В порт меня отвез Гамлет. Я хотела заказать такси, сомневаясь в способностях его машины преодолевать подобные расстояния, но тот ничего не желал слушать. Он бы и внутрь, провожать меня увязался, но тут я уже проявила непреклонность и настойчиво возразила, сославшись на то, что дом остался без присмотра. Настроение ни к черту. Весь вчерашний вечер я поджидала Гордея, ни секунды не признавая очевидное, но он так и не появился. Возможно именно поэтому улетать особенно тоскливо.

Город, приютивший меня почти на восемь лет, встретил хмурой, серой ночью. Дождалась смс о прибытии машины, плотнее запахнула пальто и направилась к стоянке такси. Уличное освещение ещё подсвечивало дорогу, дома, хотя местное время шагнуло далеко за полночь. В два, кажется, отключают. Наблюдая в окно за мелькающими вывесками и тротуарами, я пыталась понять, соскучилась ли? Стал он для меня родным, этот город? И как-то выходило, что нет. Не стал. Я только вернулась, а меня уже тянет обратно. В маленький городок на побережье, туда, где осталось моё сердце. Оно замерло там, остановилось. Меня тянуло к морю. И отсюда, с расстояния в тысячи километров, казалось я наберусь смелости подойти ближе, возможно, даже пройтись по самой кромке воды, остужая ступни в его прохладе. Меня тянуло к Гордею. Хотелось прижиматься к широкой, такой спасительной груди, забывая обо всем на свете… Обиды, боль, унижение.

Но я, как никто другой, знала — этот, нарисованный моими робкими мазками, мирок всего лишь иллюзия. Былого счастья там не сыскать.

«Никогда не унижайся», вспомнила я и подняла глаза, ткнувшись взглядом в серую обивку — а что если я уже унижена? Что, если растоптана и вывалена в грязи?

«Отряхнись и за работу!» — звенит в голове строгим, тёткиным голосом. И я первый раз за день улыбаюсь.

Воздух в квартире спертый, тяжелый, как если бы я забыла выкинуть мусор перед отъездом, но я помнила наверняка — выносила. Я прошла к окну и открыла его. А теперь душ и спать, без ужина. Билет я взяла самый дешевый, без кормежки, да и есть совсем не хотелось. Чашки горячего чая, чтобы согреться будет достаточно. Наполнила электрический чайник, стукнула по клавише и отправилась в тесную ванную комнату.

Ночью мне снилась Фаина. Она водила меня по дому, бесконечно тыкала пальцем по сторонам, наказывая что и где требуется доработать. Когда мы переместились в сад, там нас поджидала Роза, тянула мне огромное желтое яблоко приговаривая — ешь, милая, витамины. И пока я вертела угощение в руках, соседка выболтала тётке о случившемся со мной на пляже. «Откуда она знает?!» — билась испуганная мысль. Яблоко оказалось кислым, а лицо Фаины перекосила негодующая гримаса. Палка в её руке появилась словно ниоткуда. Тетка ударила меня по ногам — раз, следом ещё один. Брошенное яблоко покатилось, на тяжелых ногах я отпрыгнула, но палка удлинялась, помогая ей наносить новые удары. Я замахала руками; быстро-быстро, что есть сил, подобно крыльям. И когда поняла: ещё секунда и оторвусь от земли, предвкушая как взлечу, взмахнув над садом, услышала гортанное, почти театральное ржание. Так смеются отрицательные герои громко, напоказ, там, где остальным не смешно. Поворотом головы отмечаю, Роза исчезла, а вместо неё стоит Сарган, друг Гордея, именно он и смеётся…

Проснулась в поту, почти за час до будильника. Провожу пододеяльником по лбу, намереваясь снова уснуть и понимаю — не смогу. С кухни несет холодом, так и не прикрыла окно, я включаю ночник, встаю и бреду туда, шлепая голыми ступнями по полу. Протяжный звонок застает в коридоре, заставляет вздрогнуть — последствия тяжелого сна — и замереть. Кто в такую рань? Да и не спозаранку визитеры меня не балуют.

На цыпочках делаю несколько шагов, осторожно прикладываюсь к глазку и смело распахиваю дверь, забывая, что я всклокочена, в пижаме.

— Никогда, слышишь, никогда больше не сбегай от меня! — взволнованно грозит он мне.

— Мне на работу нужно, — невпопад отвечаю я и сглатываю. — Доброе утро, Гордей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пустишь? — прижался он к косяку.

— Да, конечно, входи.

Я пропустила его в прихожую и, не дожидаясь, когда он избавится от обуви, отправилась в кухню. Закрыла окно, ежась от скопившегося в тесноте кухни холода, нажала кнопку чайника. Почувствовала, что он возник за спиной, повернулась и спросила:

— Как ты меня нашел? Только не говори, что опять Наташка постаралась, — предупредила я, — ей этот адрес неизвестен.

— Было бы очень удобно, но нет, пришлось приложить некоторые усилия, — улыбнулся он. Окинул беглым взглядом помещение, выбрал стул у окна, присел, коснулся ладонью батареи и разочарованно заметил: — Черт, холодные.

