Стася Андриевская - Милаха

Ну вот. Теперь даже сама мысль сказать ему о причине, казалась настолько тупой, что не было и речи о том, чтобы начинать. Постояли, помолчали, я – глаза в пол, он – на меня.

– Ладно, – он решительно оторвался от подоконника, – сделаем по-другому. Стой, где стоишь. – И вышел из зала. Возвращаясь, крикнул ещё из-за стены: – Глаза закрой и не подглядывай!

Я послушно зажмурилась, почувствовала, как он встал сзади.

– Надеюсь, это перекроет мой залёт, каким бы он там ни был…

И на мои плечи опустилось что-то уютное, бесконечно мягкое и по одним только слепым ощущениям – роскошное. Дыхание перехватило от восторга.

– Отомри, – рассмеялся Денис. – И уже можно смотреть.

А ведь я сразу поняла, почувствовала, узнала её – голубую норку из салона! Дрожащими руками запахнула шелковистые по́лы, потерлась щекой о нежный мех воротника.

– Денис… – голоса, кроме шёпота, не осталось. – Господи, Дении-и-ис…

Всхлипнула. Он развернул меня к себе, обалдело заглянул в глаза:

– Что, опять?!

Я отрицательно замотала головой и бросилась к нему на шею.

– Спаси-и-ибо, спасибо, спаси-и-ибо!

А по щекам действительно катились слёзы. Что-то я и правда стала какая-то слабонервная.

– Ты крещёная?

Вопрос выдернул меня из мягких барханов самого первого, сладкого сна. Я непонимающе уставилась в темноту, туда, где напротив кровати, светился фосфорными красками морской пейзаж на картине.

– Милаш, спишь уже, что ли? Я говорю, ты крещёная?

– Угу… – и чуть было не провалилась обратно в сон, но, сделав усилие, всё-таки всплыла. – Бабушка крестила, давно уже. Года три мне было.

– А почему тогда крест не носишь?

Ну да, самое время для теологии, ага.

– Не знаю. У нас в семье к этому как-то ровно.

– А это что? – Денис поддел пальцем цепочку на моей шее. В темноте я почти не видела его лица, но чувствовала, что он усмехается. – Ключ от сердца? Не друг ли из песочницы, случайно, подарил?

И остатки сна мигом слетели.

– От какого, нафиг, сердца, Денис?! Ты меня разбудил, между прочим!

Он отпустил цепочку.

– Чтоб завтра же сняла. Закажу тебе крест со Святой земли, его будешь носить.

Ох, как мне не понравилось то, КАК он это сказал! Таким безапелляционным тоном, словно я была ему… Дочкой! Взыграло. Я инстинктивно, накрыла ключик ладонью.

– В смысле? Мне он вообще-то нравится, а цепочку вообще Медведь подарил, на память, так что…

– Чем нравится?

– Просто нравится! Красивый! А твой крест я даже не видела ни разу!

– А кресту и не обязательно быть красивым, ему важнее просто быть. Это символ веры, и если ты православная, ты обязана его носить и точка. Серьёзно, малыш, не обсуждается. Единственное – ладно, можешь таскать свой ключ, пока придёт крест, но потом чтобы поменяла, ясно? Цепочку, само собой, можешь оставить.

Я промолчала, но что творилось у меня внутри! Натянула одеяло до ушей и отвернулась.

– Кстати, что ты там про таблетки-то говорила?

Я, помедлив пару секунд, снова повернулась к нему.

– Контрацептивы что ли?

Вот прикольно-то будет, если он сейчас и за это меня нахлобучит.

– Угу…

– А ты в курсе, что их надо не один месяц пить, прежде чем действовать начнут?

– А вот представь себе, не дура! Только если б я знала, что тебе это нафиг не надо…

– Погоди… – Денис приподнялся на локте, всматриваясь в моё лицо, – так ты из-за этого, что ли, психанула?

– Ничего я не психанула!

Он рассмеялся, и, откинувшись на спину «зачерпнул» меня с постели здоровой рукой, притянул к себе:

– Вот ты дурочка, а… Можно было как-то заранее это обсудить? Откуда ж я знаю, может ты их вчера пить начала и думаешь, что уже действуют? Ну? Я ж тоже не идиот, чтобы так тебя подставлять! Милаха, Милаха… – Поцеловал в макушку. – Сама придумала, сама обиделась, да? Как дитё малое, честное слово. – Снова поцеловал. – Что за таблетки-то хоть? Нормальные, надеюсь?

Я прижималась к нему и таяла. Вот уж правда – дурочка. Ведь даже в голову не пришло, что это был не отказ, а забота. И если бы он этого не объяснил, сама бы ни за что не догадалась.

– Марвелон.

Денис хмыкнул.

– Да мне это ни о чём, я в них вообще не разбираюсь. Мне главное, чтобы ты себе не навредила, гормоны всё-таки. С Боярской лучше посоветуйся, она наверняка всё знает.

Я выбралась из его объятий и, демонстративно накрывшись с головой, снова отвернулась.

– Ну чего опять?! – словно через вату, донёсся до меня возглас Дениса. – Ээй… – Одеяло настойчиво поползло вниз. – Если честно, ты меня задолбала своей таинственностью! Я прям в растерянности: чего от тебя дальше-то ждать? Ау, слышишь меня? Что опять не так?

Я подумала-подумала, да и решила, что мне и самой эта загадочность надоела. Пусть будет правда в лоб, как он любит:

– Вот скажи, пожалуйста, а можно твою… бесценную Боярскую хотя бы в постель к нам не тащить, а?

