— Она… Ну, честно говоря, доктор, именно она, изъясняясь в своей манере, почти как глухонемые, и считая, что все бедняки, которые бродят по улицам и спят где и как придется, должны иметь кровать для ночлега, подвигла меня основать мое дело. Она изобразила кое-что на листе бумаги — своего рода план, а здесь у нас проживало четверо мужчин, составлявших небольшой уличный оркестр, и у них были разные специальности, я имею в виду строительные специальности. И как видите, хотя бывают моменты, когда ее можно принять за ненормальную, на самом деле это не так. Она поняла, что эти мужчины могли бы выполнять всю необходимую работу, если бы у нас было достаточно денег на материалы. Но у меня не было таких денег. Так получилось, что я говорила об этом в ее присутствии и в присутствии мужчин, и в один прекрасный день она украдкой ушла из дома. Я думала, что потеряла ее навсегда, и чуть не сошла сума, потому что… Ну, я очень привязалась к ней. И вот, что она сделала.

Он внимательно посмотрел на нее, а потом спросил:

— Да почему же, ради всего святого, она хранила два ценных кольца, если оказалась в том положении, в каком, по вашим словам, вы ее нашли? Почему же она не продала их раньше ради жилья и пищи?

— Этот же вопрос я десятки раз задавала себе, доктор, но, полагаю, они что-то значили для нее.

Он повернулся, посмотрел на лицо лежавшей на кровати женщины и тихо сказал:

— Как странно. А она была очень красивой женщиной. Она и до сих пор до некоторой степени сохранила свою красоту. Хорошо, мисс Морган. Теперь я должен идти. Отнесите это аптекарю, — он указал на рецепт, лежавший на столе, — как можно быстрее, а вечером я снова к вам загляну. Если в это время она не будет спать, я не стану пытаться осматривать ее. В данный момент все что ей нужно — это сон. К тому же вы говорите, что она боится мужчин. И думаю, что этот страх оправдан, — добавил он, беря свою сумку и направляясь к двери. — Да, вполне оправдан.


Всю следующую неделю Белла практически не занималась работой. Она даже не могла представить, как бы она со всем справилась, если бы не Карл, который отказался от своих ежедневных прогулок по улицам и сделался кем-то и вроде помощника, и вроде горничной, разрываясь между кухней и спальней.

На третий день после визита доктора Рини пережила настоящий кризис, и Карл и Белла подумали, что она умирает. Но на следующее утро лихорадка отступила. Теперь, спустя неделю, Рини расслаблено лежала на кровати, практически не подавая признаков жизни и не противясь уходу Беллы. И даже никак не прокомментировала тот факт, что была одета в грубую рубашку из миткаля. Удивительным было и то, что она не возражала против помощи Карла, например, когда тот просовывал руку ей под голову и приподнимал ее, чтобы дать ей попить…

Но прошло еще три недели, прежде чем она смогла встать с постели и посидеть у нежаркого огня, который Карл поддерживал и днем и ночью. На ней был халат, подаренный Беллой, но нижняя часть ее тела была закутана в большое одеяло.

Она ни разу не спросила, где находится ее нижняя одежда. Две пары шелковых панталон, хлопчатобумажная нижняя юбка, шерстяная рубашка и длинные чулки были выстираны и отутюжены. Ее бархатное платье висело на спинке стула. Если она и заметила его, то не обратила внимания на то, что была сделана попытка отстирать грязь и пятна с подола юбки, правда, это практически не имело никакого эффекта.