Они бросились в теплое море и не вылезали из него целый час, плавали, ныряли, играли в салки под водой. Разрешалось преследовать только под водой, и все время водил Зудин, и очень быстро ее догонял. Имея руки-весла, он был прирожденным пловцом. А потом они лежали на песке.

— Почему бы тебе не снять купальник? — спросил Зудин.

— Мне и так хорошо, — улыбнулась Ольга.

— Я забыл предупредить. На этом острове есть закон, который требует, чтобы девушка загорала без верхней части купальника.

— Кто его придумал?

— Губернатор острова.

— Передай ему, что он идиот, и я отказываюсь исполнять его законы.

— Тогда он рассердится и арестует тебя.

— Но ты же не дашь меня в обиду?

— Дам. Я и есть губернатор.

— Как глупо и смешно! — она захохотала.

Зудин сел на пятки и сказал:

— Как губернатор острова и как мужчина, которому ты вскружила голову, я прошу: сними, пожалуйста, верхнюю часть купальника.

Ольга перестала смеяться. Он ждал. На его губах блуждала улыбка, но глаза были серьезны. Она села и несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

— Хорошо, — сказала Ольга и расстегнула лифчик.

Ее вытянутые вперед груди озябли под его взглядом, смуглые соски встали. Ольга уже научилась выдерживать этот взгляд, направленный ниже уровня глаз. Она легла и замерла с величественным и напряженным видом, согнув ногу в колене и закрыв глаза. Ресницы дрожали, на щеках алел румянец, она чувствовала его взгляд.

Ольга вся была подчинена ожиданию. Зудин видел это и потому не спешил, хотя безумно хотел ускорить сближение. Он ждал, когда в ее женской природе проснется инстинкт и подскажет ей новые позы, а позы, в свою очередь, дадут ей новую красоту. Немного терпения и ей захочется раздвинуть колени и показать свой бутон. Ольга откроет перед Зудиным свою тайну, а он ей — свою: великую тайну наслаждения.

Ольга как будто спала, только грудь выдавала взволнованное дыхание. Зудин лежал рядом и смотрел на нее. Он положил ладонь на ее плоский живот и стал гладить, медленно и нежно, словно мехом соболя, а не рукой. Она не открывала глаз, безмолвно принимая ласки. Едва ладонь опускалась ниже пупка, как поднятое колено прижималось к выпрямленной ноге. Тогда ладонь поднималась и дотрагивалась до сосков, и рука Ольги тут же делала движение, чтобы закрыть грудь. Зудин играл, пока не усыпил ее бдительность. Он положил руку ей между ног и сжал там, продавив запоздалое сопротивление бедер, и испытал кайф от своей дерзкой атаки.

Распахнув глаза, Ольга напряглась и подняла голову, но не издала ни звука. Зудин двигал пальцами и смотрел ей в глаза. Излом бровей сделал ее лицо сильным, как у ангела с мечом. Зудину понравился образ ангела, которого он взял между ног. Правда, получилось грубо. Зудин ошибся, когда решил, что почувствовал ее. Позже. Он убрал руку медленно — уползающей змеей. Поцеловал в губы, но без ответа. Положил руку на талию и прижался. Ольга закрыла глаза и опустила голову.

Зудин перевернулся на живот и тоже закрыл глаза, оставив руку на талии Ольги. Море подбиралось к ногам и шептало похотливые фразы, пальмы бормотали что-то неприличное, и солнце дышало на них жарким дыханием. Только белый песок был безразличен, равнодушно принимал следы, равнодушно наблюдал, как ветер поднимает песчинки и сравнивает их.

Ольга легла на живот, Зудин вернул руку ей на талию.

— Ужинать будем в ресторане, — сказал он. — Надеюсь, ты взяла с собой платье?

Он надел свои просторные штаны и цветастую гавайскую рубашку. Она — короткое белое платье с голубыми полосками, с открытыми плечами и грудью. Волосы как бы небрежно были схвачены в узел, казалось, стоит потрогать их и они рассыплются по спине. Лицо лишь слегка было тронуто косметикой, в ушах сверкали сережки. Женственные плечи стягивали бретельки платья и лифчика. Ольга редко надевала платья, предпочитая джинсы или брюки, поэтому ноги казались голыми до неприличия. Она была полна опьяняющей телесности, как взрослая роскошная женщина, и при этом ужасно стеснялась. Зудин загляделся; столько было нескромности в ее скромности.

Они снова мчались на скутере по убегающей в джунгли серой ленте. Ольга держалась, обняв Зудина и прижавшись к нему коленями, ей было не страшно. Ветер бился в гавайке и трепал подол платья.

Ресторан стоял на берегу в нескольких метрах от моря. Это была роскошная лачуга, утонувшая в прибрежной зелени. Веселые голоса звучали со всех сторон, нос щекотали незнакомые запахи. Зудин взял Ольгу за руку и повел узким проходом; она едва поспевала, шлепая в босоножках по доскам. Им приветливо улыбались татуированные голые до пояса тайцы.

Смуглая тайка проводила их к столику, который находился на высокой, открытой с трех сторон веранде. Боб Марли в своей шапке-растаманке смотрел со стены. Столик был высоко, с одной стороны была видна сцена, а с другой — море, бледно-голубое вблизи и ярко-синее вдали, и большие серые камни у берега. Остывающая глазунья стекала за горизонт. Казалось, будто облака плывут вдаль, а волны стремятся к берегу.

