Ну и что мне, Боярской что ли звонить?

Правда теперь у меня ещё был телефон Медведя. На самый крайний случай, так сказал Денис. А сейчас разве не крайний?

Я позвонила. Трубку взяла женщина. В первое мгновение я заметалась – говорить с ней, не говорить? Но решилась. И выяснила лишь, что Михаила Потапьевича в ближайшие дни не будет. Что ему передать? – Да спасибо, ничего не надо…

Напряжение и какой-то безотчётный липкий страх не давали забыть о часах. Минутная стрелка упрямо ползла по кругу: пять минут восьмого, пятнадцать, тридцать пять, сорок…

А вот кстати, чего я боюсь? С чего я вообще верю Боярской? С чего я шугаюсь Панина? В конце-то концов, у них с Денисом много общих дел и в прошлом, и сейчас. Вот был бы Денис здесь, что бы он мне сказал?

Не знаю, господи… Не знаю… Что угодно!

Без десяти восемь.

Интересно, сколько километров я прошла по квартире за этот час? Ноги гудят…

А вообще глупо как-то. Просто позвонить. Меня никто ни к чему не обязывает. У меня есть Денис, он вернётся и решит все проблемы. Если они вообще будут, а то, может, напридумывала себе? И опять же – с подачи Боярской, между прочим.

Без трёх минут восемь я всё же набрала номер. Рука с визиткой дрожала, голос тоже.

Трубку взяли не сразу, я уже почти дала отбой…

– Да? – голос мягкий, даже ласковый. Дедушка-сказочник, честное слово…

– Э-э… Эдуард Валентинович?

– А, малыш! Ну что же ты дотянула до последнего? Вся в делах?

– Ну… да.

Он мягко рассмеялся.

– Хотя, пожалуй, чего удивляться – кто из серьёзных людей не слыхал ещё о Милахе, боевой подруге Стройбата? Говорят, он не то что дела, но даже жизнь свою тебе доверяет, да? – Снова рассмеялся. – Ну и как, справляешься?

– Ну… так…

– А давай-ка, малыш, мы с тобой поступим следующим образом: ты забудешь на время о заботах, идёт? Суббота, вечер – глупо сидеть в четырёх стенах, правда? Скажи адрес, сейчас за тобой подъедут.

– В смысле? Зачем?

– Просто пообщаемся. Покатаемся по городу, я угощу тебя коллекционным французским шампанским со свежей клубникой из Турции, покажу место, откуда лучше всего видно звёзды. И всё! Просто познакомимся поближе. Уверен, нам не будет скучно. И уж точно я не обижу женщину уважаемого человека, почти друга.

Он говорил легко, расслабленно. Уважительно. И что самое главное – он не настаивал! Не было требовательных ноток, не было угрожающих интонаций. Даже неловко как-то стало отказывать. Вот прям до чувства вины. Чёрт, никогда не умела отказывать вежливым людям!

– Малыш, мой человек ждёт адрес. И не волнуйся, к полуночи ты уже будешь дома, я же понимаю твоё положение. А ты, конечно, понимаешь моё… Да?

Сердце тревожно ёкнуло.

– Малыш? Ты ещё здесь?

– Эдуард Валентинович, вы извините, пожалуйста… Я очень благодарна вам за приглашение, но вы знаете… – зажмурилась: – Я откажусь. Просто понимаете, с минуты на минуту должен вернуться Денис. Я приготовила ему ужин и… Спасибо вам огромное! И извините. Пожалуйста.

– Малыш, малыш… – голос остался мягким, но в нём появились нотки укора. – Что-то подсказывает мне, что либо ты хочешь меня обмануть, либо я гораздо лучше тебя осведомлён о том, где сейчас Денис. Знаешь, не люблю обманщиков и не верю, что ты такая. Скорее всего, просто перепутала дни, да? Не может быть, чтобы ты хотела испортить мне настроение. Правда, ведь? Может, мне дать тебе немного подумать? Ну правда, что ты теряешь? Ничего, кроме возможности провести шикарный вечер. Хочешь, даже сделаем так, что об этом никто не узнает? Дядя Эдик умеет хранить секреты и уж тем более – быть благодарным к тем, кто идёт ему навстречу. Ну же, малыш, эту клубнику везли из Турции специально для тебя!

– Я не могу, Эдуард Валентинович. Извините.

– Если честно, ты немного расстроила меня, малыш, но я не в обиде. Ты просто не знаешь правил игры, и я это понимаю. Конечно. Не переживай, всё приходит с опытом, и в следующий раз ты уже не будешь так напугана, да?

Я промолчала.

– Вот и хорошо. Тогда доброй ночи, детка. – И положил трубку.

А я всё сидела, прижимая свою к уху, слушая короткие гудки, которые, как аритмия – не давали дышать, растекались обжигающей тревогой в груди.

Ну нахрена я ему позвонила? Кому я вру, говоря, что не понимала, не чувствовала подвоха? И что теперь будет, если об этом узнает Денис? Да он уроет меня за самодеятельность!

Стоп! Что значит, ЕСЛИ узнает? Обязательно узнает! Сказать при первой же возможности!

Угу… а если он психанёт? Закусится с Паниным, а это, судя по рассказам Боярской, целое море проблем. К тому же, скандал обязательно дойдёт до Зойки… И тогда она точно пошлёт меня к чёрту!

Я так перенервничала, что пошла на кухню и намахнула стопку коньяка. Тревога не улеглась, но появилась спасительная сонливость и, стараясь не упустить её, я поскорее легла в постель.

И ни фига не уснула. Валялась, думая о разговоре с Паниным и нагнетая, нагнетая… а когда зазвонил телефон – аж подпрыгнула. Междугородка… Денис, точно!

