Но, к сожалению, на него не было ответа.

Все зависело от лорда Валмера, который сам пребывал в неведении, сколько времени ему предстоит провести во Франции.

Хоть это было не совсем справедливо по отношению к Пенелопе, но Одетта втайне мечтала, чтобы он не слишком торопился заканчивать свою миссию, из-за которой явился сюда.

Она ведь так много хотела увидеть и о стольком узнать!

Они прибыли в Париж в восемь часов вечера.

На вокзал за ними послали две превосходные коляски, чтобы отвезти в посольство.

Одетте никак не удавалось улучить момент, чтобы поговорить с лордом Валмером.

Однако она смогла обратиться к нему, когда они с Пенелопой вышли из своего купе, чтобы отправиться на обед.

— Вы не могли бы рассказать, каков собой посол, милорд? — не замедлила спросить Одетта. — Когда мой отец посещал в свое время посольство, послом был маркиз Норманби, поэтому ему никогда не приходилось встречаться с лордом Лайонзом.

Лорд Валмер улыбнулся.

— Ваш отец, по всей видимости, был в посольстве очень давно.

Одетта кивнула.

— Думаю, он был тогда совсем молодым человеком. Скажите, пожалуйста, как давно здесь находится теперешний посол?

— Совсем недавно. Он получил назначение лишь два года назад, — ответил лорд Валмер. — Прежде он служил в Вашингтоне.

— Должно быть, он необыкновенно умен?

— Полагаю, да. Однако по природе своей он человек робкий. Поэтому некоторые особы, желая унизить его, говорят, что он выглядит как деревенский сквайр.

Это замечание заставило Одетту подумать о Саймоне.

Какая жалость, что его отец не был послом!

Далее она узнала, что лорд Лайонз не женат и единственная его привязанность — это манчестерский терьер по кличке Тоби.

Однако помимо сказанного лорд Валмер ничего больше не сообщил.

Когда они наконец прибыли в посольство и лорд Лайонз вышел поприветствовать их, Одетта смогла увидеть его воочию.

Он оказался довольно крупным и робким с виду, малоразговорчивым человеком; кроме того, как она узнала позднее, он был еще чрезвычайно осторожным.

Затем путешественники познакомились с мистером Джорджем Шеффилдом, управляющим, очень любезным джентльменом, и мистером Эвардом Мале, секретарем посла.

Так как дорога принесла не только много впечатлений, но и усталость, Одетта была счастлива раздеться и лечь спать.

У нее с Пенелопой были смежные комнаты.

Когда они пожелали друг другу доброй ночи, Одетта прибавила:

— Как я благодарна тебе, дорогая, за то что ты взяла меня с собой. Я всю жизнь мечтала когда-нибудь попасть в Париж. И вот я здесь, и все выглядит намного прекрасней, чем я могла себе представить. Спасибо тебе, спасибо!

— Я чувствую то же самое, когда Саймон со мной рядом, — тихо вздохнула Пенелопа.

— Думаю, Саймону будет приятно, если ты хорошо проведешь время в Париже.

— Как ты полагаешь, он меня не забудет?

В голосе Пенелопы звучал страх.

— Конечно, нет! — поспешила успокоить ее Одетта. — Он любит тебя столько времени! Так может ли он измениться лишь потому, что каких-то несколько недель не увидится с тобой?

— Нет, конечно, нет! К тому же я буду писать ему каждый день, а ты будешь вместо меня относить эти письма на почту, чтобы мачеха ни о чем догадалась.

— Я буду относить твои письма, можешь не волноваться, — пообещала Одетта. — Спокойной ночи, дорогая!

Она заснула почти мгновенно, как только голова коснулась подушки.

Ранним утром она уже была на ногах и смотрела в окно, выходившее в сад у посольского особняка.

Перед ней открывался уголок сада, где на фоне высоких деревьев симметрично расположились цветочные клумбы.

Одетта совсем не ожидала увидеть подобный пейзаж в городе.

В этот миг она почувствовала, что в Париже все для нее будет неожиданным и прекрасным.

Затем проснулась Пенелопа, и они позавтракали вместе с лордом Валмером (леди Валмер никогда не вставала так рано и появлялась уже в разгаре дня), после чего Одетта поинтересовалась:

— Что мы будем делать? Как ты думаешь, мы сможем прогуляться по Парижу?

— Вероятно, нам надо спросить об этом у маман, — ответила Пенелопа.

— О да, конечно, — согласилась Одетта, — но лучше, если это сделаешь ты. Я чувствую, мне нужно держаться в стороне и быть как можно незаметнее.

Пенелопа не стала оспаривать столь дельное замечание.

Она пошла наверх, а по возвращении сказала:

— Нам придется подождать, пока маман не будет готова. Потом мы отправимся по магазинам.

У Одетты заблестели глаза.

Из того, что ей пришлось услышать во время путешествия, она сделала вывод: один магазин леди Валмер посетит прежде всех остальных — тот, что находится на рю де ля Пэ в доме под номером семь.

Она не ошиблась.

