– В фитнесе условия – не главное. Главное, чтобы тренер был грамотный. А я, сама понимаешь, ноль без палочки. Меня и взяли-то только при условии, что я в рекламе бесплатно сниматься буду.

Короче, уговорила. Столько нервов ушло на этот разговор, что даже не придала значения тому, как Ленка, проходя мимо трёх пацанов лет по десяти, курящих на лавочке, вдруг остановилась. Сунула руки в карманы и принялась демонстративно их разглядывать. Мне тоже пришлось остановиться.

Пацаны, увлечённые разговором, сначала не обратили на нас внимания, потом стали коситься. Они выглядели как шпана – грязноватые, одетые, не смотря на буйную весну, слишком легко. Неухоженные. Зато матерились так, что даже у меня уши вяли.

– Чё надо? – наконец не выдержал один из них, вызывающе кивнув Ленке подбородком.

– Сигаретка есть, пацаны?

– Есть кое-чё другое, пососать! – дерзко ответил тот и помотылял рукой перед ширинкой. – Будешь?

Ленка отреагировала на удивление спокойно, и даже как-то вдруг обмякла в плечах, стала словно пружинистая, вихлястая. Или, скажем так – понтовая, как и они. На одной волне. Не спеша подошла к скамейке.

– Сначала хоть покажи, а то может, и правда, лучше, чем курево?

Что, блин? Что она несёт? Но пацаны заржали. Мелкие, нелепые. Стоят из себя крутых, а сами – дети детьми. Придурки.

– Не серьёзно, парни, есть чё курить? Уши пухнут, капец.

Они переглянулись, и один из них полез в карман:

– Да без базара, для хорошей тёлочки не жалко…

Но не успел вынуть пачку, как Ленка сграбастала её и тут же перекрутила, словно тряпку отжала. Сигареты были дешёвые, в мягкой упаковке. Полетела табачная труха, обрывки бумаги и фольги.

– Будешь курить, писька не вырастет, понял? А если и вырастет, то стоять не будет! – бросила ему в лицо Ленка и тут же ловко увернулась от пинка. Треснула его в ответ сумкой по спине.

Я охренела, и видя, как оставшиеся пацаны соскочили со скамейки и бросились в свару, и тоже кинулась Ленке на помощь.

А мелкота-то эта, несмотря на возраст, была злобная. Отчаянно злобная, как шавки какие-то или вороньё. Всё что мы могли – отмахиваться от них сумками. Но они цеплялись за сумки, дёргали их на себя, и если поначалу Ленка хохотала, то теперь…

Их спугнул резкий свист и строгий окрик. Пацаны, не рискуя связываться со взрослым мужиком, отступили. Я обернулась. Бляха-муха, Макс, а вот сегодня ты очень даже кстати!

Он погнал их ещё немного, а когда вернулся, Ленка уже успела пригладить волосы. Ломливо сунула руки в карманы, хихикнула:

– Привет! Опять следишь?

– Э… Нет, просто мимо ехал.

– Ну-ну, – стрельнула она глазками. – И куда ехал?

– Ну… по делам.

– Мм… Подвезёшь?

Молча – ну как молча, молчали я и Макс, а Ленка без умолка болтала, – дошли до машины, и когда Машкова уже собралась залезать на переднее сиденье, я дёрнула её за локоть, оттаскивая в сторону. Макс напрягся, настороженно застыл. Заметив это, я предупреждающе вскинула навстречу ему руку:

– Подожди!

Получилось, пожалуй, слишком командно, но в данной ситуации, это не выглядело ни странным, ни подозрительным. Макс отпрянул и, благоразумно обойдя машину с другой стороны, нырнул за руль.

– Лена, блин… Что это было? Нахера?!

– Ой, да брось ты, подумаешь!

– Что – подумаешь?! Как это вообще понимать? Зачем?

Ленка вдруг посерьёзнела, глянула на меня с вызовом.

– А ты видела, сколько им лет? Они сидят средь бела дня на скамейке и курят, а вокруг люди ходят и всем посрать, на то, что это – дети! Ни одна скотина даже замечание не сделала!

– Лен… – я растерялась. – Ну и что, Лен? Ты впряглась, и что изменилось-то теперь? Они бросили курить?

Она как-то обмякла, прибрала гонор.

– Пусть хоть знают, что так тоже бывает.


По пути в белокаменку Макс не выдержал:

– Чёт она, по-моему, бедовая какая-то. Точно Батина или ты прикалываешься?

– А ты проверь, Макс! Спроси.

– У кого?

– У обоих, блин!

Он помолчал.

– Слушай, ну а… Дело-то не моё, конечно, но… Как бы получается, что ты с Батей, а она твоя подружка.

– Да, Макс, тут ты прям прав! Не твоё дело!

– Извини.

Я его почти не услышала. Долго молчала, тупо глядя на дорогу, но наконец очнулсь:

– Да ничего, Макс. Я сама ни хрена не понимаю, если честно. И объяснить некому.

***

Уж не знаю, как выглядел разговор Дениса с Зойкой, но в его отсутствие она ржала, как бархатноголосая кобыла, и называла его Кащеем. Но, любой каприз за ваши деньги! И если Машкову угодно другую рекламу – да ради бога. Только оплати, дорогой, все расходы! И Денис согласился! Зойка хохотала и, собственноручно наливая мне кофе, говорила, что лучше бы он на эти бабки цацек мне накупил.

