Стася Андриевская - Милаха

– А завтра, послезавтра?

– Этой ночью, в два часа, я выезжаю в Москву, а оттуда самолётом в Италию на три дня.

Вот интересно – я и так его иногда неделями не видела, но знала при этом, что, чисто теоретически, он в городе. Я словно чувствовала его присутствие, и от этого было легче переносить разлуку. А сейчас, когда узнала, что он уедет, внезапно почувствовала себя пустым местом. Словно и меня не будет в эти дни, но не только в городе, а вообще – нигде…

– Ну чего ты? Иди сюда. Это же всего лишь чуть больше недели. – Денис притянул меня к себе и, вдруг закинув на плечо, потащил в зал. – Давай съедим кого-нибудь, а потом пошлём всё нахрен и просто побудем вместе, ладно? Только ты и я.

– Как в Сочи?

Он нагло сунул руку под юбку, с нажимом скользнул пальцами по ложбинке между ягодиц и ниже – между ног.

– Как в Египте, Милаш! Я уже и отель присмотрел, только тебе загранпаспорт надо будет сделать. Вернёшься из Москвы, сразу займись.

Забив на грязную посуду, начали заниматься сексом ещё на кухне, потом немножко в зале, потом переползли в спальню. Хотелось раствориться, хотелось чего-то такого, что смогло бы хоть как-то соответствовать осознанию – весь день вместе! Чего-то за гранью дозволенного, чего-то животного, развратного, такого, чтобы насытиться на неделю вперёд! Чтобы даже вспоминать о сексе было тошно!

Денис знал, что делает. Боже мой, чего он только не знал! И если я ещё иногда стеснялась особо откровенных действий, то его уверенная похоть стирала все рамки, разрушала все оковы. Как тогда в Интуристе, только на этот раз без грубости. Мы трахались, глядя друг на друга в зеркало, но теперь не украдкой, как обычно, а специально развернувшись к нему: словно смотрели безумное порно, и не было сил молчать – только орать от изматывающей неги, от невыразимого наслаждения друг другом и тем что друг с другом творим… И кажется, целью был вовсе не оргазм, нет. Даже наоборот – он стал бы последним аккордом, а хотелось бесконечной порочности друг друга. Хотелось принадлежности друг другу. «Только он, только с ним!» – и эта мысль заполоняла собой всю меня, подстёгивая и без того неуёмное желание… Ловила взгляд Дениса и читала в нём – «Только ты, только с тобой…»

Потом валялись, напоенные друг другом, и не было сил даже целоваться…

На улицу выбрались около трёх дня, и в тот же момент в моей голове словно сработал тумблер: минуты стали щёлкать в режиме обратного отсчета. Одиннадцать часов и десять минут до разлуки… Одиннадцать часов ровно… Десять часов тридцать минут… И так далее.

Всё осложнялось ещё и тем, что вечером мне нужно было убить целых три часа на две группы в Олимпе, и освободилась бы я только в десятом часу вечера. А это – всего четыре с небольшим часа до одиночества!

Но солнечный день, бесцельное шатание по улицам за руку с Денисом, бесцельная езда по улицам с его ладонью на моём бедре, с внезапными остановками на то, чтобы целоваться и мокнуть от возбуждения – это всё отвлекало от глупых мыслей, возвращало к жизни здесь и сейчас. А совсем уж под вечер, когда ехали в Олимп, Денис случайно проговорился о том, что в делах его всё налаживается и даже Базу, возможно, удастся вытянуть.

А я ведь ещё утром заметила, что он изменился! И даже в настроении появилась некоторая расслабленность!

Уцепилась за эти слова, стала пытать. Денис, понятия не имеющий о том, что я в курсе заморочек с землёй отнекивался, ссылался на то, что удача – барышня капризная, нельзя говорить о ней раньше времени, не то спугнёшь…

– Пфф… Ты как Медведь! Он втюхивал мне эту философию, когда мы тебя из больнички ждали. Всю душу вынул своей таинственностью, блин. Хотя погоди… – задумчиво глянула на Дениса, – это не из больнички мы тебя ждали, а уже после, когда ты на встречу по поводу земли под храм ездил. Помнишь?

– Ещё бы.

– И что? Не с этой ли землёй опять заморочки?

Постаралась выглядеть поглупее, но Денис пытливо сощурился.

– Откуда знаешь?

В принципе спокойно спросил, похоже, и правда – всё налаживалось. Смысл тогда отмазываться?

– Боярская сказала.

–М? – он удивлённо поднял брови, и, бросив быстрый взгляд по зеркалам, пролетел перекрёсток на красный. – Вы с ней виделись?

– Да, вчера прошвырнулись немного, в ресторан сходили.

– И?

– Да как обычно. Погода, шмотки, косметика… А, ну ещё она рассказала о том, какие тебе бабы нравятся. Так, ничего особенного.

Он улыбнулся:

– Интересно… И какие же?

– С умными сиськами!

– Чего-о-о?

– Угу. И что между двумя одинаковыми бабами ты всегда выберешь ту, у которой сиськи умнее: знают польский, французский и английский.

Денис нахмурился.

– Серьёзно? Так и сказала?

– Нет, конечно, она-то про мозги говорила. Но намекала на то, что у меня только сиськи, так что… Я как бы объединила, чтобы покороче рассказывать было.

Он положил руку мне на бедро.

– Да не бери в голову, в этом вся Боярская.

– Хочешь сказать, тебе не нравятся умные женщины?

– Если честно, не знаю ни одного мужика, которому нравились бы дуры. Но и выбирать только за сиськи или за мозги… – Усмехнулся. – Ладно, забудь. О чём ещё говорили?