Через два часа после того как Пенелопа сочинила письмо Саймону на нескольких страницах, а Одетта просидела на страже все это время — на случай, если мачеха неожиданно появится и начнет расспрашивать, чем занята падчерица, леди Валмер вошла в салон.

Она была в одном из самых красивых и изысканных своих платьев, сшитых в Лондоне, и накрашена сильнее, чем обычно.

Когда они отъехали от посольства в экипаже, который был подан к назначенному часу, Одетте вдруг пришла в голову странная мысль, что леди Валмер нервничает.

— Расскажите мне еще что-нибудь о семье Ворта, — попросила она девушку. — Его отец, который, по вашим словам, так дурно поступил с ним, все еще жив?

— Думаю, жив, — ответила Одетта, — но в Борне говорят, что мистер Ворт так и не простил его за те невзгоды, которые пришлось претерпеть семье. Наверное, было бы некстати упоминать о нем в разговоре с мистером Вортом.

— Разумеется. Я и не собиралась это делать.

Рю де ля Пэ находилась недалеко, поэтому, как только лошади остановились у дома номер семь, они увидели множество элегантных экипажей, растянувшихся вдоль улицы.

Одетта стала понимать причину нервозности леди Валмер: она явно опасается, что у Чарлза Ворта может не хватить времени или желания присовокупить ее имя к списку избранных — аристократов и представителей королевских фамилий.

Однажды кто-то из гостей рассказал ее матери, что Ворт одевает также актрис и куртизанок, которые ославили Вторую империю на всю Европу.

Девушке, конечно, не полагалось слышать этого, но она и раньше читала, что при королевских дворах Франции всегда были великие куртизанки.

Наверное, подумала Одетта, куртизанки и актрисы, как никто другой, желали носить великолепные творения Ворта — ведь он создавал их для каждого заказчика персонально.

Лакей в живописной ливрее провел их наверх и пригласил в большой зал для клиентов, где уже находилось немало сверхэлегантных женщин.

Они оглядели вновь прибывших с головы до ног столь презрительно, что эти взгляды граничили с оскорблением.

Слуга спросил у леди Валмер имя, и она ответила на приличном французском языке:

— Доложите, пожалуйста, месье Ворту о прибытии леди Валмер в качестве клиентки. Скажите, что я привезла ему приветы от его друзей и почитателей из Борна.

Слуга повторил ее слова, чтобы ничего не перепутать.

Леди Валмер, грациозно расправив юбки шелкового кринолина, устроилась на одном из стульев с позолотой, выстроенных в ряд вдоль стены.

Осмотрев прочих дам, находившихся в комнате, Одетта обнаружила новый стиль, который ввел кутюрье в Париже.

Ни на одной женщине из присутствующих здесь, кроме леди Валмер и Пенелопы, не было кринолина.

Каркас из конского волоса, продолжительное время доминировавший в женской моде, исчез навсегда.

На его место пришла совершенно другая мода, заключавшаяся в том, что платье становилось объемным сзади, а линия талии опускалась к бедрам.

Такой наряд выглядел необычно и в то же время завораживающе.

Одетта не могла отвести глаз от дамы, сидевшей напротив, пока та не посмотрела в ответ ледяным, пренебрежительным взглядом, от которого девушка внутренне съежилась и быстро отвернулась.

Они прождали еще примерно двадцать минут, когда дверь на другом конце зала открылась, и слуга зычно возгласил:

— Леди Валмер!

Одетта вздрогнула от неожиданности, но леди Валмер в тот же миг резво вскочила.

Девушки последовали за ней в соседнюю комнату.

Одетта сама не знала, чего ей хотелось бы ожидать от этой встречи.

Тем не менее она увидела, что мистер Ворт ни в коей мере не выглядит так, как она его себе представляла.

Мэтр сидел, облокотясь на спинку дивана, с сигарой в зубах.

На нем была куртка из мягкой ткани, отороченная мехом у шеи, с которой вместо галстука свисал небрежно завязанный шелковый шарф, и бархатный берет; как позднее узнала Одетта, его он никогда не снимал.

Ворт выглядел как художник.

Этот костюм он и в самом деле придумал для себя, взяв за образец самого Рембрандта.

Леди Валмер явно волновалась, произнося необычайно льстивую и многословную речь, в которой, перескакивая с пятого на десятое, сообщала, как его любят и даже обожают жители его родного города Борна.

— Где вы живете, миледи? — поинтересовался Чарлз Ворт, когда ему наконец удалось вставить слово.

— Дом моего мужа — усадьба Холл в Эденхеме. У нас очень большое имение. Вы должны были знать его в детстве.

— Да, помню, — ответил Чарлз Ворт с некоторой заминкой. — Однако, я полагаю, вы пришли сюда сегодня не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о былых временах, а совсем по другой причине.

— О да, конечно! — в каком-то безумном экстазе вскричала леди Валмер. — Мне нужны платья, месье! Дюжины и дюжины новых платьев, в которых было бы не стыдно появиться перед дамами в Париже. Мне также хотелось бы по возвращении домой иметь честь представлять вашу новую моду в Англии.