— Давай, Веня, к своему дому. Я оттуда сама доеду, — предложила Катя, когда они приблизились к городу.

Надо сказать, что после вчерашнего обморока Потюня так и не позволил ей сесть за руль. И пусть сознания она больше не теряла, все утро ее снова мутило, подкатывала тошнота, да и голова побаливала.

— Точно доедешь? — засомневался он. — Перепугала ты меня вчера. Сам чуть рядом не грохнулся, когда тебя на дороге увидел. Только что разговаривали и вдруг — бац, лежит! Подумал, сбил кто, а я и не заметил. Второй раз такого не переживу.

— Не будет второго раза, Венечка, не волнуйся.

— Слышь, Кать, а ты часом не беременна? — осенила его догадка. — Здесь одно из двух: или поймала вирус, как я на прошлой неделе, или залет.

— С чего ты взял? — удивилась она.

— Да насмотрелся я на эти штучки! Ты б сходила проверилась на всякий случай. Это я тебе как трижды отец говорю.

— Твои б слова — да Богу в уши. Вень, знал бы ты, сколько у меня с этим делом проблем! — Катя тяжело вздохнула. — Так что или вирус, или что другое. Давление, к примеру. Мама гипертоником была. Говорят, это передается по наследству.

— Час от часу не легче… Но, если честно, мне совсем не хочется потом добираться от тебя на такси. Ты и вправду в норме, голова не кружится?

— Ты меня триста раз за два дня об этом спросил. Доеду, не волнуйся! — успокоила Катя. — Ты же видишь: все нормально. Просто изнежилась за отпуск, расслабилась.

— Похоже на то, — согласился Веня, меняя на светофоре маршрут в сторону своего жилища. — Ладно, уговорила. Только одна просьба: не работай сегодня ночью, спать сразу ложись. Я ж тебя знаю: пока с диктофона все не снимешь — не успокоишься. Трудоголик несчастный!

— Не столько трудоголик, сколько есть одна причина: улечу во Франкфурт, там мне будет не до статьи. А за его время что-то выветрится из памяти, какие-то важные детали могут стереться. Скорее всего, завтра и улечу… Так что надо текст набросать. Можно подумать, ты спать уляжешься, не просмотрев фото на компьютере, — усмехнулась она.

— Я — другое дело, я в обморок не падаю. Вот сейчас позвоню и пожалуюсь твоему кавалеру. Расскажу, что с тобой в дороге приключилось, — недвусмысленно кивнул он на лежавший на панели мобильник Проскуриной.

— Только попробуй! — быстро схватила телефон Катя.

— Запросто! Раза три уже собирался его набрать. Кать, если без шуток… Пообещай, что ляжешь спать, ну пожалуйста! — едва не взмолился он.

— Ну хорошо… Я постараюсь.

— И на том спасибо… Ладно, садись руль, — остановившись у своего подъезда, милостиво разрешил Веня. — Только отзвонись, когда в квартиру войдешь! Иначе я такой тарарам подниму! — пригрозил он, забирая из салона свои вещи.

— Обязательно! Но можно я сначала своему кавалеру позвоню? — обойдя машину, чмокнула его в щеку Катя и уселась на водительское сиденье. — Спасибо!

— А то… — глядя вслед габаритным огням, пробубнил Венечка. — Может, и не беременная, — непонятно почему вздохнул он, поправил на плече рюкзак и скрылся в подъезде.

5

Переступив порог квартиры, Катя сразу же позвонила Вадиму. Выслушав ее краткий отчет об обратной дороге, он, как и Потюня, приказал немедленно ложиться спать. Этого, конечно же, Катя не могла себе позволить. Пришлось до пяти утра просидеть за компьютером. Еще и стихотворение написала. Как всегда, в последнее время: стоило только лечь в кровать, подумать о Вадиме, посчитать дни до встречи — и полилось:

Ты где-то здесь… Я где-то там…

Я где-то здесь… Но ты уехал…

Все стрелки замерли в часах…

И в пик веселья — не до смеха.

Ответы — часто невпопад.

Все мысли — как ты там, далеко?

Как оказалось, у души

Для светлой грусти места много.

Гораздо больше, чем могла

Она грустить о ком-то раньше:

Не терпит двойственность она,

Не допускает капли фальши.

Закрыта крепко на замок:

Не отдает и не впускает,

С ее желаньем «здесь» и «там»,

Хоть плачь, увы, не совпадает.

Просверлен взглядом циферблат,

В календаре поставлен крестик…

Скорей бы наступил тот день,

Где «здесь» и «там» сольются вместе!

Вскочила Катя в восемь и ровно в девять была у ворот немецкого посольства. Слава Богу, несмотря на явный недосып и насыщенные событиями два предыдущих дня, проблем со здоровьем не ощущалось. Разве что голова туго соображала.

Припарковавшись неподалеку, она переключила телефон в режим «без звука» и направилась к воротам. Но пройти в здание вдоль турникетов оказалось непросто. Угрюмый замерзший люд в очереди и знать ничего не желал о том, что она записана на прием к консулу. Пришлось идти прямо к охраннику.