– Да так… – помолчала и поняла, что надо говорить. Другой удобной ситуации может не случиться. – О том, с чего это Зойка могла вдруг подумать, что я беременная.

– И?

И мне пришлось рассказать всё, начиная с Шафрана, с Камара и кальяна, продолжить Филлипком и, наконец, закончить Ольгиными умозаключениями по поводу происходящего с землёй под храм.

Денис неожиданно срулил на обочину, включил аварийки. Потом долго, нахмурив брови, думал. Играл скулами. Курил. Наконец, выбросил окурок и, не глядя на меня, строго спросил:

– Панин к тебе подкатывал когда-нибудь?

Мое сердце ухнуло куда-то в живот.

– М? – так же не глядя, повторил Денис.

– …Да. Наверное. Я не знаю, как это назвать…

Он резко повернулся ко мне, и я видела, как его глаза заволакиваются пеленой ярости. И это было реально жутко.

– Что?!

– Ну… Мне передали его номер телефона, сказали что надо позвонить с семи до восьми…

– Мне, почему не сказала?!

– Ты был на рыбалке… Тогда, помнишь? Я обзвонила всех, чьи номера у меня были, даже Медведя набрала, но его тоже не было.

– И?

– Я так ни до кого и не дозвонилась.

– Дальше? И не вздумай мне врать…

Прорычал это сквозь зубы, почти не разжимая губ, и я почувствовала, как из груди к горлу поднимается колючий ком ужаса.

– Ничего! Я просто испугалась тогда, я не знала, что мне делать! А до восьми – там каких-то десять минут оставалось и…

Как-то вдруг побежали слёзы, я глотала их, и всё оправдывалась и оправдывалась… Рассказывала как всё-таки позвонила, о чём говорили. Про клубнику эту проклятую. Как прямо отказала Панину во встрече. Потом замолчала, ожидая, что Денис психанёт, но он тоже молчал.

– Ты говорил, твои люди – мои люди, а по факту, – всхлипывала я и всё не могла остановиться, – я всё время одна… Что я должна была делать? Ну, вот что?! Я просто сделала то, что могла! – и, сцепив руки на груди, отвернулась к окну. – Не устраивает, пожалуйста, я могу и уйти!

А он вдруг сгрёб меня в охапку: неудобно, через этот дурацкий ящик-подлокотник между сидениями, развернул к себе и принялся неистово зацеловывать щёки, глаза, лоб, виски, губы… Сцеловывать слезы, до боли крепко сминая пальцами волосы на затылке, хрипло, яростно шепча:

– Мила-а-аха… Мила-а-аха… Дурочка ты, господи, какая же ты дурочка… Мила-а-аха…

Наконец замер, прижавшись губами к виску, прерывисто дыша мне в ухо:

– Ну а потом-то почему не сказала?

Я всхлипнула.

– Ну? Испугалась, что прогоню?

Всхлипнула.

– Дурочка… Послушай, – зажал мою голову в ладонях, упёрся лбом в лоб, пристально глядя в глаза. – Я реально за тебя убью, слышишь? – Слегка тряхнул. – Слышишь? И мне похер кто это: Панин или президент Америки! Убью и сяду, но ни одна сука тебя не тронет, ясно? И я тебя не трону… И не прогоню никогда! Ты слышишь меня? – сжал пальцы так, что перед моими глазами вспыхнули радужные пятна, тряхнул голову. – Слышишь?!

– Мне больно!

И он словно очнулся. Резко ослабил хватку.

– Прости, Милаш… – прижал к себе – так осторожно, что я не выдержала, подалась к нему навстречу, обняла. – Не прогоню, поняла?

Я кивнула, а он потёрся щекой об макушку и добавил что-то, тихо, почти не различимо, кроме твёрдого «…щу» в конце. Погладил меня, успокаивая, по волосам.

– Потом что было?

– Ничего. Он больше не появлялся, вообще. Ну вот прям совсем, как будто и не было ничего. – Я осмелела, заглянула Денису в лицо. – Это из-за того, что я ему позвонила у тебя проблемы, да?

– Не знаю. По-хорошему, это было бы тупо. Не по пацански. Но его не просто так Суровым прозвали, говорят, у него такие закидоны бывают, что ду́рка по нему плачет. – Пожал плечами: – Но Зойка-то нормальная баба. На двадцать лет младше, двадцать лет вместе уже, а до сих пор любит – значит, он не конченый? Хрен его знает. Но в любом случае, будем расторгать твой контракт.

– Блин, Дении-и-с…

– Не обсуждается. Сгоняй в свою Москву, раз уж настроилась, и всё. Хватит!

– Ну Дени-и-ис…

Глянул на меня строго:

– Или ты не сказала про Панина, потому что боялась, что запрещу там появляться, м? – Помолчал, сверля меня взглядом. – Поня-я-ятно… – Резко вырулил на дорогу и, крутанувшись на ближайшем перекрёстке, поехал в обратную сторону.

– В смысле… – всполошилась я. – Куда?

– Ты сегодня на больничном. Всё! Сам с Зойкой разберусь.

– Да причём тут Зойка, меня клиентки ждать будут! Нельзя пропускать без предупреждения!

– Похер. Сегодня ты моя. И всегда моя, поняла? Только моя.

Сказал вроде в шутку, но что-то такое проскользнуло в голосе, и до меня наконец дошло, что он шепнул тогда мне в макушку: Не отпущу. «Не прогоню и не отпущу» – вот что он сказал!