— Если ты так хочешь, — согласился я.

— Да я вообще не знаю, что хочу, и как можно объяснить все то, чему она была свидетелем!

Черт, Эрика, а что здесь объяснять? Не думаю, что твоя мать настолько ненаблюдательна, чтобы не заметить нашего совместного проживания. Но Эрика явно паниковала. Я решил немного развеселить ее и переключить внимание.

— Положись на меня. При одном взгляде на мое тело любая женщина вообще забудет, о чем спрашивать.

Я отступил в сторону и принял позу культуриста. Эрика мгновенно переключилась и сунула мне в руки майку.

— Эрика, ты ликвидируешь наш самый лучший аргумент. Не волнуйся, радость моя. По сравнению с тем, что нас ждет на встрече с моим отцом, самый суровый допрос твоей мамы — сущие пустяки.

Я действительно так думал. Но Эрика боялась разговора с матерью так, словно неверный ответ мог привести ее на эшафот.

Первый же вопрос миссис Эванс поставил мою девушку в тупик. Взглянув на несчастное лицо Эрики, подыскивающей слова для того, чтобы пояснить, почему на двери ванной нет защелки, я быстро придумал идиотскую розово-сопливую историю про влюбленного студента. На мой взгляд, поверить в это было невозможно, поэтому я, не давая опомниться миссис Эванс, перевел разговор на другое.

— Эрика не познакомила нас, миссис Эванс. Меня зовут Кейн Грейсон. Я парень Эрики.

— Зови меня Энн, — ответила мать Эрики.

Моя девушка, спохватившись, предложила что-нибудь приготовить. Энн отказалась, однако Эрика, явно пытаясь потянуть время, как ребенок, который не хочет делать уроки и все время находит себе новое занятие, поджарила яичницу, налила всем кофе, и, наконец, мы сели за стол.

Допрос начался именно так, как я и предполагал.

— И как давно вы вместе?

Эрика жалобно посмотрела на меня и вздохнула, всем видом показывая — началось. Я ответил вместо нее:

— Практически с самого начала. С того момента, как Эрика приехала в школу.

— Только не говорите мне, что вы влюбились друг в друга с первого взгляда, — мрачно сказала Энн.

Я бросил взгляд на Эрику. Можно ли сказать, что мы влюбились с первого взгляда? Да нет, наверное. И даже не со второго. И вообще, я понял, что люблю ее уже после того, как… Я оборвал свои воспоминания.

— Нет, боюсь, этого мы вам не скажем. Так получилось, что по оплошности администрации Эрику после приезда поселили ко мне. Пока ей искали отдельную комнату, мы… — я хотел сказать „влюбились“, но подобрал другое слово, — привыкли друг к другу и уже не захотели расставаться.

Зря я это сказал. Лучше было бы признаться сразу, что мы начали спать друг с другом, потому что не представляли жизни по отдельности — романтическая чепуха, которая так нравится женщинам. Теперь же я получил по полной программе. Меня обвинили в совращении, соблазнении деньгами и шмотками, в использовании Эрики в качестве домашней прислуги и содержанки, в том, что я запугал бедную несчастную девочку и не даю ей рта открыть. Ну, возможно, частично это было правдой. Частично. И в самом начале. Сейчас наши отношения давно вышли за рамки Мастера — Девила. Я сохранял хладнокровие, хотя это и нелегко сделать, когда тебя обвиняют, по крайней мере, в половине смертных грехов.

— Десять дней, — вдруг сказала Эрика. Я удивленно посмотрел на нее. Почему она вмешалась? Я ответил бы и сам, не вижу в этом особой проблемы. Но Эрика продолжала. — Я легла в его постель через десять дней. И могу точно сказать, что ни шмотки, ни кошелек не были тому причиной. Тело — ну здесь я не могу с тобой не согласиться. Оно привлекло меня со второго взгляда.

— Почему со второго? — я сам не понял, оскорбился или просто удивился, или это была смесь данных эмоций, приправленная зернышками смущения.

