Чарльз ненавидел обстоятельства, мешавшие брату вернуться домой, но весьма решительные меры, которые предпринимала дочь Миллера, чтобы устранить эти препятствия, вызывали у него неприятие. Чарльз был излишне суеверен, чтобы, в отличие от Ричарда и Джулии, не видевших в этом ничего плохого, не счесть это дурным предзнаменованием.

Добравшись до особняка, Чарльз сразу же направился в кабинет графа, чтобы уведомить отца о своем приезде и перемене планов.

Как и остальные комнаты в доме, кабинет Мильтона постепенно ветшал, ибо хозяину не хватало денег на содержание обширного хозяйства и даже достаточного штата прислуги. Ткань старых, коричнево-золотистых обоев была порвана во многих местах. Большой, овальной формы ковер на полу протерся и обтрепался по краям. Помимо хозяйского кресла в кабинете стоял только один стул. Два других сломались, и так и не были починены.

Деньги регулярно поступали графу от добросовестных арендаторов. Но у Мильтона накопилось слишком много старых долгов, пожиравших большую часть дохода. Мысль быть чем-то обязанным герцогу теперь стала ему ненавистной, поэтому граф исправно платил по счетам. Женитьба Ричарда должна была решить все его проблемы, однако этому не суждено было случиться.

– Я отложил на завтра поездку с Мэтью к герцогу, – сообщил Чарльз, стоя в дверном проеме.

Отец поднял раздраженный взгляд от письма, которое как раз писал.

– Ты должен был ехать сегодня. К чему задержка?

– Потерял счет времени, – только и сказал Чарльз.

Это не было ложью, а посему Чарльз без труда произнес каждое слово. Он не умел лгать, и, когда приходилось говорить неправду, выходило неубедительно.

Чарльз уже собирался уйти, но задуманное Джулией Миллер до сих пор тяготило его душу, поэтому он решил попытаться выйти их сложившейся ситуации менее радикальным образом.

Прежде чем мужество его покинет, Чарльз произнес:

– Недавно я видел Джулию Миллер.

И снова не солгал. Два года – не такой уж большой срок.

– Когда ты собираешься освободить бедняжку от брачного договора? Ей давно уже пора замуж.

Мильтон отложил гусиное перо и хмуро уставился на сына.

– А что такое? Когда Ричард перестанет чудить, они поженятся.

Печаль омрачила лицо Чарльза.

– Ты помнишь, сколько лет прошло со времени его бегства?

– Разумеется! Каждый чертов день считаю! – сказал Мильтон, начиная сердиться.

Эту тему определенно не стоило поднимать. Со дня бегства Ричарда Чарльз не мог упомянуть имя брата без того, чтобы не рассердить отца. Однако на этот раз он решил не обращать внимания на неприятные чувства, которые вызывал в нем его гнев.

– Он уже не мальчик, отец. Если он до сих пор не вернулся, значит, и не вернется. Оставь это в прошлом и позволь бедной девочке устроить свою жизнь. Этот договор совершенно бесполезен.

– В том-то и дело, что очень даже полезен. Миллер уже предлагал отдать ее приданое и даже еще приплатить, лишь бы расторгнуть договор. Еще пять… может, десять лет, и я соглашусь, но только не сейчас.

– А если ей надоест ждать? Что, если она выйдет замуж, невзирая на договор?

Мильтон рассмеялся.

– Как бы не так! Если бы все было так просто, ее отец давно, еще до своего увечья, публично объявил бы, что разрывает брачный договор своей дочери. Договор слишком многое значит в мире коммерции, в котором живут Миллеры. Можно сказать, на карту поставлена их репутация. Для них отказ от слова может со временем закончиться разорением.

– Но ведь этим ты портишь ей жизнь.

– Ничего подобного. Она уже получила немало выгод от связей с нашей семьей, а вот мне пока ничего не досталось. Высший свет принимает ее как равную именно потому, что она связана с нами этим договором. А еще я должен заметить, что некоторые дети весьма почтительны и чтят обязательства, данные их родителями.

Чарльз поступил именно так, сочетавшись браком со вздорной женщиной, которую терпеть не мог. Однако сделал он это не из почтения, которого к родителю вовсе не испытывал. В Мильтоне Аллене не было ничего, что могло бы пробудить в сердце любовь и чувство долга. Чарльз поступил так, как ему велели, потому что в том юном возрасте ужасно боялся сидящего перед ним человека.

– Никто из них не желал этого брака. Или ты позабыл, как они ненавидели друг друга?

– Тогда они были еще детьми, – фыркнул Мильтон. – Если Ричард сейчас ее увидит, то позабудет обо всех прошлых обидах. Она стала куда красивее, чем можно было ожидать в детстве, – Мильтон вдруг рассмеялся. – Хорошо, что прошло так много времени. Когда он вернется домой, она будет только рада тому, что кто-то поведет ее к алтарю. Старые девы – они такие.

Чарльз видел, что отца лишь забавляют несчастья Джулии Миллер. Он испытывал сильнейшее отвращение к бессердечию Мильтона. Графу было все равно, кому он приносит несчастья, лишь бы к нему текли деньги. А ведь Ричард уже встречался с Джулией и по-прежнему не хочет жениться на ней. Впрочем, к сожалению, проблема не столько в девушке, сколько в графе.

– Сначала Ричард должен вернуться, а потом уж посмотрим, – сухо произнес Чарльз. – Я много лет назад утратил всякую надежду. Почему же ты до сих пор веришь?

– Чепуха! – хмыкнул Мильтон. – Ричард вполне может вернуться именно сейчас, решив, что прошло достаточно времени и девчонка успела выйти замуж.

– Не рассчитывайте на это, отец. Дело в вас. Это из-за вас он не вернется домой.

Мильтон неожиданно нахмурился. Чарльз решил: это из-за того, что их разговор велся на повышенных тонах, что было не принято между ними. Но отец вдруг спросил:

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я? Ты с ним виделся, Чарльз?

– Не-ет, к-конечно, нет. Я… я просто часто его вспоминаю… с тех пор как увидел мисс Миллер.

Щеки Чарльза вспыхнули. Отвернувшись, чтобы Мильтон ничего не заметил, он поспешил наверх.

Мильтон подошел к дверному проему и, все еще хмурясь, проводил взглядом удаляющуюся фигуру сына. Он хорошо знал Чарльза и легко мог определить, когда тот врет. Вот только непросто было поверить тому, что подсказывала графу интуиция. Будь Ричард сейчас в Англии, он мог бы приехать в поместье, чтобы позлорадствовать, заявив, что отныне граф не имеет власти над ним? Скорее всего, он бы так и сделал.

Мильтон постарался избавиться от непрошеной мысли. Он просто не привык к тому, что его покорный сын может роптать, если, разумеется, дело не касается Мэтью. Скорее всего, Чарльз соврал ему о случайной встрече с девчонкой Миллера. Именно она обратилась к нему с просьбой замолвить за нее словечко перед отцом, ибо поняла, что ничего не добьется. Дура безмозглая! Она должна быть признательна за то, что граф все еще не разорвал договор. Следовало бы ей понимать, как много дверей захлопнутся перед ее носом после аннулирования контракта!

Подобное объяснение не вполне удовлетворило графа. Он хотел было вернуться в кабинет, но заметил идущего по коридору слугу, жующего пирожок.

Ему, пожалуй, давно следовало бы выгнать этого мужлана. Лакей с его габаритами выглядит просто нелепо, а кроме силы в нем нет ничего полезного. Давным-давно, когда Ричард стал слишком взрослым для порки, граф нанял трех громил. Олаф был единственным оставшимся у него в услужении. Пожалуй, было большой ошибкой приказывать этим людям наказывать сына. Из-за этого мальчишка окончательно отбился от рук.

Впрочем, грубая сила снова может ему понадобиться.

Отдав Олафу несколько приказов, он послал приглашение на ужин Эйбелу Кантелу, местному мировому судье. В последний раз такой чести тот удостаивался примерно полгода назад. Эйбел не особенно ему нравился, но граф привык строить планы наперед, а посему после побега Ричарда решил подружиться с судьей. Под видом пьяных откровений он зашел так далеко, что излил перед судьей душу, рассказав обо всех прегрешениях Ричарда. Эйбел несколько раз заявлял Мильтону, что, стоит Ричарду оказаться в Англии, он обязательно отправит его в тюрьму. Стоит графу попросить, и дело будет сделано. А потом Мильтон узнал, что у судьи есть брат, который может быть ему еще полезнее. Какие бы действия по отношению к сыну граф ни выбрал, Эйбел предоставит ему свободу выбора, как только Ричард вернется домой… Графу это очень нравилось.

Глава двадцать вторая

Ужин давно закончился. Чарльз и Мэтью уже ушли спать, ведь следующим утром им предстояло отправиться к герцогу. Мильтон увел Эйбела в кабинет, предложив стаканчик бренди. Ему нужен был предлог, чтобы задержать судью подольше.

Ранее Мильтон приказал Олафу как можно скорее обыскать три ближайших к Уиллоу-Вудс постоялых двора, а затем, если Ричарда там не окажется, ехать в сторону Лондона. До Манчестера далеко, поэтому не было нужды искать его там. Если Ричард приехал на север, чтобы повидаться с братом, не исключено, что он планирует ехать вместе с Чарльзом завтра в Ротерхем. Так они смогут подольше побыть вместе. Если не удастся найти Ричарда, следовало отправляться в Лондон. Граф предоставил Олафу и его людям лучших лошадей из своей конюшни, включая собственного жеребца. Мильтон хотел, чтобы поиски прошли быстро и успешно. Только Олаф знал Ричарда в лицо, поэтому его люди не могли разделиться.

Внезапно дверь с шумом отворилась, и Олаф вместе с сыном старого садовника втащили в комнату человека. Застигнутый врасплох, Эйбел вскочил на ноги. Мильтон последовал его примеру. Наконец-то! Он обошел вокруг письменного стола, чтобы удостовериться лично. Судя по тому, как безжизненно свисала на грудь голова мужчины, тот находился без сознания. Длинные волосы спадали ему на лицо. Мильтон отвел в бок темные пряди. У него перехватило дыхание. Ричард…

Триумф переполнял сердце графа. Было трудно сдерживать рвущиеся наружу эмоции, но злость помогла ему справиться. Что за болван этот Олаф! Если бы в кабинете оказался Чарльз, это помешало бы ему поступить с Ричардом так, как он того заслуживает. Наконец-то этот щенок-бунтарь оказался в его власти!