Он был эмоционален, болтлив и шутлив. И он был в таком умате, что язык иногда заплетался и мысль уходила, а странный, несвязанный разговор так и крутился вокруг парочки фраз, типа: «Мила-а-аха, блядь, ты бы знала, как я по тебе соскучился!» или: «Блядь, Милах… убью за тебя, клянусь»…

Пыталась выяснить где он, когда приедет, но поняла только что где-то на Дону, на рыбалке. Что вот только-только в гостиницу завалились, грязные, как черти…

– Щас у нас это… Баня, все дела… ну там… не знаю, короче. Наверное это… Там пацаны, короче… – он залипал между словами, словно забывал о чём говорил, начинал хихикать… а потом вдруг продолжал невпопад: – Милаха-а-а, твою мать, если бы ты знала… – вздыхал, – Мила-а-аш… Мила-а-аш?.. – а на фоне сначала гомонили мужские голоса, а потом вдруг истерично захохотали бабы, и одна из них окликнула:

– Дё-ё-ёнь? Ну сколько тебя ждать?

Я сползла по стене на корточки и, закусив губы, беззвучно заревела. А он всё бормотал о том, как скучает и как убьёт за меня, потому что… потому что, блядь, соскучился он!

Сидела в темноте под телефонной полочкой, а рядом, упруго свисая на проводе, протяжно гудела трубка. Слёзы уже высохли, а я всё пялилась в темень коридора…

А может, тоже напиться? Нет. Мне просто хотелось выговориться. Просто поговорить хоть с кем-то! Но не было никого. И я просто сидела на полу и сходила с ума от одиночества.

Хм… Вот взять и позвонить сейчас Панину! Мол, что там с клубникой? Я готова… Представила себе его, охреневшего, и вдруг рассмеялась: так же беззвучно, как до этого ревела, так же конвульсивно. А может, это я снова ревела? Да нет. Вроде, смеялась.

Да и какой к чёрту Панин, сдался он мне, тыщу лет! В мыслях сейчас был совсем другой. Тот, который грел как огонёк запасного аэродрома, к кому как по странному колдовскому кругу возвращались мысли в те минуты, когда мне бывало особенно тяжело. Лёшка.

Поднялась, положила трубку на телефон. Замерла… Да нет, бред. Не надо. НЕЛЬЗЯ. А время – всего одиннадцать…

Блин, ну просто поболтать? К тому же, не факт, что он захочет со мной говорить. Не факт, что не на работе, в конце концов, суббота всё-таки, самая страда для ночных клубов. Ну просто позвонить, а там – как пойдёт?

Угу, а если баба опять трубку возьмёт? Не очень-то хочется в очередной раз за этот долбанный вечер почувствовать себя лишней. Хотя, почему лишней? Панин, вон, предлагал культурную программу… Горько усмехнулась. Блин, Денис, не надо убивать ЗА МЕНЯ, лучше убей сразу меня саму, чтоб не мучилась!

Пошла на кухню, не давая себе времени на раздумье, схватила из шкафа заначку – тот самый пятизвёздочный Арарат, что берегла для Дениса, открыла, взболтала, как заправский алкаш готовясь хлебнуть из горла… Но, озарённая идеей, шмякнула бутылку на стол и рванула к телефону.

– Ало, Макс?

– Люд? Что-то случилось?

– Макс, а давай напьёмся?

– Не понял?

– Давай напьёмся? У меня коньяк есть классный, с тебя шоколадка. Ну?

– Да я как бы…

– Макс, предупреждаю – если ты сейчас не приедешь, я напьюсь сама и пойду гулять по улицам. Услышал меня?

Ну да, нечестно. А что делать?

– Кхм… Что у тебя стряслось-то?

– Ничего, просто суббота, вечер. Денис на Дону, на рыбалке, ему сейчас ни до кого. Ну Ма-а-акс… Ну пожалуйста!..

Не знаю, чем он думал, но приехал он на моей мицубиське. Сказал, что оставит её под окном, а на обратном пути тачку поймает. Ну ладно. Ему виднее.

Сначала сидели в салоне, разговор шёл туго, больше пили, да и то – Макс мухлевал, пропуская тосты. Потом дело пошло. Вывалились на скамеечку под каштанами. Погода была тёплая, тихая. Почти полная луна. А если прикрыться ладонью от фонаря, то и звёзды видно.

Макс рассказывал о себе, о том, что живёт на съёмной хате. Постоянной девчонки нету. Почему? Да как-то, что-то… Хрен его знает, короче! Я пытала его о жизни в интернате, он взахлёб рассказывал истории о службе в армии. Кто кому выговаривался? Макс, кажется, не умолкал, я же наоборот не спешила говорить о себе.

Но напилась знатно. Нет, ну ходила-то я сама, и вела себя прилично… Если не считать того, что пыталась подкараулить падающую звёзду, для удобства положив голову Максу на плечо, что зачем-то мерилась с ним длинной пальцев, прислоняя ладонь к ладони и, кажется, даже с какого-то хрена пускала слезу, уткнувшись носом ему в грудь…

Блии-и-ин, Кобыркова…

Проснулась среди ночи, слава богу дома и одна. Голова кружилась, воспоминания всплывали словно хлопья грязи на мутном вареве: как Макс проводил меня до подъезда… Как перед этим я уверяла его, что нужно сгонять в киоск за второй бутылочкой… А ещё, я висла на нём в лифте… Твою ма-а-ать… А я ведь, кажется, пыталась его поцеловать…

Меня тут же замутило, но не от того, что Макс противный, а от себя. Он-то как раз держался достойно, и хотя я и поймала-таки мельком его губы, на поцелуй не ответил. И всё же я помнила этот момент и корчилась теперь в постели, пытаясь найти положение, при котором стыд хоть немного утихнет.