Джоанна Линдсей - Мой единственный

Ричард улыбнулся и, выудив из кармана ленту, связал волосы на затылке.

– Никакой это не парик, а мои собственные волосы. Там, где я живу, у многих такие прически. Но взгляни на себя! Куда подевалась твоя худоба? Тебя неплохо кормят!

– На себя посмотри! – фыркнул Чарльз. – Я с трудом тебя узнал. Впрочем… – он перешел на более серьезный тон, – легко нормально питаться, когда, наконец, избавился от состояния полнейшей душевной сумятицы.

Ричард понимающе кивнул. Он и сам несколько раз впадал в подобное состояние, когда душу выжигала бессильная, не находившая выхода ярость. Вот только в случае брата беспробудное пьянство мешало удерживать еду в желудке. После свадьбы он почти ничего не ел, разве что немного мяса, и никогда не бывал трезвым, по крайней мере, Ричард такого не помнил.

Вряд ли кто-то мог, глядя на них, признать в Чарльзе и Ричарде братьев, настолько мало они были похожи друг на друга. Между ними и отцом тоже не было внешнего сходства, разве только Чарльз унаследовал темно-каштановые волосы и синие глаза Мильтона. Теперь же, прибавив в весе, он обзавелся вполне грузной осанкой их батюшки. Чарльз был на несколько дюймов ниже своего брата. От матери Ричард унаследовал не только рост, но, как ему говорили, темные волосы и зеленые глаза.

Поскольку Чарльз стоял перед ним абсолютно трезвый и, судя по всему, вернул себе прежний аппетит, Ричард предположил:

– Значит, ты отказался от бутылки?

– Да, но обрел душевный покой не поэтому.

– Только не говори, что поладил с отцом, – пошутил Ричард.

На свете не было человека, способного поладить с графом, но брат его, признаться, удивил.

– Он и я… мы пришли к определенному пониманию. А еще Кэндис сделала мне огромное одолжение, когда скончалась. С тех пор я нахожусь в мире с самим собой.

Такого Ричард от Чарльза не ожидал и удивленно уставился на брата, а спустя время произнес:

– Если я опущу соболезнования, думаю, возражать ты не будешь?

– Ничуть. Говоря по правде, я едва сдерживался, чтобы не улыбаться, во время похорон. Теперь я ежедневно благословляю Кэндис за это.

– За то, что она умерла?

– Нет, за то, что, в конечном счете, она подарила мне сына. На это ушло три года, и, надо сказать, в основном, по моей вине. Я едва заставлял себя прикоснуться к ней, но вскоре после твоего побега она забеременела.

– У меня есть племянник?

– Да, Мэтью недавно исполнилось восемь лет. С его появлением моя жизнь круто переменилась. Ты не поверишь, но я стараюсь оградить сына от любых невзгод, так сильно я его люблю. Я понял это, когда вскоре после похорон Кэндис сюда явился мой тесть и потребовал отдать ему Мэтью на воспитание.

– Шутишь?

– Ничуть. Мэтью – его единственный наследник мужского пола, поэтому герцог был преисполнен решимости забрать его у меня. Он привез с собой своего поверенного, чтобы оформить право опеки по закону. Герцог грозился меня разорить. Отец, разумеется, встал на его сторону. Он боялся, что, если оскорбит старика, тот лишит нас своей помощи и расположения. Отец только потому и женил меня на Кэндис, чтобы воспользоваться влиянием герцога. А еще он ему много задолжал и поэтому очень рассердился, когда я отказался, и приказал мне подчиниться.

– Черт побери, Чарльз! Они забрали у тебя сына?

Брат рассмеялся.

– Я даже не могу винить тебя за то, что ты пришел к такому выводу. До этого инцидента я ни разу, в отличие от тебя, не выступил против отцовской воли.

В то время как любое проявление непослушания заканчивалось для Ричарда безжалостной поркой, Чарльз старался избегать неминуемой и бессмысленной, как ему казалось, боли, которая последует за наказанием.

– Ты не был таким упрямым мятежником, как я, – заметил Ричард.

– Верно, по крайней мере, до того случая, – улыбнулся Чарльз. – Я потребовал, чтобы отец не вмешивался. Этот мальчик – мой сын. Он придал своим появлением мужества, которого мне всегда недоставало. Что же до герцога, то старик столь дурно воспитал свою дочь, что худшей ведьмы на свете было не найти. Я так и сказал ему. Я не позволю, чтобы мой сын вырос таким же, как его мать.

– А потом что?

– Я сказал ему, что заберу сына и мы вместе покинем пределы страны. Больше он никогда не увидит собственного внука. Кстати, именно ты подал мне эту идею.

– И он тебе поверил?

– А почему бы нет? Я тогда отнюдь не шутил.

Ричард рассмеялся.

– Молодец!

– А еще я не запрещаю герцогу видеться с Мэтью, отнюдь нет. Напротив, я вожу его к деду каждые две-три недели. Собственно говоря, я как раз собирал вещи, чтобы ехать к герцогу, когда меня нашел твой приятель. Я отложил поездку до завтра. Достаточно будет сказать, что мы по взаимному согласию решили забыть о наших разногласиях.

– Даже отец?

