Он прав. Она с самого начала была эгоистичной и нечестной, заключив с ним брак ради аннуляции, которой — и она поняла это уже в день свадьбы — он никогда бы не допустил. Она, игнорируя его, как будто он и вовсе не существовал, разговаривала с ним в надменном, даже грубом тоне. Брент заслуживает гораздо большего, но женился всего лишь на ней.

Кэролайн смотрела в пол, безвольно опустив руки, и тут до нее начало медленно доходить, что настал момент, которого она ждала, на который надеялась с тех пор, как переехала в Мирамонт. Выбор между двумя жизненными дорогами разрывал ей сердце, но после такого поворота в отношениях с Брентом аннуляция стала реальной и ее вдруг перестала страшить перспектива заговорить с ним о ней. Поскольку граф считал, что у нее есть любовник, а в супружеские отношения они еще не вступили, у него были основания отпустить ее. Перед ней открывался прямой путь к мечте. Пришла пора сказать Бренту, что она уезжает. Ботаника всегда была и по сей день является истинным стержнем ее личности, и она не предаст ее.

Кэролайн поднялась с постели. Она поняла, что должна делать, и усиленно повторяла себе, что ее жизнь, ее судьба вовсе не здесь, а в совершенно другом мире. Неслышно подойдя к смежной двери, нажала на холодную, твердую ручку и вошла в комнату Брента.

Увидев его, она растаяла. Он сидел на канапе точно так же, как в день ее рождения, глядя на пылающий огонь и держа в руках до половины наполненный бокал бренди. И хотя граф услышал, что она вошла, он ни взглядом, ни жестом не показал этого.

Кэролайн долго стояла, молча наблюдая, как отблески огня танцуют на гладкой, бронзовой коже и с каждой вспышкой выхватывают из тьмы мягкие, сияющие волны его волос. Она чувствовала гнев Брента, его горе, его одиночество и еще что-то новое — первые отблески осознания того, что уже месяцами было у нее под носом, но в чем она упрямо не желала сознаваться. Сколько она себя помнила, ей хотелось лишь красоты своих цветов и сада, а Господь вместо этого подарил ей мужчину, в которого вложил гораздо больше труда, смысла и красоты, чем в самое восхитительное из растений или любых других творений, которые только можно было себе представить. Наконец-то, после долгих месяцев терзаний и противоречивых желаний, для Кэролайн все прояснилось. Ее место здесь. Ее судьба — это Брент.

— Я хожу в теплицу.

Слова вырвались из ее груди хрипло и тихо, сущим шепотом по сравнению с треском огня. Кэролайн наблюдала, как до Брента начинает медленно доходить смысл ее признания. На миг его дыхание как будто стихло, тело замерло, и тогда она поняла, что произнесла самые откровенные слова за всю свою жизнь.

— Я не хотела рассказывать, потому что боялась, что ты отнимешь ее у меня, — созналась она тихим, неуверенным голосом, — а я до этой минуты верила, что это единственный стержень моей жизни.

Кэролайн медленно двинулась к мужу.

— Но я ошибалась, ибо теперь понимаю, что никогда не буду счастлива без мужчины, который стал моим рыцарем, который уважает меня, как никто, у которого больше отваги, ума и сострадания, чем у всех, кого я знала раньше. Я должна была довериться тебе, — с болезненной нежностью прошептала она, остановившись рядом с графом. — Прости.

Немного помолчав, Брент прерывисто втянул в себя воздух и посмотрел на бокал в своих руках.

— Я могу быть только тем, кто я есть, Кэролайн, — хрипло проговорил он. — Я просто не знаю, чего ты от меня хочешь.

Глаза Кэролайн заблестели от непролитых слез, она проглотила рыдание и тихим, сдавленным от страсти голосом ответила:

— Я хочу, чтобы ты сделал меня своей женой.

На несколько секунд, минут или даже часов — Кэролайн не могла сказать наверняка — время как будто остановилось. Потом Брент поднял голову и пронзил Кэролайн взглядом зеленых глаз, искрящихся в отблесках огня, словно темные изумруды.

— Ты достойна мужа, который хочет тебя, Кэролайн, такой, какая ты есть, и ты знаешь, что для меня это так. Но как бы я ни нуждался в тебе, я не возьму тебя, если ты пришла сюда из чувства вины, жалости или по каким-нибудь странным соображениям ханжества или долга. — Он опустил взгляд на бокал. — Ибо я также верю, что, несмотря на все мои пороки, я достоин жены, которая разделяет мое желание, хочет меня так же сильно, как я ее. Ради меньшего не стоит терпеть боль.

Уловив значение его слов, Кэролайн отчаянно заморгала, чтобы набраться сил и разогнать туман, затянувший ей глаза. Потом очень-очень медленно, с напускной смелостью она протянула руку, мягко вынула из ладоней Брента бокал, сделала глоток для уверенности и поставила его на стол.

Кэролайн посмотрела в лицо графа, красивое, мужественное, и, вытянув руку, ласково заскользила кончиками пальцев по его твердому, совершенному и полному незаурядного изящества телу. Потом, непоколебимая в своем решении, глубоко дыша, она взяла Брента за руку, потерла большими пальцами его ладонь и раскрыла шелковую накидку ровно настолько, чтобы положить ее себе на грудь.

В тот миг, когда рука графа соприкоснулась с ее кожей, он резко вздохнул и вновь посмотрел на нее, то ли удивленно, то ли смущенно, она точно не знала, но не шевельнулся и не заговорил, просто сидел и смотрел.

