— Не имею чести знать вас и вашу очаровательную спутницу, — приветливо начал князь, — однако почту за честь найти вам удобное место у себя на корабле, если только тяготы путешествия и отсутствие бархатных подушек не остановят вас.

— Герцогиня Феррарская весьма неприхотлива, и, уверен, даже самая скромная каюта устроит ее, — поспешно отозвался спутник герцогини, назвавшийся синьором Вителли.

— Герцогиня Феррарская? Как я не догадался раньше! Ну конечно же, знаменитая Лукреция из дома Борджиа, чья божественная красота наделала столько шума в обществе.

Князь Гримальди галантно предложил гостье руку и усадил ее в одно из кресел, обитых лиловым штофом. Его восхищение было столь искренним, что он забыл об этикете и замер перед Лукрецией, откровенно любуясь ею. Затем, опомнившись, покраснел и обернулся к ее спутнику.

— Можете не сомневаться, ее высочеству герцогине будет отведена самая лучшая каюта на моем судне, а вам, синьор, подыщут что-нибудь подходящее неподалеку.

Гримаска недовольства скользнула по лицу красавицы, но она тотчас же взяла себя в руки.

— Извините, герцогиня, что не могу предложить вам того комфорта, к которому вы привыкли, — продолжал князь.

— Ах, что вы, ваше сиятельство, — сладчайшим голоском проговорила Лукреция. — Я здесь не затем, чтобы тешить себя комфортом. Мне хватает его и дома, в Риме.

— Так что же привело вас ко мне?

В каюте воцарилась неловкое молчание. Гостья и ее спутник многозначительно переглядывались между собой.

Князь Гримальди отметил про себя, что рядом с изысканной герцогиней ее спутник скорее походил на переодетого лакея или телохранителя. В настойчивом желании этой пары путешествовать именно на «Святой Марии» чудилось что-то фальшивое и подозрительное. Князь нахмурился.

— Полагаю, капитан Боски уже сообщил вам, что «Святая Мария» — не торговое, а дипломатическое судно, принадлежащее одному из членов Большого Совета, враждебного семейству Борджиа. Потому мне следовало бы сразу же отказать вам в гостеприимстве. Когда тебе доверяют государственную тайну, лучше не иметь дела с таким сокровищем, как женская красота.

— Вот именно, сокровищем! — поспешно закивал Вителли. — Ваша каравелла носит такое громкое и символическое имя [3], а ваш статус, князь, является надежной гарантией того, что герцогиня Феррарская — истинное сокровище Италии — останется целой и невредимой под вашим покровительством. Вам, надеюсь, известно, что у семейства Борджиа сейчас немало врагов и на суше и на море?

— Поэтому мы и выбрали ваше судно, князь Гримальди. Клянусь, никому не придет в голову искать меня среди дипломатической почты, — расхохоталась Лукреция.

Себастьяно промолчал. Он исподлобья разглядывал странных пассажиров.

— Однако мне необходимо знать, куда вы, герцогиня, держите путь. Не станете же вы совершать опасное путешествие в Константинополь ради того, чтобы просто поразвлечься? Увы, эта каравелла не приспособлена для длительных морских экспедиций с дамами на борту.

— Не стану скрывать, князь, что ее высочество находилась инкогнито в Венеции и теперь направляется в Неаполитанское королевство. Надеюсь, недруги не помешают герцогине добраться до Мольфетты, где нас будет ожидать надежный эскорт из людей, верных семейству Борджиа.

Брови князя медленно поползли вверх.

— Вижу, вы хорошо осведомлены о моем маршруте, но я вовсе не намеревался заходить в Мольфетту! Наш курс лежит севернее, к берегам Греции. Боюсь, вам придется подыскать себе другое судно. На Риальто стоит еще с десяток кораблей, которые будут в Мольфетте раньше нас.

— Но, синьор Гримальди! — воскликнула прекрасная Лукреция, и ее огромные, словно озера, синие глаза наполнились слезами. — Меня преследуют, меня, возможно, хотят убить!

— Но кто? Кому могла досадить такая невинная пташка, как вы?

Происходящее начинало занимать Себастьяно. В голосе Лукреции Борджиа звучал столь неподдельный страх, что князь мысленно укорил себя за недоверие к столь прелестному созданию.

— Вы не поверите, синьор Гримальди, но мне приходится скрываться… от собственного брата!

— Но как такое возможно?

— Знаю, вы недолюбливаете Чезаре, но пусть это никак не отразится на вашем добром отношении ко мне.

Князь задумался.

— Не стану спорить с вами. Признаюсь, в настоящий момент мне нет никакого дела до ваших семейных тайн. А пока вы можете рассчитывать на мое гостеприимство. Ваша красота способна сбить с толку даже мою каравеллу.

— Я вам очень признательна, дорогой Себастьяно! — воскликнула Лукреция. — Для меня сейчас гораздо важнее, что хозяин корабля — молодой, красивый и необыкновенно учтивый кавалер. Такая компания, пусть даже враждебная моей семье, куда приятней, чем скучные политические интрижки. Обещаю, Себастьяно, вы скоро сумеете оценить, какой бывает искренняя благодарность!

Еще несколько минут назад он не был знаком с первой красавицей Италии. И вот она уже по-свойски зовет его «Себастьяно». «Нет, со всем этим, пожалуй, стоит разобраться, — размышлял князь. — Потом, на досуге…»

Наконец Гримальди повернулся к спутнику герцогини.

