– Дэвид? – Элисон дотронулась до его лица. – Ты ударился головой?

Ударился головой? Он чуть не рассмеялся вслух. Как это похоже на Элисон. А дело было в том, что он испытывал все ощущения, о которых говорила бабушка, – силы, своей собственной правоты, разливающегося внутри его жара. Ему даже не нужно было находиться рядом с Элисон, чтобы понять, что это такое. Бабушка называла их признаками большой любви.

– Дэвид, тебя никто не тронет. У тебя нет причин выглядеть таким… – Элисон затруднилась в поисках подходящего слова, – таким озабоченным.

В долгие зимние вечера бабушка рассказывала ему и другим детям разные истории, и лучшая из них была о том, как она и дедушка через многочисленные испытания и скорби пришли к соединившему их удивительному чувству. Оно мало кому было даровано. Многие люди прожили всю свою жизнь, так и не испытав ничего подобного. А это чувство озаряло каждый их день. Оно согревало всю семью, всех домочадцев и слуг. Оно было бесценно, непоколебимо и чудотворно. Даже после смерти дедушки бабушка сохраняла его до могилы.

– Я думаю, тебе лучше сесть, – Элисон старалась подтолкнуть его к табурету, но он взял ее руку и так и держал.

Да, это была его любимая сказка, но он вырос. Уже в возрасте восьми лет он понимал, что все это выдумки. В конце концов, бабушка была ему вовсе не бабушка, а прабабушка. Она была так стара, что он верил своей матери, говорившей, что старуха пережила четырех королей. Она не помнила, что она ела два часа назад, она забыла его имя и имя его матери и даже своей старой служанки. Она была всего лишь помешанная старуха, выдумывавшая всякие истории, и он о ней и думать забыл с того дня, как она умерла.

Но теперь Дэвид вспомнил о ней, потому что с ним случилось то, о чем она рассказывала. У него было такое чувство, как будто его с Элисон когда-то давно разделило пространство и время, и вот теперь они снова соединились в одно целое в таинственном союзе.

– Хотел бы я, чтобы бабушка увидела нас. – Дэвид поднес руку Элисон к губам и почтительно поцеловал, а потом повернул ее ладонью вверх и прильнул к ней со всей любовной страстью.

Морщинки на ее лбу разгладились. Ее, должно быть, удивило что-то в его поведении, открывшем ей его мысли, потому что она придвинулась к нему ближе и снова положила руку ему на грудь.

– Дэвид?

От этого прикосновения сердце у него сильно забилось, и сжигавший его внутренний огонь отразился в ее глазах. Расстояние между ними стремительно сокращалось, но в этот момент сэр Уолтер кашлянул.

Элисон сразу же отвернулась от Дэвида, и он отпустил ее без колебаний. Для этого найдется место и время позднее. Теперь сэр Уолтер нуждался в уходе, а Элисон серьезно относилась к своим обязанностям. Она подошла к сэру Уолтеру, взяла его за руку и близко наклонилась к его разбитому распухшему лицу.

– Это я, леди Элисон. Вы меня звали?

Звуки, произнесенные изуродованными зубами, не походили на слова, но он говорил настойчиво, добиваясь, чтобы его поняли.

Элисон поморщилась и потянулась за смоченным в ледяной воде полотенцем, чтобы положить его на заплывшие глаза.

– Прошу вас, сэр Уолтер, молчите, если вам больно говорить.

– Я должен!

Встревоженный его настойчивостью, Дэвид подошел поближе.

– Могила…

Дэвид озадаченно взглянул на Элисон.

– Я не понимаю. Вы хотите сказать, что сведет вас в могилу? Вы хотите умереть?

Сэр Уолтер едва дышал, но он пролепетал:

– Та самая могила.

Неожиданно насторожившись, Элисон наклонилась к самому уху раненого.

– Могила на кладбище?

– Разрыта…

Дэвид увидел, как Элисон внезапно побледнела.

– Он вас там и застал? – встревоженно спросила она.

Из-под распухших век сэра Уолтера появилась слеза и скатилась по щеке.

– Глупо.

Элисон вздрогнула, словно проснувшись.

– Нет, это не было глупо с вашей стороны. Мы не ожидали, что он что-нибудь заподозрит. А теперь спите и поправляйтесь. Ваши услуги мне еще понадобятся.

Погладив его осторожно по руке, Элисон бережно опустила ее на одеяло. Затем она обернулась и оглядела спальню. Никто, кроме нее и Дэвида, не слышал, что сказал сэр Уолтер. Он говорил очень тихо и неразборчиво. Тем не менее она взглянула на каждого из присутствующих, безмолвно требуя от них сохранения тайны. Было видно, что все ей полностью преданы.

Около двери в страхе прижались друг к другу Филиппа и Эллин.

– Согрейте песок в мешках, – деловито сказала им Элисон, – и обложите ими сэра Уолтера. Укройте его как следует. Следите, чтобы ночью ему не было холодно, а если ему станет хуже, позовите меня.

– Куда ты? – поинтересовалась Филиппа, как будто у нее было право задавать такие вопросы.

– Я прикажу усилить стражу и найду способ обезопасить Джордж Кросс.

– Что сказал сэр Уолтер?

Элисон обняла Филиппу за плечи.

– Я обо всем позабочусь. Ты позаботься о сэре Уолтере.

Она направилась к двери, Филиппа – за ней.

Дэвид остановил Филиппу.

– О ней позабочусь я.

Филиппа молча посмотрела на него и кивнула.