— Замерз? — спросила я, приглядываясь к тонкому, больше похожему на рыбацкую сеть джемперу. На такой сверху не мешало бы накинуть пальто или пиджак, но день был достаточно жаркий, а лететь он никуда, и тем более за Урал, не собирался. Поездка вышла спонтанной, домой заскочить он, судя по всему, не успел, иначе додумался бы прихватить кое-что из вещей. — В этих краях весна зачастую опаздывает. Наливай чай, грейся, а если хочешь кофе, можно сварить в турке. Только придется самому, я должна ненадолго отлучиться.

— Не беспокойся, я справлюсь.

Я достала из шкафа турку, кофе и коробку с чайными пакетами. Показала где взять приборы и со словами: «не думай, что я забыла про свой вопрос, мы к нему ещё вернемся», заторопилась в ванную. Следовало умыться, причесаться и сменить, наконец, пижаму на более подходящий для приема гостей комплект. И гость этот особый, пусть и видевший меня без пижамы. От которого трепещет нутро, сердце заходится в беге и только разум призывает сохранять спокойствие, равнодушие. У него почти получается вразумить… но не очень.

В ванне я пробыла дольше чем следовало. Взволнованно прислушивалась, то наоборот сильнее включала воду, словно не веря, что Гордей действительно сидит за стеной самый что ни на есть материальный, из плоти и крови. Много раз зачерпывала в ладони холодной воды и прижимала к лицу, пытаясь сбить радостный блеск в глазах — догадается. А потом решила: плевать, пускай. В одном полотенце прокралась в комнату, одеваться. И хотя мой последний отпускной день допускал неформальный вид, я решила, что в банке он будет не уместен, поэтому облачилась в белую блузку и юбку-карандаш. Так привычнее.

Когда я вновь появилась на кухне, Гордей сидел, прижавшись головой к стене, и прикрыв глаза. Рядом пустая чашка из-под кофе.

— Кофе будешь? — спросил он, не открывая глаз. Я ответила, он распахнул их, рывком поднимая запрокинутую голову, и присвистнул. А потом присовокупил: — Господи, да ты вылитая училка! Строгая, по математике.

— Мне на работу нужно, — напомнила я, думая почему именно по математике? Разве строгость определяется точностью науки? Или считается «технари» гораздо организованней, а посему и строже «гуманитариев»? Бред какой-то. Он пошутил, а мне ерунда всякая в голову лезет. Я приняла из его рук чашку с кофе, сделала глоток и отставила на полированную поверхность столешницы, оставшись стоять напротив него. — Итак, как ты меня нашел?

— Нашел и нашел, какая разница. Сейчас не это главное.

Он прав. Действительно не это. Но об этом мне говорить гораздо проще, нежели о другом. А более нейтральные темы в голову не приходят — ну, не о погоде же с ним разговаривать!

— И всё-таки? — попробовала я настоять.

— В день, когда ты прилетела, я тебя видел в порту. Мельком и со спины. Поэтому не узнал, но увидев вновь в магазине, уверился — то была ты, Ася. Тогда я отправил надежного человека навести справки, он пробил все прибывшие рейсы за последние полчаса и нашел тебя в списке пассажиров. Этот же человек смотался в город отправления и потратив немало усилий вышел на этот адрес. Вот и всё.

— И дорого тебе обошлась эта информация?

Гордей неоднозначно покачал головой, что следовало расценивать «как посмотреть», я не сдержалась и, чувствуя приятное тепло внизу живота, фыркнула:

— Стоило так тратиться.

— Выходит стоило, — заключил он и подхватил мою руку, легко дотянувшись, благодаря более чем скромным размерам кухни. Притянул меня и усадил к себе на колени, ловко, непринужденно, как в танце. Я не противилась, расположилась с удобством на обеих ногах, а Гордей прижал меня и зашептал в самое ухо: — Иначе, как бы я себя сейчас чувствовал, зная, что ты в очередной раз сбежала?

— Я не сбежала… — настойчиво прошелестела я в ответ, но он прервал меня, запечатывая мне рот поцелуем.

Вскоре он уже шарил рукой по моей блузке, а ещё через несколько секунд взревел:

— Господи, кто-нибудь подскажет мне как справиться с этими чертовыми пуговицами?!

— Ты к кому? — отстранилась я, держа его за плечи и пряча улыбку. — Здесь никого нет. Только ты и я. Или ты «надежного человека» с собой прихватил?

— Теперь ты больше похожа на мою Асю, — изучая мои зрачки заявил он и ухмыльнулся: — Но предупреждаю, будешь шутить в такие минуты, я тебе нос откушу. Или сосок, когда-нибудь я доберусь до него.

— Много болтаешь, Казаков, — парировала я и приступила к пуговицам.

Расстёгивала блузку и диву давалась — не узнавала себя. Кто эта смелая особа, на коленях Гордея? Если всё же Аська, глупая неудачница Аська Гренц, то откуда она понабралась этих вольностей? Этот раскованный тон, которым она говорила, эти нетерпеливые пальцы, снующие по застежкам… откуда?

Последняя пуговица пала под напором моих рук, блузка распахнулась окончательно. Гордей развернул меня, вынудив на мгновение привстать, бесстыдно задрал мне юбку до талии и снова усадил, только теперь напротив — глаза в глаза. Придвинул к себе теснее и скользнул ладонями на спину. Нашел застежку бюстгальтера и сказал: