Мы с Лией заходим в кофейню. Я – за дополнительным кофе, Лия – посмотреть, как работает Сайлас.

– Привет, – говорит Сайлас и вручает мне черный кофе в дорожном стаканчике. – Ну что, решил насчет младших?

– Дома их оставил. Всего-то на час, от силы на два. В конце концов, нельзя же их все время караулить.

– Мне не видно! – жалуется Лия.

Подхватываю ее под мышки. Лия обожает изнанку любого дела. Сайлас выдавливает взбитые сливки на поверхность напитка, добавляет шоколадный соус. Лия хлопает в ладоши. Сайлас не первый день в кофейне работает, но Лия до сих пор не привыкла. Надо же – ее брат за барной стойкой. Сайлас улыбается, подвигает к Лие миниатюрную чашечку. Горячий шоколад. Лия визжит от счастья, но Сайлас прижимает палец к губам, подмигивает ей. Лия его копирует, тоже подмигивает – неумело, нарочито: глаз слишком долго закрытым держит.

Какой-нибудь психолог, пожалуй, сказал бы: мы ее балуем, потому что она у нас младшенькая. На самом деле мы балуем Лию потому, что она до невозможности славная.

По пути к студии я пью кофе, Лия, причмокивая, тянет горячий шоколад. Мы усаживаемся на деревянную скамейку возле входа, обсуждаем планы на лето. Я планирую стать виртуозом в приготовлении соуса бер-блан, а еще бегать трусцой по пляжу, чтобы не умереть от инфаркта, как папа. Но Лии, конечно, я свои планы иначе подаю. Мол, хочу попробовать пару новых рецептов и выучиться бегать быстрее. Лия хочет часто-пречасто ходить в библиотеку, посмотреть мульт про уток и построить песчаный замок больше прошлогоднего. Мы как раз обсуждаем, каким он будет, наш замок, когда я вдруг чувствую: справа кто-то стоит.

– Доброе утро!

На нас сверху вниз смотрит девчонка с платиновыми кудрями, с помадой оттенка коктейльной мараскиновой вишни. В нашей школе такие не водятся. Я таких вообще живьем никогда не видел. Выражение лица у нее… счастливое. В смысле, девчонка от нашего присутствия не скисла.

– Привет.

Встаю резко, чуть не теряю равновесие.

– Вы хотели заняться росписью?

Девчонка указывает на дверь студии. Лия кивает, я продолжаю блистать красноречием:

– Да.

– Ну так заходите.

Широкая улыбка, приглашающий жест, возня с замком. Я тем временем смотрю на Лию. Мол, мы должны ее знать, верно? Она ведь здесь работает, следовательно, живет в нашем городе. Но Лие не до меня – она во все глаза разглядывает девчонку.

– А вы местные или отдыхающие?

Девчонка распахивает дверь, мы с Лией входим в студию.

– Местные.

– Отлично.

Она хлопает в ладоши, закрывает дверь, плюхает на пол сумку.

– Не знаете, полиция в Верона-ков очень суровая? В смысле, полиция сурова к человеку, который раньше не привлекался к ответственности, но, допустим, несанкционированно украсил резьбой экземпляр местной флоры? Разумеется, выяснить это меня попросила подруга.

Раскрываю рот, слабо представляя, как ответить. Но девчонка уже со смехом ведет Лию к столу.

– Вот вечно я так! Сама впереди себя бегу. Дело прежде всего. Роспись по керамике! Сюда, сюда. За то, что рано проснулись, вам приз полагается. Знаете какой? Можете выбрать любой стол, вот! До чего ж я рада, что в такую рань у меня посетители. В смысле, не поймите меня неправильно. Мне и одной нескучно. Я – сама себе компания.

Девчонка продолжает в том же духе. Лия выбирает стол в квадрате света, что льется из окна; остальные столы освещены гораздо хуже. Я иду за Лией, кошусь на девчонку. До чего же хороша. Девчонка исчезает в подсобке. Честное слово, она на вид – точь-в-точь как лимонный меренговый пирог на вкус. Солнце с пикантной кислинкой. Она появляется вновь, надевает на Лию розовый фартучек, наклоняется, завязывает тесемки.

– Ну и как тебя зовут?

Лия взглядывает на меня. Она всегда так разрешения спрашивает – одними глазами. Я киваю – тоже как обычно. Для разговоров мое разрешение необязательно. Но Лия молчит, и тогда девчонка тоже кивает:

– Вот умница. Не разговариваешь с незнакомыми людьми. Я вот, когда была маленькая, всегда с чужими болтала. Впрочем, я и до сих пор не научилась держать язык за зубами. Правда, на работе такая болтовня называется «обслуживание клиентов».

Алые губы двигаются быстро-быстро, раскрываются, округляются, артикулируя каждый слог.

Девчонка протягивает Лие руку:

– Меня зовут Виви. Мне шестнадцать, а скоро будет семнадцать, я приехала сюда на лето, живу на Лос-Флорес-драйв. Мой любимый цвет – синий, я обожаю собак и мороженое, а еще – смеяться так сильно, чтоб чуть-чуть в трусы не намочить.

Лия поджимает губки, давит улыбку в зародыше. Девчонка – то есть Виви – глядит победительницей.

– Ну вот, я больше тебе не чужая. Ты теперь знаешь про меня всякие вещи, в том числе – один постыдный факт. И все равно, если не хочешь, можешь не говорить, как тебя зовут.

– Меня зовут Лия.

