Почему я все это решила вывалить совершенно незнакомому человеку, сама не понимала, но почему-то решила. Мне казалось, что ему это важно, и сама я ему важна, раз он мной вдруг заинтересовался. Конечно, меня учили не разговаривать с посторонними, но у него были такие глаза... я решила, что он просто не может быть плохим человеком. И чужим он мне совсем не казался. Меня тянуло к нему, и я ему доверяла. По мере того как сообщала ему все новые сведения о себе, он все внимательней и пристальней разглядывал меня, как будто пытался увидеть всю меня насквозь.

— Так твоя мама замуж вышла? Раз у тебя папа появился? — очень заинтересованно спросил он.

— Мама вышла за Германа, но папа мой настоящий нашелся. Он хороший, но у него семья, двое детей, и он не мог жениться на маме. А Герман мог. Теперь они в Канаду собираются, а я не знаю ехать мне или нет. Я не хочу в Канаду, но без мамы тоже не хочу. Я так переживала, что даже заболела. Но папа сказал, что я никого из родных не потеряю, где бы я ни жила.

— А Нина? Она замужем?

— Бабуля? — я даже не заметила, что незнакомец назвал ее по имени. — Нет, что Вы… Она только деда любит. Она мне все рассказала про свою жизнь и про деда.

Мужчина закрыл глаза и стоял так некоторое время, глубоко дыша. Мне стало жалко старика, потому я подошла, взяла его за руку и спросила.

— Вам плохо? Может, скорую вызвать?

— Нет, Машенька, мне не плохо, просто ты — самое настоящее чудо. И я счастлив, что ты мне сегодня встретилась. А то бы умер, и так и не узнал бы о твоем существовании.

— Не надо умирать! Бабушка говорила, что дед не хотел умирать и говорил, что умирать страшно.

— Это молодым страшно, а старым уже ничего не страшно. Но мне Бог тебя послал, и теперь я знаю, что надо сделать, пока не умер. Сколько раз проходил здесь и не знал, что ты есть.

Он попрощался со мной, сжал мои руки своими. В его глазах мне показались слезы, и он ушел. Я долго смотрела ему вслед и все думала, кто он такой и почему я совсем его не испугалась. Бабушке и маме решила о нем не рассказывать, чтобы не получить очередную трепку за разговор с незнакомцем. Снова уселась на любимые качели, закрыла глаза и полетела…

Вечер принес свои неожиданности. Герман пришел с работы с новой куклой. Красивой такой, в шикарном платье и с фарфоровой головой. У куклы были длинные вьющиеся светлые волосы и шляпка с бантиком. Я была рада, совершенно искренне. В куклы уже почти не играла, но такой красавицы у меня отродясь не было.

— Что? Решил завоевать дешевый авторитет? — спросила открывшая ему двери бабушка. — Купить ее хочешь?

Герман смутился и растерялся.

— Я просто не знал что. Маша, тебе нравится?

Я искренне кивнула головой: мол, да. Но он был совсем потерянный, настолько, что мне стало его безумно жалко, и я чмокнула его в щеку, предварительно наклонив к себе и встав на цыпочки.

— Продажная ты шкура, Машка! — как-то ревностно и возмущенно сказала бабушка, а мы с Германом рассмеялись. После чего, я утащила куклу к себе в комнату в единоличное пользование.

С Германом мы подружились. То есть не то, чтобы совсем. Это не папа, конечно! И даже если учесть, что знала я их примерно равное время, но папа был такой родной, и я с ним бы хоть куда. А вот с Германом в Канаду?.. Нет, я его не настолько любила, хотя он мужик надежный — ему маму доверить можно.

Жили они с Германом хорошо. Мне же со стороны виднее, вот и видела, что мама счастлива. Она мягче стала, ласковей. И он ничего так. Мне всякие подарочки делает, а бабуля ворчит и, не потому что он ей не нравится, а потому, что жутко ревнует к нему и меня, и маму. То у нас была только она, а теперь Герман — мужчина!

Я как-то слышала, что она ему выговаривала, что уедут они со мной, а она одна останется. Как ей жить без нас… Вот и я думаю, как ей без нас, и мне без нее никак. Я никому никогда не говорила, но бабулечку люблю чуть больше мамы. Вот прямо на самую малость, чуток совсем, но сильнее…

Мама же все на работе или с тетей Наташей (Фу! Хорошо, что ее больше нет в нашей жизни). А я с бабулечкой, с самого-самого рождения. И хоть она и сердится на меня, и ворчит, и ругает, но я же знаю, что она меня любит. Нет, не могу я ее оставить. И папу не могу. Жаль, что они не с мамой вместе. Пусть тетя Света и хорошая, и добрая, и ко мне хорошо, но с мамой они были бы такой парой! Что поделать?! Не судьба!

За ужином я еле ковырялась в своей тарелке. Есть не хотелось.

— Маша, почему ты не ешь? Ты видела, как ты похудела? Высохла совсем. Даже некрасивой стала, — говорила моя мама, явно с беспокойством.

— Это она после болезни такая, — вставила бабушка, — витамины ей надо или к врачу.

— Я не поеду.

— К врачу? Почему?

— Нет, в Канаду не поеду. Я лучше в гости, летом, но насовсем, нет. Точно нет. Я думала, я взвесила, я решила! Я люблю тебя, мама, но я в гости приезжать буду. Ты молодая, у вас с Германом будут свои дети, а я тут, с бабулей и папой. Нет, я не поеду!!!

