Она борется со мной, борется со своей сущностью, она может выдержать многое, прежде чем сломается, но все же, в конце концов, она сломается. Это лишь вопрос времени и давления.

Я обнимаю ее руками и нежно разворачиваю перед камерой. Я даю ей то, в чем она нуждается, то, что она так упорно отрицает - привязанность.

- Мы должны позволить миру узнать о нас, – говорю я, скользя кончиком трости по ее бедру. – Их донельзя скучные жизни зависят от нас. Мы должны всегда радовать наших зрителей. И Сэди нуждается в этом даже больше чем ты.

Ох, Сэди ужасно в этом нуждается. Она как алмаз – самое твердое вещество в природе. Ее так трудно будет сломить, но с помощью Эйвери я сделаю это быстрее.

Я брошу свою любовь к ее ногам…, и она окажется в моих объятиях.

Там, где она и должна быть.

Улыбка растягивает мой рот, когда я поднимаю трость, я не могу ничего с собой поделать, смотря прямо в объектив камеры. Как будто Сэди смотрит на меня прямо сейчас. На меня. Ее неизбежность.

Я обрушиваю удар на ноги Эйвери, она уклоняется, пытаясь избежать его. Ее крик превращается в зыбкую мелодию, достигая моих ушей. Я замахиваюсь еще раз, но ее сладкий крик отходит на второй план, когда я слышу заставку начавшегося блока новостей. Раздраженный я поворачиваюсь в сторону подвесного экрана.

Репортер стоит перед больницей, рассказывая зрителям о случае нападения в Арлингтоне, на заднем фоне в здание заносят раненную женщину на каталке. Не называя личность пострадавшей, репортер сообщает, что этот случай причисляют к серии нераскрытых убийств, которые происходят в Арлингтоне в последнее время.

Ярость застилает мне глаза. Пульсирует, ослепляет. Чистый всплеск гнева течет по моим жилам, и ярость добела обжигает мою кровь. В момент неконтролируемого гнева я издаю дикий вопль, изливая свою ненависть наружу. Треск наполняет мои уши, затем следует оглушительный звон.

Я чувствую, как что-то теплое течет по костяшкам моих пальцев. Я смотрю вниз и вижу, что трость расколота, и моя кровь капает на деревянный пол. Маленькие ярко-красные точки на полу словно издеваются надо мной.

Я прижимаюсь щекой к лицу своей зверушки. Глаза Эйвери, которые обычно шоколадного цвета, становятся такими же светлыми, как и ее пепельная кожа. Ее страх щекочет мои чувства, и я вдыхаю запах мочи. Я вижу, как она стекает по ее ногам.

Это почти компенсирует взрыв моей ярости. Почти.

Как всегда, когда я выбираю своих зверушек, я знаю, для того чтобы все было сделано правильно, я должен сделать это самостоятельно. Время истекло. Стрелки часов остановились, просто указывая на еще одну слабую душу.

- Готовься зверушка, - шепчу я ей на ухо. – Пришло время превратить тебя в Королеву.

Я улыбаюсь в камеру, и крики Эйвери стирают мое разочарование.

Глава 8

Тень

КОЛТОН


Когда мы были детьми, у Джулиана в лесу было тайное место. Всякий раз, когда он получал плохую отметку, был уличен в списывании, или просто происходило что-то, за что он должен был быть наказан, он прятался в лесу до тех пор, пока наши родители не начинали сходить с ума от беспокойства. Тогда он возвращался, истощенный и грязный, и родители были просто счастливы, что он дома, а все его проступки забывались.

Мой брат - это квинтэссенция Макиавелли. Его манипулятивное поведение с годами не изменилось. Всякий раз, когда он попадает в неприятную ситуацию, которой не хочет противостоять, он находит приют в своем укрытии, до тех пор, пока не становится безопасно, чтобы явить себя миру.

Только теперь это не сарайчик в лесу, построенный детской рукой. Сейчас его тайное место представляло собой двухэтажный бревенчатый особняк на берегу Потомак, которым Джулиан очень гордился.

- Откуда ты знаешь, что он здесь? – спрашивает Карсон, захлопывая дверь своей «Краун Виктории».

Я ввожу код на воротах, и кованые решетки со скрежетом открываются.

– Потому что, – говорю я, шагая по дорожке, усыпанной галькой, - он не отвечает на мои звонки. Он оборвал все связи.

- Если он не хочет, чтобы его нашли, почему бы ему не затаиться в таком месте, о котором ты не знаешь?

Я пожимаю плечами.

– Я не приходил сюда раньше.

Иными словами, я никогда не гонялся за своим братом.

Джулиан и я понимаем это. Я просто знал, что иногда самое лучшее - это оставить его в покое, я понимал это еще с тех времен, когда мы были детьми. У нас хорошо получается отдыхать друг от друга, когда мы в этом нуждаемся.

Но не сейчас. Я нарушу это негласное правило между нами. Все меняется, когда дело касается Сэди.

- Это место не было указано ни в одном из отчетов о собственности Джулиана. – Карсон резко мрачнеет, когда мы поднимаемся на террасу с видом на реку. – Не понимаю, как я мог пропустить это.

- Не все детективы так вкладываются в свою работу.