– Элисон, – Дэвид догнал ее в холле. – Леди Элисон, нам нужно поговорить.

– Я должна приказать страже следить за всеми, кто появляется в замке.

– Это сделаю я.

Не глядя на него, она удивленно спросила:

– Ты остаешься?

Дэвид схватил ее за локоть. Резко повернувшись, он увлек ее к двери своей спальни.

– Тебе не избавиться от меня.

Пытаясь вырваться из его рук, она озабоченно сказала:

– Я должна установить караулы.

– Чтобы их тоже избили? Всякий, кто попытается защитить тебя, в опасности. – Ужас на ее лице рассказал ему все, что ему нужно было знать.

– Всем в Джордж Кроссе известно, что произошло с сэром Уолтером. Они и так будут соблюдать осторожность. Не хотел бы я быть на месте какого-нибудь торговца, который сегодня приедет на базар. Ему негде будет приклонить голову.

У двери его спальни Элисон попыталась задержаться, ухватившись за карниз.

– Это плохо для хозяйства, но что я могу поделать?

Дэвид втолкнул ее в спальню и закрыл за собой дверь.

– Поедем со мной в Рэдклифф.

– Куда? – она стремительно обернулась к нему.

– В Рэдклифф, – настойчиво повторил он. – Замок небольшой, базаров в деревне не бывает, всякий приезжий на виду.

– Я не могу поехать с тобой в Рэдклифф.

– Сможешь, если выйдешь за меня замуж.

Элисон отвернулась.

– Об этому уже говорили.

– Не говорили, а кричали друг на друга, кто кого перекричит.

Она повела плечами.

– С того времени ничего не изменилось.

– О Элисон!

– Разве только происшествие с сэром Уолтером.

– Я не могу уберечь тебя здесь от опасности. Я не могу уберечь от опасности твоих людей. Здесь базар и вообще бойкое место. Сюда тянутся и крестьяне, и купцы, наслушавшись о твоем благосостоянии. Я не могу следить за каждым, кто появляется здесь, и твои люди тоже не могут. Это злодейское нападение на сэра Уолтера восстановит их против всех чужаков.

– Я понимаю. – Она положила одну руку себе на живот, а другую на голову. – Я не знаю, что делать.

– Готова ты рисковать людьми?

Она не шевельнулась.

– Мне редко случалось видеть нападения более жестокие, чем то, которому подвергся сэр Уолтер.

Положив свою руку на ту, что она прижимала к животу, он мягко спросил:

– Готова ты рисковать ребенком?

Она взглянула на него, и он впервые увидел, как все ее чувства отразились на лице: страх, тревога, душевная боль. Ему стало жаль прежней Элисон. Ему хотелось бы видеть ее безмятежной. Ему хотелось, чтобы она получала удовольствие от своего хозяйства, домашних забот и беременности.

Но он желал разделить с ней это удовольствие. Она должна понять, что брак с ним для нее уже больше не вопрос выбора. Это была необходимость.

В его намерения не входило успокаивать ее, пока Элисон не уступит, но он не мог вынести ее переживаний. Обняв ее, Дэвид стал тихонько ее покачивать.

Уткнувшись ему в грудь лицом, она жалобно проговорила:

– Я в таком смущении.

– В смущении? – Он слегка отстранил ее, чтобы взглянуть ей в лицо. – Почему в смущении?

– Я не исполнила свою обязанность. Я не уберегла сэра Уолтера.

– Господи! – Дэвид поднял ее на руки и положил на постель. – Если сэру Уолтеру сегодня не спится, то только потому, что он не исполнил свою обязанность.

– Нет, я…

– Элисон, – он поцеловал ее.

– Я должна была… Он поцеловал ее снова.

– Я не…

Он поцеловал ее еще раз, и еще.

Эти ласковые поцелуи постепенно успокоили ее и принесли облегчение, прекратив поток самообвинений. Он рукавом вытер ей слезы.

– Ты лучшая госпожа, когда-либо правившая в своих владениях.

Она поджала губы и фыркнула.

– Признай это. – Он поцеловал ее. – Признай это.

– Да.

Ему хотелось усмехнуться на это вынужденное признание, но больше всего ему хотелось ее целовать. Ей нужны были сейчас его поцелуи, утешение и чувство безопасности. Элисон лежала такая вялая, что казалось, она только пассивно впитывает в себя душевный покой, обретаемый ею в его объятьях, но когда Дэвид раздвинул языком ее губы, она приняла его с жадностью.

Не прерывая поцелуя, он прижался к ней теснее. Она обвила руками его шею. Он взобрался на постель и лег с ней рядом.

Подушки оказались сверху, одеяла внизу. Их ноги упирались в изножье кровати. Он все делал не так, но он хотел всего лишь утешить ее. Он не рассчитывал на эту вспышку желания и ее ответный порыв. Ему все еще хотелось ее утешать, но утешать поцелуями, в щеки, в грудь… а когда она скинула платок, он понял, что она тоже была охвачена желанием.

Он поднимал и целовал каждую прядь ее волос, а потом укладывал их вокруг головы, как солнечные лучи. Неподвижная, полузакрыв глаза, она позволяла ему делать все, что ему было угодно. Некоторые мужчины оскорбились бы этим. Он сам мог бы припомнить свою жену, лежавшую, как безвольная рыба, когда он прикасался к ней. Но у Элисон сама ее неподвижность становилась признанием. Уступая ему власть над собой, она верила, что он не злоупотребит этой властью.