А ещё, насколько я поняла, они решили пересмотреть по некоторым пунктам мой контракт. И вот опять – Денис что-то там решает, меняет, а я даже не в курсе что именно! А ещё Зойка говорила, что никогда не видела Машкова таким больным на голову, хотя знает его с детства. Смотрела при этом на меня и загадочно улыбалась.

То, что они оба родом из Моршанска мне было известно, что жили в детстве на соседних улицах, учились в одной школе, правда, с разницей в четыре класса – тоже. Знала и то, что дороги их детской дружбы разошлись, когда Денис уехал в военное училище, а сошлись обратно через двадцать лет в нашем Мухосранске, когда Денис окончательно вернулся «на гражданку» с контузией полученной в Афгане, а Зойка уже целую вечность жила здесь с Паниным. Земляк земляка видит издалека. Собственно, Панин же, на тот момент уже ставший председателем арбитражного суда, как муж давней подруги, и помогал Денису на первых парах разбираться с правовой стороной вопроса захвата и переоформления в частную собственность кирпичного завода и прилежащего к нему глиняного карьера.

Она рассказала мне всё это как-то поздно вечером, когда Макс давным-давно изнывал в холле, ожидая меня после работы, а у Зойки было нетипичное для неё грустное настроение, и она пила в своём кабинете коньяк и пыталась напоить меня. Тогда я впервые поняла, что богатые, прям как в кино – действительно тоже плачут, и мне досталась роль жилетки и свободных ушей. Но даже попьяни Зойка контролировала свои излияния, и я не узнала тогда ничего такого, что могло бы быть запрещённым к обсуждению. Деловая хватка. Есть чему поучиться.


Примерно через неделю после старта первого варианта рекламы ко мне на тренировку неожиданно заглянул сам Панин.

Стоя в колено-локтевой позе, задом к двери, я самозабвенно махала ногами, и только закончив подход и перейдя к растяжке, увидела наконец его довольную сальную рожу с улыбкой во все фарфоровые зубы. Он подмигнул мне, показал большой палец и вышел из зала.

Хохмач и балагур, ага. Погоняло – Суровый. Муж хозяйки, и, как бы, получается, тоже хозяин Олимпа? По идее, может ходить, где вздумается, что тут такого? Но мне стало как-то тревожно и противно, словно он не просто наблюдал за мной, а нагло лапал.

После тренировки я, разгорячённая и взмокшая, наткнулась на него в тренерской. Он сидел на диванчике и листал глянцевый журнал. Кроме него – никого. Я не ожидала. Встала, как вкопанная в дверях, а он рассмеялся и сказал что-то незначительное. Удивительное дело: лицо смеётся, а глаза сверлят, изучают. Кажется даже, что раздевают или, например, сдирают кожу. Может, потому что судья? Ну, вроде, профессиональный признак такой? Типа, как подкачанная задница финтес-тренера? Я улыбнулась в ответ и бочком-бочком к своему шкафчику. Сегодня Денис обещался приехать в белокаменку и, возможно, уже приехал… Мне бы переодеться и свалить побыстрее, а как тут переоденешься?

– Малыш, я тебе не мешаю?

Малыш? Серьёзно? Да мы даже не представлены друг другу!

– Нет, конечно… Я просто… Меня там, в женской раздевалке, клиентки ждут! – Я схватила свои шмотки и выскочила.

Переодевшись, заглянула к Бородину, попросила проверить, свалил ли из тренерской Панин. Петька удивился, но вошёл в положение. Панина там уже не было. Но он подловил меня возле Зойкиного кабинета, вышел как раз в тот момент, когда я проходила мимо.

Медленно, очень медленно плелись в холл – он, подцепив меня под локоть, спрашивал о всякой херне, типа, как мне работа, устаю ли я, не жалею ли, что здесь работаю и всё такое. Сделал комплимент рекламе, мол, бьёт точно в цель. Поинтересовался как дела у Дениса. Шутливо позавидовал его «молодым годам» и выразил мнение, что мужчину делает женщина и даже привёл какой-то исторический факт о том, как судьбу некоего монарха решил согласный кивок головы его фаворитки…

Потом, слава богу, из кабинета выпорхнула Зойка. Окинула нас быстрым, серьёзным взглядом, но тут же расцвела в привычной улыбке. Женщина праздник! Шальная императрица!

Жаль, что сразу с ним не вышла.


Денис не приехал. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Спрашивать у Ленки дома ли отец я не рискнула, но по её поведению и так видела, что нет.

А в субботу, ко мне подошли. В продуктовом магазине, почти возле выхода, невнятной внешности мужчина аккуратненько так оттеснил меня к стеночке и, даже не дав толком испугаться, сунул в руку визитку.

– Позвоните сегодня с семи до восьми, – и дежурно улыбнувшись, отчалил.

Он уже давно растворился в толпе, когда я, наконец, осмелилась взглянуть на чернильно-синюю с золотым тиснением карточку: «Панин Эдуард Валентинович» и номер телефона. Без должности, без каких-то дополнительных сведений. ФИО и номер.

«Держись от него подальше, – говорила тогда Боярская, – во-первых, он не любит когда ему отказывают, а во-вторых – не советую злить Зойку»… И как мне быть?

Выходя возле дома, спросила на всякий случай у Макса, не знает ли он где Денис. Макс не знал. Климыч не брал трубку, Медок тоже. Виталий сообщил, что Денис Игоревич мотается где-то по Южному федеральному округу. Без водителя, да. На сколько? – не известно.