– С тех пор его отношение ко мне изменилось. Он больше не пытается подчинить меня своей воле, можно сказать, теперь он обращается со мной, предварительно надев лайковые перчатки, как говорится. Полагаю, без твоего влияния и тут не обошлось. Один сын уже сбежал из дома. Он понял, что я тоже могу уехать. Я и Мэтью – то звено, которое связывает семью Алленов с герцогом. Отец не хочет потерять это, и, как я уже сказал, между нами возникло определенное молчаливое взаимопонимание, мы как бы согласились оставить друг друга в покое.

– Просто невероятно.

– А я верю, – бросил реплику Ор. – Все меняется, а девять лет – достаточно долгий срок, чтобы человек изменился.

Братья дружно уставились на Ора, а потом Чарльз рассмеялся.

– Я бы не стал делать скоропалительных выводов. Мой отец остался все таким же тираном. Ему с трудом удается сдерживать свою властную натуру, когда он разговаривает с внуком. Не то чтобы я ему это позволял, но отец ни разу не пробовал навязать Мэтью свои деспотические правила поведения или вмешиваться в его воспитание. В отличие от того, как воспитывали меня и тебя, Ричард, я даю Мэтью возможность делать собственный выбор. И он делает это, руководствуясь логикой. Он такой умный и добрый ребенок, любит обоих своих дедушек, что не удивительно, если учесть, что в его присутствии они стараются вести себя как можно лучше.

Ричарду трудно было поверить, что его отец способен измениться, пусть даже эта перемена отвечает его интересам. А вот изменения, произошедшие в брате, были воистину незаурядными. Чарльз буквально светился счастьем, когда рассказывал о Мэтью.

– Но хватит обо мне, – сказал Чарльз. – Куда, ради всего святого, ты делся? Уехал в другую страну? Чем ты занимался все эти годы?

Ричард сверкающими от смеха глазами взглянул на Ора, а потом уклончиво сообщил:

– Я стал моряком.

Чарльз удивленно уставился на брата, а потом рассмеялся.

– Вот уж ни за что бы не поверил! Ты и море! С твоей-то бунтарской натурой! Я был уверен, что ты отправился искать новые битвы или пустился на поиски приключений.

Ричард тоже расхохотался.

– Почему ты решил, что в море мало приключений? Я вполне доволен своей жизнью. Я нашел много хороших друзей. Они стали моей новой семьей. У меня всегда есть место, где я могу приклонить голову, поесть в веселой компании, к тому же рядом больше женщин, чем можно сосчитать. Чего же еще желать в жизни?

– Детей.

Мысль была вполне здравой. Чарльз, став гордым отцом, разумеется, не мог думать ни о чем другом.

Но Ричард не медлил с ответом:

– Предпочитаю детей от женщины, которую люблю, а не от той, что навязал мне отец.

Чарльз вздрогнул.

– С этим трудно спорить. Ты еще молод… У тебя есть любимая женщина?

– Есть… но она несвободна…

Шепот Ричарда был столь тих, что расслышать его смог только Ор. Приятель закатил глаза.

– Что? – переспросил Чарльз.

– Я рад, что ты больше не живешь в аду, – произнес Ричард, меняя тему их беседы. – Собственно говоря, я намеревался предложить тебе уплыть со мной, но ты, похоже, вполне доволен своим теперешним существованием.

– Доволен, и буду еще больше доволен, если окажется, что ты вернулся домой навсегда.

– Этому не бывать. Дело не только в том, что я презираю отца. Я только что узнал, что по-прежнему связан проклятым брачным договором, который он мне навязал. А я-то надеялся, что к этому времени Джулия Миллер уже вышла замуж за другого.

– Отец не хочет освободить ее от обязательств, налагаемых договором, – вздохнув, сказал Чарльз.

– Наслышан.

– Ты с ней виделся?

– Непреднамеренно. Мы случайно встретились.

– Я виделся с ней несколько лет назад. Теперь она стала настоящей красавицей. Ты точно уверен, что не хочешь…

– Неужели забыл, как мы плохо ладим? – перебил брата Ричард. – Все осталось по-прежнему, как до моего отъезда. Мы не можем находиться в одной комнате и не разругаться. А еще я не хочу осчастливить отца, дав ему то, что он хочет заполучить от этого брачного союза.

– Как жаль, что вы так и не смогли поладить!

Ричард пожал плечами.

– Такова судьба, но Джулия сделает все, чтобы нас освободить, поэтому предупреждаю тебя: не пытайся ей помешать.

– Помешать в чем?

– Объявить меня мертвым.

Чарльз хмуро уставился на брата.

– Ты… не шутишь?

– Нет.

– Но это… черт побери, Ричард, это как-то жутковато. Мне совсем это не нравится.

– Нравится, не нравится – не важно. Главное – не вмешивайся. Как только Джулия добьется своего, она обретет свободу и заживет собственной жизнью, а я смогу чаще приезжать к тебе в гости.

Не переставая хмуриться, Чарльз с видимой неохотой кивнул.

Объявить Ричарда мертвым… По дороге в Уиллоу-Вудс эта, не очень-то, кстати, приятная, перспектива все время вертелась у Чарльза на уме. Ему не хотелось расставаться с Ричардом после столь долгой разлуки, не хотелось прощаться, однако ему следовало вернуться домой до темноты, иначе отец вполне может послать слуг на его поиски. Ричард решил не задерживаться, поэтому завтра они не увидятся.