– У-у-у… понятно. Ну-ка, иди сюда. Иди, иди сюда… – Заставил меня повернуться к нему, притянул голову так, что мы коснулись носами: – Прошлое – это прошлое. А в настоящем – ни Боярская, ни хренарская, ни какая, блядь, другая, будь она хоть мисс Вселенная, с тобой даже рядом не валяются, поняла? И чтобы я вот этих глупостей больше не слышал!

– То есть, у вас с ней всё-таки что-то было?

Он выдержал паузу, возможно даже обдумывая – послать меня на хер или ещё дальше? – но всё-таки ответил:

– Было, но давно. Теперь только деловые отношения. И давай-ка я повторю ещё раз, а ты услышь меня, пожалуйста, это важно – с Боярской ничего личного! Только деловые, ясно?

Я кивнула, и вроде бы разобрались, но когда уже легли, и я удобно устроилась на его плече, не выдержала:

– А ты её любил?

– Фф-ф-ф… – раздражённо выдохнул Денис: – Давай спать, завтра ранний подъём и куча дел.

И вот он уснул, а я валялась без сна и всё крутила в мыслях эту проклятую Боярскую. Это ведь она ему про голубую норку рассказала, больше некому! И как это понимать? Денис попросил её затащить меня в тот салон, чтобы подобрать подарок, оставив его сюрпризом, или она сама подкинула ему эту идею уже после магазина? Но в любом случае, пока я его тут ждала и изнывала от тоски, он успел пообщаться с ней и, возможно, даже, увидеться. Нет, деловые отношения это, конечно, очень хорошо… но лучше бы Боярская была бритоголовым мужиком, вот правда!

Рано утром, когда на улице было ещё темно, за нами подъехал Медо́к – тот бритоголовый бугай, что спорил с Медведем, не желая втягивать меня в историю с пистолетом. Мы ехали куда-то добрых пару часов, я даже задремала на заднем сиденье. Оба они, и Денис, и Медо́к, были хмурыми, напряжёнными. Изредка переговаривались о чём-то вполголоса, но больше молчали. Наконец машина остановилась, Денис вышел. Я вроде засуетилась, не понимая, что делать мне, но Медок успокоил:

– Посиди, он быстро.

Помолчали, при этом Медок смотрел на меня сидя вполоборота, как всего пару дней назад смотрел Саня… Земля ему пухом.

– Ну что, как сама вообще?

– Нормально.

– М… – он побарабанил пальцами по спинке пассажирского кресла. – Не разболелась?

– Пфф… Разболеешься тут, как же – меня Медведь в скипидаре вымочил.

– А, да, он может, – хохотнул Медок. – Он мне как-то чиряк лошадиным говном вытягивал – тоже забавно было. Но, что интересно – помогло.

Помолчали. Чувствовалось, что этот бритоголовый, в общем-то, и поболтал бы со мной… но о чём? Впрочем, и я бы с ним пообщалась, но тоже – о чём? Не о Сане же и его жене.

– А куда мы едем?

– В церковь.

– Это я знаю, но куда именно? Что-то далековато.

– Да уже, считай, приехали. Перевалово, слыхала о таком селе? Ну вот, – кивнул Медок и добавил: – Надо, обязательно. Я вот когда помру, за меня братаны тоже свечку поставят. И похоронят по-человечески. Ну там, памятник красивый, берёзку над ним. Чтобы было, куда прийти потом, и сказать: Привет, Андрюха, мы тебя помним. Классно же, правда?

Значит, всё-таки о Сане…

– А почему именно сюда надо ехать, почему не в городе?

Он задумчиво огладил свой мясистый затылок, вгляделся в подёрнутое розовым светом небо – день обещался быть ясным – развёл руками:

– А куда ж ещё? Саня тут и сам крестился и дочку крестил, и с Наташкой они здесь венчались. Даже жаль, что отпевать там, в городе, будут, но это уже мелочи… Сейчас Дёне лишний раз светиться ни к чему, а не проводить братана тоже нельзя. Не по-пацански. Считай, все наши сегодня по церквям разбрелись. Им-то там, – указал глазами вверх, – наверняка один хрен с какого аппарата звонят, главное, чтоб чтоб всё по чину было: свечка, там, молитва, поминки.

Вернулся Денис, а с ним поп. Забрались в машину, снова поехали. Я сидела на заднем сиденье рядом со стареньким бородатым батюшкой, и почему-то радовалась, что, не смотря на опасение обидеть Дениса, не вырядилась сегодня в новую шубку.

На этот раз добрались быстро: всего парочка заваленных снегом улочек, и мы остановились возле небольшой обшарпанной церквушки, к которой стекались на воскресную службу местные жители.

Раньше я была в церкви только один раз, в три с половиной года, когда меня крестили, и помнила только то, как орал крещаемый вместе со мной грудничок, а я смотрела на него и тоже готова была разораться от страха – мне казалось, что ему больно. Ещё помню, как долго тянулась та служба, как мне было скучно и я развлекалась тем что висла на деревянных перилах ступеней, ведущих на второй этаж, туда, где пел хор. Перила отчаянно скрипели, и тётенька, та, что следила за свечечками, неустанно шикала на меня и грозила пальцем. В конце концов, бабушка не выдержала, вывела меня на улицу и отчитала так, что я заревела. После крещения ко мне подошёл батюшка, и я, уверенная, что это и есть разгневанный моим поведением Бог, о котором говорила бабуля, забилась в истерике. А он сложил на груди руки и сотворил вдруг настоящее чудо – вынул откуда-то из недр широких рукавов шоколадную конфету…