Но, приглядевшись внимательнее, Кэролайн уловила в его внешности что-то странное, хотя никаких явных недостатков как будто не находилось. Незнакомец был одет с иголочки: легкие брюки темно-рыжего цвета, светлая хлопковая рубашка, накрахмаленная, без единой складочки и застегнутая на пуговицы по самое горло, черные сапоги для верховой езды, натертые до блеска и чистые, будто никогда и близко не касались грязи и даже лошади; на согнутой в локте руке висело черное шерстяное пальто. Если бы она собственными глазами не видела, что это не так, она бы поклялась, что на нем костюм для верховой езды, хотя даже он непременно должен был где-то испачкаться или помяться, когда мужчина ехал на лошади или входил в теплицу. Этот чрезвычайно красивый человек выглядел так, будто вышел в лес прямо из ванной.

Незнакомец заговорил с Кэролайн, и та почувствовала, что у нее без всяких причин становятся дыбом волоски на шее. Он представился Питером Уитсвортом, объездчиком лошадей, работающим на их соседа, и, по его словам, совершенно неожиданно наткнулся на теплицу, когда осматривал местность. Увидев, как она вошла, он решил представиться.

И все-таки с ним что-то было не так. Он идеально говорил по-английски, но его манеры и чрезмерно приятный тон интуитивно тревожили Кэролайн. Он был каким-то слишком правильным, слишком любезным, и, учитывая странность ситуации, чутье подсказало ей, что нужно приступить к работе, а не пытаться уйти. Непринужденно улыбнувшись, Кэролайн уронила письмо обратно на стол и стала переносить растения с одного стола на другой.

Почти десять минут мистер Уитсворт ходил за ней по пятам, осыпая любезностями и сетуя на холодную английскую зиму, что само по себе было странно, ведь в этом году холода как будто не спешили наступать на их землю. Только когда он положил пальто на одну из скамей и завел разговор о ней самой, его голос начал меняться, делаясь глубже и гуще, а устремленные на нее глаза стали темнеть.

— По пути сюда я видел маленькую девочку, — спокойно проговорил он, шагая рядом с Кэролайн, которая, взяв в каждую руку по растению, направилась к резервуару с водой. — Прежде чем я успел с ней заговорить, она убежала. — Он ухмыльнулся. — Я ведь не кажусь вам таким уж страшным, не так ли?

Кэролайн попыталась улыбнуться, избегая его взгляда и изо всех сил стараясь выдерживать любезный тон.

— Это моя дочь, и боюсь, что девочка не привыкла к незнакомцам.

— Ваша дочь? Неужели? — Он понизил голос. — Как удивительно, она вовсе на вас не похожа.

Она тут же вскинула голову. Мистер Уитсворт стоял в двух футах от нее, и его губы были изогнуты в улыбке, но глаза оставались неподвижными. Не теряя самообладания, Кэролайн проронила:

— Она больше похожа на родственников моего мужа.

— Ах…

Желание спасаться бегством жгло ее. Если бы только подольше продержать этого мистера Уитсворта в приятном расположении духа, заговорить его, может, кто-нибудь в доме хватится ее, решит, что она здесь, и пойдет искать. С другой стороны, ни у кого не было причин думать, что в теплице ей может угрожать опасность. Забеспокоится только Брент, но она не разговаривала с ним два дня и понятия не имела, где он теперь.

Становилось ясно, что нужно предпринять осторожную попытку уйти.

Кэролайн вытерла руки висевшим у резервуара полотенцем.

— Что ж, мистер Уитсворт, очень приятно было с вами познакомиться, но мой муж…

— Давайте поговорим о вашем муже, — мягко перебил он, медленно проводя пальцем по ее руке.

Кэролайн вздрогнула, широко распахнула глаза и встретила серый, внезапно ставший злым взгляд незнакомца.

— Чего вы хотите? — холодным, ровным тоном спросила она.

Он едва заметно улыбнулся.

— Вы в самом деле audacieuse[6], не так ли, petit dame[7]?

Кэролайн лишь смутно представляла, о чем он говорит, но точно знала, что он говорит по-французски. Она сопоставила факты — странное поведение незнакомца с требованием Брента держаться подальше от теплицы, — и ее мысли прояснились: она поняла, кто перед ней на самом деле.

Как будто прочитав ее мысли, а может быть, из-за страха, от которого остекленели ее глаза, француз посмотрел на нее по-другому.

— Некрасивая прическа, невзрачные черты, но изумительные глаза и фигура… très voluptueuse et érotique[8]. — Он протянул руку и грубо схватил ее за грудь. — Думаю, Ворон знал, что выбирает.

— Да, я знал.

Громкий, сильный голос Брента, прозвучавший с порога, поразил ее даже больше, чем француза. Но она не могла отвести глаз от мужчины, стоявшего рядом с ней, не могла пошевелиться, парализованная волной первобытного страха. Француз поглаживал ее грудь через платье, провоцируя ее и насмехаясь над ее мужем; потом он опустил руку на ее талию, крепко обхватил ее и повернулся к Бренту. В его глазах вспыхнула концентрированная ненависть.

— Что ж, mon ami[9], мы снова встретились.

Краем глаза Кэролайн заметила, что Брент невозмутимо сделал три шага вглубь теплицы, остановившись рядом с ближайшим из продолговатых столов, с невинным видом отодвинул несколько горшков с растениями и, подпрыгнув, уселся, не глядя на нее прямо, а сосредоточив выжидательный взгляд на французе.