— Что же до вас, синьор Вителли…

— Джакомо Вителли — мой преданный друг и защитник на время путешествия, — поспешила представить его Лукреция. — Он также может пригодиться вам в качестве ловкого фехтовальщика. Можете полностью доверять ему, князь.

Гримальди натянуто улыбнулся.

— Синьор Вителли, имеется ли у вас оружие? Каким бы надежным прикрытием ни был наш дипломатический статус, все же лучше иметь при себе клинок.

— Я обычно не ношу с собой оружие, но ради безопасности донны Лукреции… — он взглянул на свою прелестную спутницу, — не откажусь вооружиться.

Князь подошел к столу, заваленному бумагами, счетными книгами и просто редкими вещицами, открыл резной деревянный футляр и достал оттуда великолепный кинжал с длинным обоюдоострым лезвием. Рукоять кинжала была украшена геральдической змейкой с веточкой лавра.

— Кинжал Гримальди… — Князь некоторое время любовался тонким блестящим лезвием, затем с улыбкой протянул его Вителли. — Буду рад, если он поможет оградить нашу даму от беды, от кого бы она ни исходила.

Прекрасное лицо римлянки смертельно побледнело, а изящные пальчики впились в ручки кресла. Князь понял, что она чем-то встревожена. Заметив, что за ней наблюдают, Лукреция быстро встала.

— Простите, князь, я просто умираю от усталости. Думаю, непродолжительный отдых не повредит мне и позволит собраться с мыслями. С вашего позволения… — Она взглянула на мужчин, давая понять, что хотела бы остаться одна.

— Разумеется, герцогиня. Моя каюта в вашем распоряжении. Через минуту слуга принесет ваш багаж и поможет устроиться поудобнее. Мое почтение, сударыня. — Князь кивнул на прощание и вышел, плотно притворив за собой дверь.

Оставшись наедине со своим спутником, Лукреция приблизилась к Фьезоле и обняла его.

— Что с тобой, Джузеппе? Испугался, что мы себя выдадим? Сегодня ночью мы выйдем в открытое море. Все дело займет не больше часа, а потом… Представляешь, мы будем свободны! Мы будем принадлежать друг другу! Только ты и я!

Но ни радужные мечты, ни жаркие ласки Лукреции не могли вывести Джузеппе из задумчивости.

Она, как маленькая девочка, напевая, прыгала по комнате. Затем подбежала к угрюмому Фьезоле и заглянула ему в глаза.

— Ведь счастье не дается в руки просто так. Его надо заслужить. И мы сделаем это… Не молчи же, Джузи, скажи мне что-нибудь!

Непривычно жесткие нотки, прозвучавшие в голосе Лукреции, вывели его из задумчивости.

— Мы? Это должны сделать мы? Но уговор, кажется, был другим.

— Ты что же, хочешь, чтобы я одна рисковала жизнью? Чтобы он меня изувечил? Я ужасно боюсь, дорогой! И вообще… лучше, если это сделаешь ты, тем более, что мы сыграли просто блестяще. Гримальди, кажется, ничего не заподозрил.

— Мне как-то не по себе, Лукреция. Преступление не сможет сделать нас счастливыми. Господь проклянет нас. — Он отвернулся и взволнованно заходил по каюте. — Эта смерть навсегда встанет между нами. Именно на это рассчитывает твой брат. Неужели ты не понимаешь?

— Но Джузи… Ты же знаешь, у меня не было выхода! Иначе он никогда не дал бы согласия на наш брак.

— Нет, нет и нет! — закричал Джузеппе. — Любовь не может быть запятнана невинной кровью!

Он, как безумный, метался по каюте.

— Прошу тебя, пока не поздно, давай уйдем отсюда. Уедем куда-нибудь, подальше от твоего братца-злодея! У меня есть кое-какие средства, их хватит на первое время. Мы будем вдвоем, нам больше никто не нужен…

— Ты с ума сошел! — прервала его Лукреция. — Неужели ты так быстро забыл данные мне клятвы?

— Когда лезвие ножа холодит тебе кожу, можно наобещать все что угодно. Как ты можешь требовать от меня, чтобы я своими руками погубил наше будущее?

— Не погубил, а создал его! — возразила она. — От тебя требуется замочить пороховые бочки и ждать моего знака, если мне не удастся воспользоваться порошком. Наберись мужества, возьми себя в руки. Немедленно, слышишь? Я люблю тебя сильным!

Джузеппе почти не слышал Лукрецию. Он не мог унять нервную дрожь.

— У тебя истерика, Джузи! Ты испортишь нам все дело.

Она бросилась к нему и принялась целовать, стараясь успокоить.

— Нет, я не стану этого делать! Мне ненавистно преступление, в которое ты хочешь меня втянуть!

— Да замолчи же! Ты всех нас погубишь!

Наконец он стал успокаиваться. То ли силы покинули его, то ли чары белокурой красавицы сделали свое дело. Через несколько минут он уже страстно целовал желанные губы. Упоительное ощущение счастья заставило его забыть недавние сомнения, и он весь отдался во власть этой пленительной женщины. Лукреция, мысленно поздравив себя с успехом, томно закрыла глаза и, отыскав руку возлюбленного, прижала ее к своей груди. Джузеппе застонал, почувствовав, как под плотной тканью набухает, словно бутон розы, упругий сосок. Преграда из крючков, пуговиц и кружевных лент пала. Его взору открылся вожделенный алтарь любви. Он жадно ласкал груди Лукреции, такие упругие, такие безупречные, что их не смогли осквернить даже руки многочисленных любовников.