Они сели за столик. Зудин взял руку Ольги и прижался к ней щекой, их глаза встретились. Принесли вино, он наполнил бокалы и сказал:

— Такой как ты, нет на всем свете. Ты единственная и ты лучше всех!

Они чокнулись, и он выпил бокал до дна. Ольга была тронута.

— Спасибо, — пробормотала она.

На сцене появились музыканты: черный гитарист, белый барабанщик, басист, по-видимому, таец, и еще несколько человек, занятых на тамтаме и духовых, тоже тайцев.

— Hello! — поздоровался гитарист, и зазвучала музыка.

— Пойдем танцевать! — не дожидаясь ответа, Зудин взял Ольгу за руку и повел к сцене.

Музыканты играли бесподобно, рок-н-ролл, блюз, старую добрую американскую музыку. Живая музыка только началась, народ пребывал. Разные люди находились вокруг и все улыбались и казались приветливыми и беззаботными. Белые, черные, смуглые тела жались друг к другу, люди брались за руки. Смесь языков доносилась сквозь музыку, больше английского, но были и другие, местные, был и русский.

Мужчины тоже были разные, а девушки — в большинстве русские, их легко было узнать, они были красивы и раскрепощенны. Их тела, соскучившиеся по горячим рукам, двигались ритмично и плавно, лица купались в лучах заходящего солнца, или склонялись, пряча глаза. Даже если они разговаривали по-английски, было легко узнать, что они русские. Красивые полуоткрытые тела, источающие аромат желания, сочные голоса, томные интонации; в русской женщине — квинтэссенция женщины.

Будто кто-то похлопал в ладоши, задав такт, несколько аккордов на клавишных, и вот все захвачено ритмом, отмеряемым на ударных щетками. Басы поползли под ногами, заглядывая под юбки, вкрадчивый ритм завладел всем вплоть до сознания. Даже сердце стучало заодно с ним. «Melody» Роллинг Стоунз. Ольга была опьянена. Движение становилось всеобщим, музыка вводила в транс. Тела девушек стали влажными от мужских рук. Было тесно и душно, но тем удушьем, которое вводит в экстаз.

Зудин был сзади, Ольга жалась к нему всем телом, терлась об него спиной и бедрами. Он уперся ей в ягодицу, и почувствовал, как она прижалась еще сильней.

Гитарист прикоснулся к микрофону губами. Бархатный до хрипоты голос не пел, а как будто рассказывал, бормоча в ухо, что сегодняшняя ночь станет волшебной, сегодня можно все… Гитара очнулась от дремоты, застонала, заголосила срывающимся голосом. Черные пальцы трепали струны, терли их о лады, извлекая из металла человеческие эмоции.

Тело Ольги стало горячим и отзывчивым на прикосновения. Зудин притянул ее за талию, прижался губами к шее чуть ниже уха. Она склонила голову, подставляя шею.

Натанцевавшись, они вернулись за столик. Ольга положила перед собой свои прекрасные длинные руки, и Зудин накрыл их большими ладонями. Они молчали, выравнивая дыхание, разговаривали глазами. Она улыбалась робко, уголками губ, а он широко, сверкая зубами.

Деревья, камни на берегу, запахи, кроваво-золотой закат — все было незнакомым и приветливым как новый друг, обнимающий за плечи. Солнце село, море простилось с ним, сверкнув на прощанье золотистой шкурой. Сумерки вышли из джунглей, распластались по берегу, взяв в заложники свет фонарей.

На столе стояла бутылка и бокалы с вином. Зудин и Ольга сделали по глотку.

— Как тебе здесь? — спросил он.

— Это рай, — прошептала она.

Принесли горячее. Они были голодны и приступили к еде с аппетитом. Ольга ела, опустив глаза, а Зудин не оставлял своего неотрывного внимания к ее юной непосредственной красоте. Он смотрел на ее выставленное из-под стола круглое колено, полную голень и пальцы с накрашенными ногтями в босоножке.

— Давай, больше не будем пить? Эту бутылку допьем и все, — сказала она.

— Почему?

— Мне достаточно, а тебе еще ехать.

— На скутере-то? — усмехнулся он. — Хорошо. Больше не будем. А когда приедем, откроем еще бутылку.

Музыканты играли великолепно. Мотивы регги, музыки с других берегов, где тоже море и пальмы, очень подходили этому острову. Люди танцевали перед сценой, внизу на песке, на пляже; большими компаниями, парами и в одиночку, кто как. Повсюду были загорелые татуированные тела. Дух праздности и свободы царил на острове.

Они отъехали совсем немного, когда Зудин остановился на пустынной дороге посреди тьмы. Далеко за деревьями пробивался тусклый свет фонаря.

— Хочешь научиться ездить на скутере? — спросил Зудин.

— Не сейчас же.

— Это совсем просто!

— Ты шутишь?

— Как на велосипеде.

— Я пила!

— Чуть-чуть — не считается. Попробуй, ты удивишься, когда узнаешь, как это просто!

— Ладно, но только если ты будешь рядом, — согласилась она.

— Мы будем вместе.