Лия чуть стискивает и поспешно отпускает руку Виви.

– Я очень рада познакомиться с тобой, Лия. А тебя как зовут, лакомый кусочек?

Виви склоняет голову набок, в мою сторону. Она что, меня лакомым кусочком назвала? Меня только один человек так называет – Бетти. Но ей – шестьдесят с хвостом, она меня знает с рождения.

– Или ты тоже не доверяешь чужим?

– Джонас.

Говорю низким голосом, в доказательство, что я – парень. А никакой не лакомый кусочек. Ее смех – как звон китайского колокольчика. Не понимаю, что смешного. Она становится на цыпочки, чтобы набросить мне на шею хомут фартука.

– Я не собираюсь заниматься росписью. Я просто привел сестру.

– Глупости, Джонас.

В мгновение ока Виви оказывается позади меня, завязывает тесемки фартука у меня на талии, точь-в-точь как она это проделала с Лией. Я не возражаю. Она оглядывает меня в фартуке, улыбается, переводит глаза на Лию.

– По-моему, краски по тебе уже просто истосковались. Очень советую с ними не церемониться. Знаешь, сколько в мире оттенков? Восемьдесят шесть тысяч! Наверняка ты сможешь использовать как минимум половину из них. Чем больше, тем лучше!

Лия загребает столько пузырьков, сколько способны удержать ее ручонки, и прихватывает две чашки. Значит, я тоже буду заниматься росписью. Окунаю кисточку в темно-синюю краску. Лия склонилась над своей чашкой, уже полностью ушла в работу. У меня кисточка широкая, я методично вожу ею по керамической поверхности. Возвращается Виви с рулоном бумажных полотенец и большой банкой чистой воды. Садится рядом со мной. На сей раз я намерен заговорить первым. Может, развею впечатление о себе как о законченном пентюхе.

– Ну и как тебе Верона-ков?

– Как любовь с первого взгляда. Я думала, здесь сплошные пафосные виллы и отели-небоскребы. Оказалось – ничего нарочитого, ничего показного. Душа во всем чувствуется. Винтажные домики; гостиницы «постель и завтрак». Я просто очарована.

Киваю, не отвлекаясь от чашки. Закрашиваю шероховатую поверхность широкими синими мазками.

– У нас в постановлении о зонировании городской территории запрещено выделять больше трех тысяч квадратных футов на одно домохозяйство. И отели строить запрещено, кроме трешек «постель и завтрак».

Виви моргает, усваивает новую информацию. Боже, что я несу! Не ожидал от себя такого идиотизма. Эта девушка, возможно, на трех языках говорит. У нее, пожалуй, есть крутой парень лет этак на семь старше и акустическое пианино. Или и то, и другое. А я выдаю выражения типа «зонирование городской территории»!

– Это очень интересно.

Ресницы дрожат. Они темные-претемные, затеняют синие глаза. Стоп. Она что, сказала «очень интересно»? Без намека на сарказм?

– Меня интересует история Верона-ков, потому что я никогда подобных городов не видела. Хочу знать, почему все здесь устроено так, как устроено, а не иначе. Понимаешь, о чем я?

С языка так и рвется: «Да! Да, красавица, я все понимаю. Я проник в твою суть. Мы с тобой родственные души». Но, по причине упомянутого ранее идиотизма, я только плечами пожимаю:

– Я тут с рождения живу.

– Ну так вот что я тебе скажу. Ты везунчик; ты самый счастливый билет вытянул. Не каждый, далеко не каждый человек проводит детство в таком красивом городе. Нет, даже не так. Город не просто красивый, он – маленький. Ты называешь свое имя – и люди его сразу же запоминают.

Черт возьми, где же эта девушка живет, что люди ее имени не помнят? Наверно, в Нью-Йорке.

– А ты сама откуда?

– Да я в разных местах жила. Последнее – Сиэтл. Собственно, в Сиэтле я жила дольше всего по времени. Я там родилась, потом мы переехали в Боулдер, но через год вернулись в Сиэтл. Опять переехали – в Юту, потом в Сан-Франциско – и снова обратно в Сиэтл. Там мы жили несколько лет. И вот теперь здесь живем.

– Сиэтл. Город, где часто идут дожди.

Гениально. Мне явно светит титул «Собеседник года». Буду продолжать в том же духе – выдавать основные факты об американских городах, – пока Виви не пожелает прошвырнуться со мной вечерком. К моему изумлению, она улыбается.

– Ну да, дожди там часто идут. Но часто и не идут.

Об этом в энциклопедиях не написано. Дождливая пора кошмарна, зато солнечные дни в Сиэтле гораздо лучше, чем где-либо еще.

– Значит, здесь ты поселилась на Лос-Флорес. А в каком доме?

– В том, который самый современный. Ричард – это хозяин – главный покупатель у моей мамы. На лето он уехал в Китай и вот пригласил нас пожить у него. Ричард предположил, что морские пейзажи будут вдохновлять маму. И оказался совершенно прав.

Виви подвигается ко мне, прикрывает рот ладошкой:

– Вдобавок Ричард неженат. Между нами: мне кажется, он от моей мамы без ума.

Меня дергают за рукав. Лия принесла показать свою работу – разноцветные сердечки, нарисованные нетвердой рукой. Пространство между сердечками закрашено в цвет морской волны.

– Очень красиво получилось, Лия. Маме понравится.

Лия улыбается, но тут вступает Виви:

– Боже, это ведь просто ах! Ты художница, да?