Топая по коридору в гостиную, я вытащил из кармана телефон, тут же отстучав моей Али:

«Я уже дома, детка, и охренеть, как по тебе скучаю». Палец завис над кнопкой «отправить». Серьезно? Это я написал? А что следующее? Положи мои яйца в твою сумочку — им там самое место? Или запиши меня к своему мастеру на бл*дский педикюр?

Стремно ведь как-то, будто слюнтяй.

Или нет?

Что тут стремного, раз уж вопрос с нашей взаимной принадлежностью решен железно? И что, я разве не скучаю? Еще как. Руки аж зудят от тоски по ее сис… груди, член уныло подпирает ширинку, сообщая, что сейчас бы самое время тонуть в ней. Губы ноют от того, что этот куцый поцелуй на прощание — сраное издевательство. Я не хочу прощаться с моей принцессой. Вообще никогда. Разве что оставляя ее расслабленной и рассеянно улыбающейся в нашей постели по утрам, когда буду сваливать работать в мастерскую, предварительно обеспечив парочкой оргазмов. И в обед. Обычно мы перехватывали с парнями что-то прямо в гараже на ходу, особенно когда срочный заказ, но если Али будет ждать меня… блин, или даже готовить мне, то я стану самым пунктуальным обеденным засранцем, являясь к столу в указанное время как штык. И хрен с ним, пусть не готовит, все равно буду прибегать. Сразу за сладким, потому что без еды запросто протяну до вечера, а вот не воткнув ей хоть разок среди дня…

— А ну улегся, мудило! — прошипел я вскочившему и радостно закивавшему от таких перспектив стояку. — Когда еще это будет!

Но «отправить» нажал. Потому что корчить крутого чувака можно с кем угодно, но только не со своей женщиной, и ни хера не западло быть для нее мягким мурлыкой. Тем более когда жесть как и самому охота.

Едва войдя в нашу гостиную, я понял, что пахнет там дерьмовенько паленым. А то, как Саваж уставился на меня готовым вырвать печень орлом, подтвердило мои предчувствия неминуемости разборок. Наши игроманы, зыркнув разок, уткнулись обратно в свои стрелялки, изображая почти что мебель.

Схватив ближайший стул, я повернул тот спинкой вперед и уселся лицом к сто пудов готовому проклевать мою бедовую башку в придачу к печени обвинителю.

— Слушаю, — кивнул явно все это время кипевшему брату.

— Ты меня? — поднял он бровь, одновременно зло прищуриваясь. — А я так думал, тебе есть что сказать.

— Да вроде все, что нужно всем знать, сказано, если ты обо мне и Али.

— Это ты о своем при*бнутом заявлении, что вы теперь, типа, парочка?

— Не типа, — отрезал я.

Саваж скрипнул зубами, оскаливаясь, вскочил со своего любимого дивана и ломанулся к холодильнику. Рванул дверцу, достал бутылку пива и почти залпом осушил ее.

— А как насчет того, что мы пару дней назад вот прямо здесь все дружно решили, что у нас есть дела поважнее, чем бегать за сучками?

Гнев заскребся внутри, но я признавал за Саважем право злиться и поэтому сдержался.

— Я за сучками никогда и не бегал, брат. Но Али и не сучка.

— Ага, она х*ева принцесса с золотой п*здой, и к тому же у нее поперек, и другой такой нет и не будет, да? — заорал он и швырнул бутылку в ведро.

Ноа и Фино поставили игрохерь на паузу, хоть и не повернулись, видно, не уверенные, придется ли вмешиваться. Как ни крути, когда десяток парней живут в одном пространстве, то конфликтов иногда не избежать. И так как характер у всех нас тут не ангельский, то и врезать в зубы друг другу случается. И пару взаимных зуботычин никто не станет прерывать, вмешиваясь, но если все пойдет по-жесткому, братья обязательно разнимут.

— С принцессой — в точку, остальное не твое дело, и ты не будешь никогда говорить о моей женщине неуважительно, — отчеканил я.

— Твоей женщине?! Твоей, кусок тупого идиота? — взвился Саваж еще больше. — Да она, бл*дь, замужем!

Так! Все! меня реально заманало, что все сегодня тычут мне в одно и то же. Пускаться заново в объяснение реального положения вещей я не собираюсь. Встал, намереваясь свалить к себе, но брат преградил мне дорогу и с силой пихнул в плечи, требуя выслушать.

— Ты бы, сука, хоть посмотрел на вас со стороны! — орал он. — Жалкое зрелище! Ты, бля, даже стоя на противоположной от нее стороне улицы будешь выглядеть как долбо*б, занимающий не свое место! Куда, на хер, лезешь, Мангуст? Да у нее же на роже ее холеной, брехливо-ангельской написано: по*бусь с наивным придурком и свалю обратно в красивую жизнь!

Ну все, с меня хватит уже этой поучающей хе*ни! От отца стерпел, но не от Саважа. Схватив его за отвороты куртки, впечатал лопатками в дверцу холодильника и зарычал:

— А вот тут ты реально п*здишь, братец! Ты мою Али видел, говорил с ней, и зенки у тебя еще пока вроде не повылазили, чтобы не рассмотреть, какая она! У нее же вся душа до дна на ладошке! Да в ней никакого дерьма ни единой капли нет!

— Эй, мужики! — вскочили Тимон и Пумба. — Тормозите чуток!

— О, ну совсем п*здец! — презрительно скривился придурок, отталкивая меня. — Знаешь третий день, пару раз приправил и уже о душе заговорил! Да у тебя все еще хуже, чем я предполагал.

— Пошел на х*й! — отмахнулся я.