Я бросил резкий взгляд в его сторону, он зло зыркнул в ответ. Этого места действительно не было ни в одном из финансовых отчетов, Джулиан получил его благодаря своим бесконечным взяткам.

Карсон ухмыляется мне.

– Выглядит, как идеальное место для проворачивания грязных делишек… похищения и пыток.

Моя улыбка исчезает. Я быстро поднимаюсь по лестнице и тут же направляюсь в сторону двери, желая, чтобы эта часть поскорее закончилась. Моему брату можно приписать множество сомнительных вещей, но серийные убийства - не одна из них.

И чем быстрее я смогу доказать это Карсону, тем быстрее вернусь к Сэди. Ее последнее сообщение довело меня до ручки. Я чувствую ее панику, ее отчаяние в каждом сообщении, и даже если она очень сильная, я знаю, что у каждого есть свой предел. И я не хочу видеть тот, что принадлежит ей.

Я не нажимаю на дверной звонок. Я захожу в дом напрямую через переднюю дверь, подключенную к сигнализации. Справа на панели мигает красная лампочка. Карсон делает пометку в своем отчете о сигнализации, в то время как я смотрю на панель, пытаясь проникнуть в сознание моего брата-дегенерата.

Мучительная боль судорожно стискивает мою грудную клетку, когда я понимаю, что собой представляет пароль. Я набираю день рождения Марни на клавиатуре. И система сигнализации отключается.

- Я думал, ты никогда не был здесь прежде, - замечает Карсон.

Он не получает ответа на этот вопрос. И я все еще прекрасно помню тот момент, когда он изводил меня в комнате для допросов, заставляя ворошить болезненные воспоминания о Марни, напоминая мне о том непростом выборе, который я сделал. Это мое слабое место. И я не хочу давать ему в руки дополнительное оружие.

- Можно подумать, что вой сигнализации оглушил бы все вокруг, – говорит он, оглядываясь. – Твой брат, скорее всего, спит в стельку пьяный, или его вообще здесь нет, – он останавливается в конце фойе и оборачивается ко мне. – Может быть, он все еще где-то на территории. Например, в подвале… или камере пыток. Хорошее, укромное местечко, где он смог бы заглушать крики женщин, которых подвергает пыткам и мучениям.

Я лезу в карман и зажимаю в кулаке веревку. Я с трудом сдерживаю себя. Я закрываю глаза, глубоко вздыхаю, затем открываю их. Необходимо лучше контролировать себя.

Джулиан видел мои входящие звонки. Он знает, что я ищу его, и я уверен, он понял, что это я отключил сигнализацию. Я являюсь единственным человеком, кто мог догадаться, как он запаролил код системы сигнализации. Так где же он, блять?

Я взлетаю вверх по лестнице вместе с Карсоном, следующим за мной по пятам. Если Джулиан не здесь, то, значит, он в еще большей беде, чем я мог предложить. И этот наш разговор о том, что он хочет, чтобы я полностью взял на себя дела клуба... Я почти поверил, что он решил изменить образ жизни из-за женитьбы.

Я должен был знать его лучше. Джулиан слишком эгоистичен, чтобы делать что-то для другого человека.

Он прячется. Но я не знаю от кого или от чего. Кто мог его так разозлить? Неужели одной из его «дойных коров» надоело терпеть шантаж?

Даже спустя столько лет, зная обо всех его хитростях, он все равно способен обыграть меня.

Второй выход из кабинета ведет в большую, открытую мансарду. Яркое освещение, большой бильярдный стол в углу, типичная холостяцкая берлога. Ну, если, конечно, ваше идеальное представление о ней включает в себя бондаж. Я сомневаюсь, что его невеста хоть раз была здесь, Джулиан скрывает свои пристрастия. Особенно от нее.

Пока Карсон исследует стену, увешанную игрушками для бондажа, я прохожу вглубь кабинета, который заполнен компьютерной техникой.

– Я звоню в управление, - сообщает он. – Все это дерьмо нужно проверить. Ты не можешь утверждать, что твой больной брат не приводил сюда Эйвери. Или других жертв. Готов поспорить на свои яйца, что мы найдем здесь ДНК Эйвери, – он умолкает. – Срань господня.

Он набирает номер, прежде чем я успеваю осознать, что видят мои глаза.

Я словно замер, каждый мускул моего тела сжался, пока я продолжал невидящим взором изучать изуродованное тело моего брата. Слово труп бьет меня наотмашь, вырывая последний воздух из моих легких.

Его черный костюм порван, дорогая ткань залита кровью из зияющей раны на груди. Горло перерезано так глубоко, что голова почти отделена от тела. Я продолжаю стоять в ступоре, и лишь единственная мысль вертится у меня в голове: он явно не хотел бы, чтобы его увидели в таком виде. Его лицо покрыто синяками. Всегда идеально скроенный костюм испорчен.

- Ничего не трогай, - инструктирует меня Карсон.

И эти его слова вырывают меня из ступора, словно давая мне позволение двигаться.

Я падаю на колени, пытаясь прощупать его пульс. Его рука холодная. Не ледяная, как ожидается от руки мертвого человека. Его кожа прохладная, как и воздух в комнате. Словно он стал еще одним неодушевленным предметом интерьера. Его остекленевшие голубые глаза широко открыты и направлены прямо на меня.