Несколько мгновений Кэролайн смело выдерживала его взгляд, а потом прошептала низким, хриплым от страсти голосом:

— В одном ты ошибся, Брент. Твои чувства значат для меня все, и я обещаю никогда больше не причинять тебе боли.

С блаженным согласием в сердце, окончательно и бесповоротно уверившись, что время пришло, Кэролайн медленно закрыла глаза, слегка запрокинула голову и потянула за поясок на талии, раскрывая перед Брентом, обнажая для него всего — глаз, рук и души — единственную часть себя, которой он еще не познал.

Брент не помнил, чтобы когда-нибудь в прошлом его захлестывали такие первозданные, бурлящие эмоции, пожирая его изнутри и делая слабым. Никогда в жизни перед его глазами не представало такое прекрасное зрелище.

Кэролайн стояла не дальше, чем в футе от него, левым боком к огню. Ее прелестное лицо было невинным и нежным, волосы падали до талии светящимися волнами. Когда насыщеннопурпурный шелк соскользнул с нее, трепещущие отблески очага изящно заиграли в перламутровых переливах ее кожи, на холмике ее соска и на нескольких темных, сияющих завитках, сбежавших из тени между ног, чтобы отразить свет от камина.

Брент начал медленно водить кончиками пальцев по ее соску, двигаясь вниз от груди, легко касаясь талии, живота и постепенно переходя к бедру и вниз по внешней стороне ноги. Он почувствовал, как она затрепетала, как под кончиками его пальцев задрожало ее тело, и тогда он нежно двинулся вверх, остановившись на внутренней части ее бедра.

— Кэролайн…

— Мне страшно, — шепнула она.

От этого признания сердце Брента преисполнилось нежности. Опустив руку, он медленно встал перед Кэролайн. Она по-прежнему не открывала глаз, не шевелилась, но он чувствовал ее дрожь. Граф обхватил ее лицо ладонями и, склонившись, легко коснулся губами ее губ.

— Доверься мне, — тихо попросил он.

Кэролайн едва заметно кивнула и прошептала:

— Хорошо.

В этот миг Брент понял, что принадлежит ей и никому другому. Он провел большим пальцем по ее щеке, положил ей ладонь на затылок и приник губами к ее рту.

Первый контакт был одновременно потрясающим и сладким, знакомым и в то же время неловким. Да, они целовались раньше, но тогда у них не было взаимного понимания, что между ними произойдет. Сначала Брент целовал почти робко, давая время привыкнуть, потом усилил давление, настойчиво пытаясь приоткрыть ее губы.

Кэролайн постепенно расслабилась и стала отвечать на поцелуи с нарастающим пылом, подняв руки и пробегая пальцами по его волосам. У ее губ был вкус бренди и запах фиалок, а кожа на ощупь была нежной и гладкой, как лепесток розы.

Брент скользнул ладонями вниз по ее шее и обхватил ее за плечи под шелком накидки. Его язык мягко двигался у нее во рту, и она повторяла движения за ним, позволяя волшебству поглотить себя. Брент ласкал ее кожу кончиками пальцев, потом осторожно оторвался от ее губ и приспустил накидку с ее плеч.

Кэролайн открыла глаза и растерянно на него посмотрела.

— Я… я не знаю, что делать.

У графа растаяло сердце. Ободряюще улыбнувшись, он поднял руку и положил ее на щеку Кэролайн, другая легла ей на грудь, и его пальцы принялись ее гладить.

— Сегодня все сделаю я. — И, прежде чем Кэролайн успела понять, что происходит, он дернул пурпурный шелк, и тот, соскользнув с ее тела, упал на пол.

Брент почувствовал, как по ней пробежала дрожь; она тут же опустила ресницы. Тогда он приподнял ее голову, заставляя смотреть на себя.

— Не нужно стыдиться, — взмолился он, пронзительно глядя ей в глаза. — Сейчас только я имею значение, а я думаю, что ты прекрасна.

Впитав в себя эти слова, Кэролайн почувствовала, что вот-вот расплачется, а ей меньше всего хотелось этого в ночь, которую она считала своей первой брачной ночью.

— Ты первый мужчина, который назвал меня прекрасной, — призналась она глухим, сдавленным голосом.

Брент усмехнулся.

— Я знал, что в чем-то буду первым.

Кэролайн улыбнулась в ответ и осторожно потянулась к пуговицам его рубашки.

Он тут же накрыл ее руку.

— Я сам.

Она опустила руку и замерла перед графом, наблюдая, как он снимает рубашку и бросает ее на канапе.

Они стояли всего в футе друг от друга, он — раздетый до пояса, она — абсолютно голая и чувствующая себя как никогда уязвимой.

Брент осторожно протянул обе руки и легко погладил пальцами кончики ее грудей, сорвав с ее губ вздох и заставив подкоситься колени. Лицо графа вновь стало серьезным и напряженным, а взгляд растворился в глазах Кэролайн. Он поглаживал ее грудь, а потом обхватил ее всей рукой, вращая ладонями, так что у нее защипало в сосках и те затвердели под его руками. Через несколько секунд Кэролайн уже задыхалась, вздрагивая от ощущений, разгоравшихся у нее внутри, и вспыхивая не от тепла камина, а от нарастающего внутреннего жара, начинавшего медленно вытеснять все опасения.