Демонстративно выдержав довольно долгую паузу, соответствующую должности старшего привратника, тот в конце концов удосужился куда-то позвонить. В отсутствие паспорта страж порядка долго изучал ее документы, наконец нехотя, словно делая великое одолжение, нажал кнопку автоматических дверей.

Спокойно наблюдая за его действиями, Катя размышляла о том, что не мешало бы при случае поднять на страницах газеты и эту тему.

Почему у человека, заполучившего мизерное количество власти, начинаются необъяснимые изменения в психике, и он уже мнит себя столпом человечества? Правда, не гнушается при этом лебезить и пресмыкаться перед тем, у кого этой власти чуть больше. Неужели «столп» не понимает, что лишь демонстрирует собственную ущербность?

Катя вошла в здание, где, в противовес охраннику, ее встретили весьма приветливо, провели в кабинет, предложили присесть, заполнить анкету и подождать. Дожидаться пришлось довольно долго. Но уже по другой причине. Как оказалось, поданные ею ранее документы осложнили дело. В паспорте уже стояла многократная полугодовая виза, открытая грядущим вторником. Поэтому долго совещались, как поступить. В конце концов решили открыть еще одну визу, но с завтрашнего дня. Забрать паспорт можно будет после двух часов дня.

Увы, Вадим оказался прав: реально вылететь во Франкфурт у нее получится лишь в субботу. Покинув посольство. Катя по телефону забронировала через агентство билет на самолет и только тогда заметила информацию о восьми непринятых звонках! Понятное дело: больше часа аппарат работал в режиме «без звука»! Два звонка были от Вадима, один из редакции, один от Потюни, один от Арины Ивановны, один с неизвестного мобильного номера, два — с незнакомого городского.

Первым делом Катя позвонила во Франкфурт. Судя по привычному уже автоответу, номер был вне зоны действия сети. Вздохнув от расстройства, перед тем как связаться с редакцией, она решила набрать Арину Ивановну — исключительно потому, что мачеха с падчерицей редко перезванивались. Относились они друг к другу с уважением, но без особого тепла, поэтому для звонка должна была быть веская причина.

«Странно. Не случилось бы чего», — закралось в душу беспокойство.

Телефон Арины Ивановны оказался занят, и тогда, недолго думая, Катя набрала отца. В любом случае о том, что завтра улетает, она должна его предупредить. Почему бы не сделать это прямо сейчас?

К ее удивлению, Александр Ильич оказался дома. Вот только ответил он как-то хрипло, с явной одышкой. На вопрос дочери «Ты не заболел?» ответа не последовало, связь прервалась. Повторный ее звонок отозвался долгими гудками.

Не на шутку встревожившись, Катя попыталась связаться с отцом по домашнему номеру. Та же картина: трубку никто не снял. А у Арины Ивановны все еще занято. Поколебавшись несколько секунд, с бешено стучащим сердцем, Катя рванула в сторону кольцевой.

Припарковавшись у ворот, дрожащей рукой она нервно выудила в сумке связку ключей, открыла калитку, пробежала по расчищенной от снега дорожке до крыльца, толкнула незапертую дверь и влетела в дом.

В гостиной, прислонившись спиной к дивану, бледный как полотно, отец сидел на ковре и тяжело дышал.

— Папа, что с тобой? — бросилась она к нему и только тут заметила прижатую к сердцу руку. — Тебе плохо? Сейчас я накапаю валокордин, потерпи.

Метнувшись на кухню, Катя открыла холодильник и застыла: вся верхняя полка была уставлена лекарствами, которых она прежде здесь не видела. Обнаружив знакомый с детства пузырек валокордина, трясущимися руками попыталась его открыть, уронила, чертыхнувшись, подняла с пола. В этот момент кто-то позвонил с улицы, почти одновременно затренькал мобильник отца, следом — ее. Никак не реагируя на звонки, она продолжала отсчитывать капли. Закончив, мельком глянула в окно: к дому торопливо шагали двое мужчин с чемоданчиками в руках в униформе «скорой помощи». Обрадовавшись, она оставила лекарство на столе и побежала ко входной двери.

— Кардиобригаду вызывали? — буркнул мужчина постарше и посолиднее и, не дожидаясь ответа, перешагнул через порог. — Хорошо хоть калитку оставили открытой. Где больной?

— Я никого не вызывала… — растерялась Катя. — Но вы так вовремя… Отец…

— Евсеев Александр Ильич? — глянул в бумажку мужчина. — Вот, написано, жена вызвала. А вы кто будете?

— Я — дочь… Приехала, а он…

— Ведите к больному, — не дослушал врач.

— Да-да, конечно, — засуетилась она. — Сюда, в гостиную.

Отец сидел на полу в прежней позе и продолжал тяжело дышать.

Склонившись над ним, доктор жестом подозвал младшего напарника. Бросив любопытный взгляд на Катю, паренек без лишних слов понял намерения коллеги. Спустя несколько секунд Александр Ильич уже лежал на диване. Подсунув ему под голову подушечку, доктор раскрыл один из чемоданчиков, в котором находился прибор с проводами и присосками.