— У нас все нормально? — наверху лестницы появился Рауль. Наверняка тоже слышал, что я приехал, и стоял там незаметно на площадке на всякий пожарный.

— Ага, все ох*ительно, — ответил ему.

— А ты окажешься в местечке еще похуже, когда до дебила дойдет, что все они просто лживые похотливые твари, а такие, как мы, для этих богатеньких стерв не больше, чем игрушки на разок-другой! — и не думал униматься Саваж. — Типа еб*ные самотыки, почесывать их зудящие дырки, как приспичит. Если надеешься на что другое, то ты жалок, братан.

— Если тебе попалась в жизни одна такая тупая подлая шлюха, что загнала тебя в петлю, и которую ты никак не можешь забыть, это не значит, что все женщины вокруг такие! — огрызнулся я. И да, я в курсе, что это нечестно, вроде как пнуть мужика по яйцам, но не пошел бы он. Сам нарвался.

Братья-игроманы укоризненно покачали головами, как два болванчика, усиливая одновременно и мое чувство вины, и злость. Не я всю эту х*ету, между прочим, начал!

— Я, может, и полез тогда в петлю, потому что был ссыкуном безмозглым, зато ты у нас весь из себя умный, таскаешь эту веревку с узлом на шее теперь вместо галстука. И это только дело времени, когда твоя Али решит тебя подвесить, ясно?

— Мне ясно, что ты чертов трус, братан. Сам не готов начать жить в полную силу и мне не даешь!

Взревев, Саваж кинулся на меня, и я чудом уклонился от его хука.

— Осел херов! — закричал он. — Да, я трус, потому что за тебя, мудака влюбленного, боюсь! После того, как такие бабы тебя бросают, ты себя годами по кускам собираешь. Как сам-то этого не догоняешь, дурака кусок!

— Все, хорош! — вклинились между нами все трое братьев-свидетелей, расталкивая подальше. — Ну с хера ли на пустом месте так буксовать?

— Не я тут сую свой нос в то, что его ни хера не касается! — Я завелся и тоже уже был не способен так сразу остыть. И так денек выдался тот еще.

— Мангуст, ну ты-то тоже признай, что нам не насрать на тебя, так что у Саважа есть повод психануть. — Ага, Рауль — наш вечный рефери и самый рассудительный говнюк во взрывоопасной компании.

— Ну так и пусть психует, пусть даже по мне как угодно проходится, но Али пусть не трогает! Вы, бл*дь, все ее видели! Она не какая-то брехливая и предающая тварь.

— Ок, пусть так, — примирительно завивал Ноа, тесня меня подальше. — Тебе-то оно виднее, мужик.

— Не такая, ага, — вякнул Саваж, презрительно скривившись, и сплюнул на пол.

— Кончай уже его дрочить! — рыкнул на него Рауль.

— Да пожалуйста! Но вы все еще попомните мои слова, когда этот долбоклюй из-за нее на стену лезть станет!

— Не стану! Потому что она не уйдет. Я ее не отпущу.

— Еще лучше! Как держать станешь? Силой? Убьешь любого у*бка, на которого она вместо тебя посмотрит? Сядешь к хренам тогда. Она того стоит?

— Она стоит того, чтобы попробовать!

— Да кончайте вы уже орать! — раздался хриплый, надломленный голос Дизеля откуда-то из коридора, а вслед за ним и какой-то надсадный кашель. — Эй, братаны, я бы тут не отказался от кое-какой помощи, если вы в состоянии прерваться.

От того, как он звучал, у меня разом взмок и заледенел затылок, и мы все рванули к нему. Дизель стоял на четвереньках, уронив голову, а когда поднял ее, я не узнал брата. Его лицо превратилось в сплошной кровоподтек, а светлые волосы все слиплись в бурые сосульки.

— Красава я, да? — ухмыльнулся он разбитыми в мясо губами и, закатив глаза, стал валиться нам под ноги.

Глава 22

— Либо вы немедленно успокаиваетесь, представляетесь и объясняете нормально суть своей претензии ко мне, либо я звоню со второго телефона в полицию и оставляю заявление о преследовании телефонными хулиганами! Ик!

Строгость голоса смазалась вырвавшимся звуком икоты. Вечная моя беда — после даже одного бокала вина я выгляжу и звучу так, как будто единолично осушила бочку элитного виски. Хотя по большому счету разницы между элитным виски и обыкновенным, с точки зрения похмелья, нет никакой.

— Суть претензии? Ха-ха! Суть претензии в том, что ты!.. Ты сволочь, Алеена Мортинсон! Я ненавижу тебя и твоего ублюдочного, жлобского муженька! Вы два сапога пара! Пусть доверчивые лохи верят в ваш так называемый развод! Я-то теперь знаю, что это такой ваш ход, так ведь? Вы хотели выставить дурой меня и мою семью, да?

— Стоп! Что за чушь вы несете? Изабелла, кажется? Это же вы? — Я потерла лоб в попытке сосредоточиться.

— Чушь, да? Это чушь, что я, будучи на седьмом месяце беременности, поставлена перед необходимостью делать аборт, потому что Томас отказывается от этого ребенка, да? Это ты называешь чушью, Алеена? Да это самое настоящее издевательство! — продолжила надрываться моя малоадекватная собеседница. — Но еще большим издевательством является то, что я только вчера узнала, что этот ребенок вообще не мой! Даже яйцеклетку эта скотина подсадил мне твою!!! Боже, — женщина вдруг сипло всхлипнула и глухо продолжила: — я действительно, наверное, дурочка. Я же ему поверила. Поверила и ему, и своему адвокату. Документы подписала не глядя. А теперь…