Я разревелась и убежала в свою комнату. Пришла мама, принесла стакан с лекарством, бабушка с соком и градусником. У меня опять была температура. Мне дали таблетки, и я уснула.

Назавтра к нам на ужин пришли папа и тетя Света. Меня позвали к столу, потому что вопрос был обо мне, и его решать должны были все. Я волновалась, вернее, жутко боялась, что все пойдет не так, а совсем иначе. Ведь я уже приняла решение, и отступать от сказанных мною слов была не намерена. Вообще-то, что происходило со мной этим летом, подняло меня на какую-то новую ступень. Мое детство, со сказками, качелями и куклами — осталось позади. Я выросла и повзрослела. У меня изменились проблемы и изменились способы их решения. Я поняла, что я — личность, что не мной должны руководить, а я должна решать. И я решила, для себя. А теперь должна доказать свою правоту, объяснить, что никто из них, этих взрослых, не в праве распоряжаться мной, а точнее, моей жизнью. На то она и моя, чтобы я ее проживала.

— Слава, мы должны что-то решить, мы должны убедить Машу. Ты и я вместе. Мы должны убедить ее ехать со мной и Германом в Канаду. Мы уже внесли деньги на счет, мы подали документы на рассмотрение. Нужно твое разрешение на выезд дочери и все. Я думаю, что полгода — и мы сможем уехать. Это Канада, понимаешь! Это перспектива, это другая жизнь. Не будь эгоистом, подумай о ней, не о себе. Тебя никто не лишает дочери. Можешь забирать ее на каникулы, можешь приезжать к нам, мы будем тебе рады, но дай разрешение на выезд.

— Слава, прости, что вмешиваюсь, — это уже говорил Герман, — мы все должны убедить ее в необходимости ехать с нами. Она болеет от того, что переживает. Она чудный ребенок, и я даже вспомнить не могу, что боялся не полюбить ее. Она хорошая девочка, которая нуждается в нашей помощи.

— Герман, я с тобой согласен. Только вот ехать или не ехать, с кем оставаться — должна решить сама Маша. Я приму ее решение. Я достаточно зарабатываю, чтобы помочь растить ее здесь или в Канаде. Я все равно буду приезжать и забирать ее к себе. Я обрел дочь и не намерен терять ее. Давайте выслушаем ее и примем ее выбор.

— Слава, ей всего десять лет.

— И что?

— Я все слышу, — всхлипывая произнесла я. — Да, я все решила. Я знаю, с кем буду жить.

— С отцом?! — возмутилась мама.

— Нет, — очень категорично сказала я.

— Ну слава Богу! Ты едешь с нами!

— Нет! Прости, мама! — я буду жить здесь, в моей квартире, и ходить в свою школу. Я буду жить с бабулечкой. Вы не подумали о ней, никто из вас, а она меня любит. Она говорила, да что говорила, я же чувствую, что она меня любит, даже больше, чем тебя, мама. И я ее люблю больше всех на свете. Я могу ходить и ездить к вам в гости. Но я никогда не оставлю ее одну!

— Маша! — воскликнули все хором, а бабушка обняла меня и усадила рядом с собой, а в ее печальных глазах появились счастливые блики. Они появлялись и пропадали, когда она переводила взгляд на кого-то другого.

А мне стало спокойно. Я больше не слушала возмущений мамы, причитаний Германа, не замечала ухмылок папы. Я оставалась дома, и это, на тот момент, было самым главным. А еще я жутко захотела есть.

====== Женитьба Володи ======

Я вернулась из Анталии, где мы отдыхали с папой, Светой, Андрюшкой и Валеркой. Мои волосы выгорели на солнце, а кожа покрылась ровным, красивым загаром. Я нисколечки не сгорела и совсем не облазила. Мальчишки мне завидовали. Они на третий день были похожи на печенную картошку с шелушащейся шкуркой. А как там кормили — сдохнуть можно! Я ела так, что за ушами трещало. Даже прибавила пару килограммов. Так что отдых удался!

Маме я все уши прожужжала, как мне было здорово. Демонстрировала ей новые шляпки, фирменные темные очки. И крутую сотку. Мама выразительно смотрела на Германа, явно показывая, что она тоже такую хочет. А он ей объяснял, что все будет, но потом — в Канаде. А когда я показала фотки из отеля и с пляжа, то мама чуть не расплакалась от зависти.

— Гера, но почему мы не можем съездить, хоть на недельку?

— Потому, что у нас другие планы, — спокойно ответил он, — вот обоснуемся в Канаде, через пару лет ребенка заведем, а потом хоть на Канары. Галя, надо жить по плану.

Мама тяжело вздохнула, но не прекратила возмущаться.

— Вот скажи, почему тебя повысили на работе, но зарплату не прибавили?

— Это не ко мне, это вон у Вовки спрашивай, у Субботина.

— Почему у Вовки?

— А ты не в курсе? Он теперь правая рука главного. И зарплата у него ого-го!

— С каких пор?

— С тех самых, как шеф под него дочь подложил. Баба красивая, но характер! Говорят — ужас!

— Это с которой он встречается? Ну ради денег главного, можно и характер потерпеть. То есть Вовка метит на его место?