Стася Андриевская - Милаха

– Вы… – я в шоке поднялась, – ребят, вы…

– Не надо ничего говорить, – едва слышно сказал мне из-за спины голос Дениса. – Просто сиди.

Я безвольно опустилась на стул. Теперь я знала, где Денис, но почему-то его присутствие жгло спину и затылок, окатывало меня волной страха и неожиданной неприязни. До тошноты. Хотелось вскочить и заорать – прекратите! Но даже если бы я смогла встать, крикнуть точно не получилось бы. Не было ни голоса, ни дыхания, ни сил.

– Ну что, ребятки… Попутали вы малёха, да? – небрежно обронил Медок, вставая прямо перед ними. Жадность, сука, сгубила-таки фраера, да? – склонился перед мужиком, резко дёрнул его за подбородок, заставляя поднять голову. – И как же нам теперь быть?

Тот испуганно отпрянул:

– Брат, брат, всё вернём! И сверху накинем, брат!

Медок почти не замахиваясь врезал ему по лицу так, что тут свалился на бок. Я вскочила.

– Сядь! – строго и холодно приказал мне из-за спины Денис.

Села. Хотелось реветь. Хотелось сбежать. И пофиг, что кряхтящий, безуспешно пытающийся встать на ноги мужик всего лишь несколько часов назад угрожал мне пистолетом и, если бы не счастливая случайность, возможно и убил бы. Что было, то было, оно уже казалось ненастоящим, а вот эта рыдающая в истерике баба, этот униженный, затравленно опускающий разбитое лицо человек – они настоящие.И Медок, то задумчиво перебирающий плоскогубцы, то пробующий пальцем остроту топора – тоже настоящий. И его жестокая ухмылка, и мерзкий, полный превосходства голос:

– Даже Томбовский волк тебе не брат, не говоря уже за конкретных пацанов, понял? Понял?

Тот кивнул и Медок, схватив утюг, поднёс его к лицу мужика:

– Не слышу! Понял?

– Да, да! – заорал тот и сложился в поклоне лицом до земли.

Баба перестала выть, только в ужасе таращила глаза и прижимала к груди мою шубу.

– Даже не знаю, ублюдок, тратить ли на тебя время и сразу… – цыкнул зубом Медок и переключился на бабу. Присел перед ней на корточки, лизнув палец тронул подошву утюга, отдёрнул руку, схватился за мочку уха. – Ну что, лапуль? Не твой сегодня день, да? Придётся отработать за моральный ущерб, по прямому бабьему назначению, что скажешь?

Она активно закивала.

– Чё ты радуешься, дура? – грубо процедил сквозь зубы Медок и, схватив её за подбородок, пихнул назад. – У меня смена – двести пятьдесят четыре мужика. Осилишь? Угу… А вот и посмотрим… Пахо́м! – вдруг крикнул он куда-то в темноту.

– Оу? – отозвался из-за моей спины Денис.

– Скажи мужикам, чтоб в перерыве сюда шли!

– Понял!

…В общем, они до такой степени запугали и без того едва живых от ужаса мошенников, что мне даже жалко их стало. А когда они, по приказу Медка приползли на коленях к моему стулу и, стуча лбом в землю, просили прощения – стало противно. От их униженного страха, от того, что я сама сижу, как какая-то высокомерная тварь, и по указу Дениса делаю вид, что не принимаю их извинений. Что за развлечение он здесь устроил? Зачем это? Для кого, для меня что ли?! Чем тогда он и я лучше Коли Рыжего и Сергея, которые тоже пугали, что пустят меня по кругу? И не только меня, если что… Почему-то вспомнилась Ленка и её рассказ об изнасиловании: «Но почему ты не рассказала родителям? – А что толку, отец убил бы его и сел. – А матери? – Она бы раскудахталась, рассказала отцу. А тот убил бы его, и сел…» Ну да, крутой, сильный, всемогущий отец, способный достать обидчика из-под земли… И именно потому не знающий самых страшных тайн своей дочери.

Напоследок, нехило так врезав ещё пару – тройку раз мужику, Медок объяснил им, что возвратом сумочки и шубки дело не обойдётся. Напомнил кидалово с квартирой, велел вернуть деньги с процентами – полтора миллиона к завтрашнему вечеру. Потом мужика отпустили, а бабу оставили как гарант, что он вернётся. Это повергло меня в окончательный шок. Теперь мне даже не надо было напоминать, что бы сидела и не рыпалась. Я не могла встать.

Когда мошенников увели, а мужик со шрамом, ссыпав в тележку инвентарь Медка: все эти паяльники, плоскогубцы и утюг, повёз его к выходу, Денис присвистнул ему в след:

– Жжёный, Макса ко мне! Только быстро!

И только Макс подошёл, как Денис сгрёб его за химо и швырнул на кирпичи.

– Я тебя откуда достал, помнишь?

Поднял и снова швырнул.

– Я тебе, сука, мало плачу?

А тот даже не сопротивлялся. Летал, как куль с говном, хотя сам-то, нехилый, такой, бугай.

– Ты, блядь, где был, когда ей пушкой угрожали?! С-с-сучара! – и врезал с разворотом в челюсть.

Я не выдержала:

– Денис, перестань, это я виновата! Это я уехала не предупредив!

Медок тут же цепко схватил меня за локоть и поволок к выходу. Когда вышли за дверь, остановился, развернул меня лицом к себе:

– Ты чё творишь?