Тот, напротив, перевел внимание на нее, подняв палец и нежно погладив ее щеку.

— Она маленькая и заурядная, Ворон. Не пойму, зачем ты на ней женился.

— Она очень хороша в постели. — Брент непринужденно отклонился назад, опираясь на ладони. — Что ты здесь делаешь, Филипп?

Ошарашенная Кэролайн медленно повернулась и посмотрела на мужа. Он был так спокоен, рассудителен, выдержан и как будто безразличен к ней и грозящей им опасности. Единственным признаком тревоги, каких-то эмоций на фоне апатии, которую он изображал, была крошечная капелька пота, соскользнувшая с его левой брови на скулу. Брент бежал к теплице, Кэролайн не сомневалась в этом, а сейчас с невозмутимым и спокойным видом отчаянно пытался спасти ей жизнь.

Француз притянул ее к себе, заломил ей руку за спину и вновь грубо схватил за грудь, заставив ее охнуть.

— Я пришел за тобой, mon ami, — любезно ответил он, с вызовом поглядывая на Кэролайн. — Но, полагаю, раз твоя жена такая соблазнительная, ею я тоже займусь.

У Кэролайн заколотилось сердце и округлились глаза. Она нервно сглотнула, чтобы удержать контроль над страхом, и продолжила неотрывно смотреть на мужа, который как будто и не замечал ее вовсе, а видел только мужчину, провокационно гладящего ее через нежный шелк дневного платья.

Выдержав невыносимо долгую паузу, Брент мрачно проговорил:

— Я так не думаю.

— Non?[10] Пользуешься моей женщиной, а свою попробовать не даешь? — Он усмехнулся. — Французы любят делиться своими дамами, Ворон. Я думал, ты это знаешь.

— Французы делятся своими шлюхами, Филипп, как ты делился своей, но англичане не делятся своими женами. — Он иронично повел бровью. — Я думал, ты это знаешь.

Взгляд Филиппа потемнел и стал угрожающим. Он убрал руку от груди Кэролайн и еще крепче сжал ее заломленное запястье.

— А ты англичанин, не так ли, лорд Уэймерт?

Медленно, слог за слогом, тот подтвердил:

— До мозга костей.

Случись этот разговор в другом месте и в другое время, при любых других обстоятельствах, Кэролайн могла бы рассмеяться. Они ругались, как дети, не поделившие солдатика или место для игры, но боль в руке убеждала ее, что это нешуточный спор. Само зло сгустилось вокруг них — Кэролайн чувствовала, как оно прорезает неподвижный, холодный воздух, — и это настоящее противостояние. Один из них наверняка умрет.

Кэролайн задрожала, и Филипп удовлетворенно заметил:

— Ты уже боишься меня?

В ее глазах блеснул вызов.

— Да, боюсь, — прошипела она холодным, срывающимся голосом. Храбро и толком не задумываясь о последствиях, она с презрением добавила: — Ты дикарь, животное. Неудивительно, что Кристин Дюмонт тебе отказала…

— Кэролайн!

Крик мужа донесся до нее сквозь громоподобный звук удара, раскатившегося по комнате, прежде чем она почувствовала жгучую боль от руки обозленного француза на своем лице. Кэролайн налетела на резервуар с водой и попыталась свободной рукой удержать равновесие, но, хотя внезапные действия Филиппа оглушили ее и заставили подчиниться, он схватил ее за волосы и ударил второй раз, да с такой силой, что она повалилась лицом на пол.

— Еще раз тронешь ее, Филипп, — осторожно, взвешивая каждое слово, пронизанное ненавистью, пригрозил Брент, — и я отрежу тебе яйца, засуну их тебе в горло и буду смотреть, как ты сдыхаешь от потери крови.

Француз снова усмехнулся и намеренно наступил на подол платья Кэролайн, чтобы не дать ей уползти. Дрожа и хватая ртом воздух, она попыталась подняться на четвереньки, силясь вытереть слезы боли и облизывая окровавленные губы. Кожа на лице горела, щека мучительно пульсировала, а череп раскалывался так, будто его били тупым предметом. Но как бы плохо и больно ей ни было, она собралась с силами и посмотрела на Брента.

В точности как раньше, он сидел на столе, откинувшись назад и опираясь на руки, спокойный и невозмутимый, будто ее вообще не было в теплице.

Внезапно он заговорил по-французски, и Кэролайн не разразилась испуганными всхлипываниями только потому, что изумилась, как неуловимо изменился его голос, мимика. С гордостью и в полнейшем недоумении она неотрывно смотрела на него. Брент не просто свободно говорил по-французски, как намекала ей Недда, он владел языком изящно, красноречиво, можно сказать, в совершенстве.

Брент почувствовал, что единственный способ отвлечь взимание Филиппа от своей жены — это быстро сменить предмет разговора, найти другую общую тему. И, честно говоря, ему хотелось переключиться на другой язык, ибо он решительно отказывался терять свою прекрасную, смелую Кэролайн просто потому, что она дала отпор и нанесла оскорбление профессиональному убийце. Какой бы умной и отважной она ни была, она плохо себе представляла, на что способен Филипп. А это, в свою очередь, делало ее хрупкой и беспомощной, не оставляя шансов выжить, если только он быстро не предпримет каких-нибудь действий. Брент надеялся, что, перестав понимать их разговор, Кэролайн будет держать язык за зубами.