– В смысле…

– Авторитет подрываешь, бестолочь! Не положено тебе встревать, ясно? Даже мне не положено! Потом – сколько хочешь, а на людях – никогда! Запомни! Ты что, думала, Дёня перед ним извинится, после того, как ты поорёшь? Нет? А зачем тогда? Макс просрал работу. Тебя чуть не просрал, а ведь задание было, проще некуда – поработать водилой. Как на него можно положиться теперь? Смекаешь? Кстати, у нас тут даже розеток нет, просто на понт эту шмару взяли, ты что думаешь, реально пытать их собирались? – рассмеялся.

– Да пошли вы все! – психанула я и быстрым шагом направилась к выходу.

Домой меня отвёз Виталий. А вот Денис так больше и не появился.

До утра я не сомкнула глаз, не понимая – вот блин, элементарно НЕ-ПО-НИ-МА-Я! – как мне теперь быть? Ехать завтра на учёбу или ждать его? Если ехать, то как, на автобусе или ждать какого-нибудь очередного водителя? Если ждать водителя, то он сразу приедет или сначала позвонит? Ну конечно ещё я думала и про Макса, и мне было ужасно стыдно перед ним. Вообще ведь ни в чём не виноват человек! И о заварушке с ограблением думала, и о том, как быстро нашлись грабители. Ах да, сначала Денис позвонил Медку и спросил про пахана какой-то банды. Нормально, чё: пожарная – ноль один, милиция – ноль два, скорая – ноль три, пахан бандитов – …ну, тоже, в общем, есть куда позвонить. Так, словно это само собой разумеется.

А ещё, чем больше я думала о сладкой парочке мошенников, тем меньше у меня было к ним жалости, и тем больше я понимала Дениса. Эмоции утихли, и теперь детали ограбления вспоминались намного ярче: и что мужик этот стоял на остановке, вроде транспорт ждал, но когда я вышла из троллейбуса, сразу увязался следом, и что тётка та ничего в ларьке не покупала, просто стояла возле него, типа разглядывала витрину, а сама косилась на меня через плечо. И что скользко там вообще ни разу не было, наоборот, засыпано песком так, что цветочки сажать можно. Как она беспокоилась, чтобы я не измазала шубу о грязное ограждение обочины. Как сухо щёлкнул отжатый предохранитель направленного на меня пистолета… И Денис, Господи, какой же он… Нереальный! Эти брови в кучу, этот строгий взгляд…

А как он решил вопрос? Без суеты, без лишних эмоций! Как обронил в трубку: «Милаху мою обидели»… Мою́! Господи, он сказал – МОЮ! Остро, до прикушеной губы, до глухого стона, захотелось обнять его, почувствовать силу рук, запах кожи, его желание заботиться обо мне, доверие… Мама родная, доверие! Сжалась, уткнувшись лицом в его подушку, зажмурилась… «Ты хоть понимаешь, как сложно бывает вернуть доверие?..» – его слова. И он уже говорил их мне, уже был повод… А я опять. Ну где же он, Господи? Обиделся, наказывает, лишая меня себя? Или не наказывает, а просто не хочет видеть? Как всё сложно и непонятно… Кто бы мог подумать, что так всё обернётся? А всего-то – не захотела подвести Зойку, сходила на работу, блин… Всего-то – в очередной раз не послушалась. Но, блин, из лучших же побуждений!

Всё ещё затянутая в целлофан коробочка с парфюмом стаяла теперь на полочке в изголовье кровати. Я смотрела на неё и, несмотря на жгучее желание, не решалась открыть. Снова и снова обнимала подушку Дениса и думала: «Господи, ну как можно его не любить? Как можно теперь жить без него?.. И как Боярская могла предпочесть бизнес?»

Когда начало светать, сделала себе крепкий, такой, что челюсть сводило, чай, выпила его залпом и, несмотря на чугунную голову, стала собираться. На учёбу не на учёбу, ведь я всё ещё не была готова к встрече с Ленкой, а вот с матерью обязательно надо поговорить, пока кипишь не подняла.

До последнего ждала телефонного звонка – не от Дениса, так хоть от его людей. Уже обуваясь, поняла, вдруг, что вторая связка ключей теперь у меня, а первая в украденной сумочке. Растерянно выпрямилась и тут же подпрыгнула от неожиданного трезвона. Кинулась к глазку – Денис! Непослушными руками кое-как справилась с замком, с засовом… и, оробев, вдруг, попятилась вглубь коридора.

Денис вошёл – в руках мои шуба и сумочка, ногой прихлопнул за собой дверь. Не глядя на меня, скинул ботинки.

– Положи куда-нибудь. Попозже завезу в салон, обменяю на другую. Не примут, новую куплю.

Я растерянно взяла у него шубу.

– Зачем поменяешь?

– Ну… тебе ж теперь неприятно, наверное, будет в этой?

– Да прям! – я прижала её к груди, словно защищая. – Не надо другую!

Он дёрнул плечами:

– Дело хозяйское, – и пошёл в комнаты.

– Денис!

Не обернулся, не остановился, только приказал:

– Полотенце чистое дай!

Я думала, как и в тот раз, помочь ему принять душ, но он отказал. И теперь я стояла под дверью в ванную, и меня трясло. Что вот так, да? Игнор? А поговорить – не лучше? Или я исчерпала лимит его терпения? Или я сделала что-то, что «лечится» только выносом мозга? Вот, кстати! А это разве не вынос мозга? Чем это лучше моего поведения? Но я-то, простите, не сорокалетний мужик!

Как ни странно, эти размышления приводили меня в чувство, словно ставили вровень с Денисом, позволяли поднять голову. В чём я виновата-то? В том, что забыла про Макса? Ну так, это же не специально. Выслушать-то мои объяснения можно?!