Эрика, улыбнувшись, пояснила, причем скорее мне, чем своей матери.

— Потому что первый мой взгляд упал на его лицо.

Я успокоенно рассмеялся. Миссис Эванс — Энн — тоже.

— Но, когда я оказалась у него в койке, как ты, мам, выражаешься, то уже несколько дней была точно убеждена, что люблю его.

Вот это было уже интересно. Я точно помнил, когда понял, что люблю Эрику — после просмотра той ужасной видеозаписи, сидя в одиночестве на скамейке, окруженный только падающими снежинками. Само это чувство, похоже, зародилось раньше, еще до изнасилования. Но мне казалось, что Эрика не могла влюбиться в меня тогда, и это произошло уже позже, когда я перестал вести себя, как идиот.

„А ты перестал?“ — ухмыльнулся внутренний голос. Я мысленно показал ему кулак, возвращая на лицо маску невозмутимости. Миссис Эванс — ну не могу я называть ее Энн — тоже была заинтригована словами Эрики.

— Очень интересно… Не хочешь поделиться этими счастливыми воспоминаниями?

— Эрика, — напомнил я. На волне нахлынувших эмоций она могла высказать несколько больше, чем хотела. Моя любимая только улыбнулась.

— Все в порядке. Не думаю, что маме очень интересно выслушивать описание нашей первой ночи. Ей просто хочется знать, как и положено хорошей матери, каким образом дочь нашла свое счастье. Правда, мам?

Ну хорошо. В таком случае мне тоже очень интересно узнать, что скажет Эрика. И попробовать сравнить это с собственными наблюдениями. Для себя я прикинул, что она влюбилась в меня в момент нашего первого поцелуя.

И оказался неправ.

Эрика начала издалека, сообщив про наличие у меня сестры, про наше совместное посещение боулинга… Я напрягся.

— А потом, пойдя в туалет, я наткнулась на группу не совсем трезвых парней, которые… хм… позволили себе не совсем вежливые поступки по отношению ко мне.

Видя по лицу миссис Эванс, что она уже подумала самое худшее, я уточнил:

— Да скажи проще, Эрика, они тебя лапали в углу и лезли с поцелуями.

— Большое спасибо, — рассердилась Эрика. — Ты не думаешь, что такие подробности не стоит знать моим родителям?

Эти — стоит. А вот оставлять миссис Эванс в убеждении, что ее дочь пытались изнасиловать — не стоило. Но я поднял руки вверх.

— Молчу, молчу…

Пусть сама выкручивается, как хочет.

Эрика описала драку, представив меня защитником угнетенных. Конечно, миссис Эванс не поверила ей.

— Рыцарь в сияющих доспехах. И, конечно, после этого он встал на колени и признался в вечной любви?

Ну, а что теперь? Я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Эрика, возможно, и влюбилась в меня в тот самый момент, но объяснились-то мы существенно позже! И как теперь рассказывать об этом, если сама Эрика просила о стольком умолчать?

Она рассказала обо всем предельно честно.

Эрика искренне сообщила, что мы признались в любви, наорав друг на друга. Вроде бы все было в порядке, все вопросы решены, но у меня было чувство, что допрос на этом не заканчивается.

Речь зашла о нашем дальнейшем образовании. Я попытался успокоить миссис Эванс, сообщив, что мы планируем продолжать обучение, что мы поступили в колледж, и что я оплачу образование нам обоим.

На этом можно было бы и закончить, но миссис Эванс начала копать дальше. Она опять обвинила меня в том, что я использую Эрику в своих низменных целях и выброшу ее, как только наиграюсь с новой пока игрушкой. Тут я уже не знал, что сказать. Как еще объяснить разгневанной мамаше, что никто не собирается выбрасывать ее дочь на улицу без крыши над головой и средств к существованию?

Эрика разрулила и это, просто признавшись матери в нашей помолвке и продемонстрировав ей браслеты. Я мысленно хмыкнул, представив, что сказала бы миссис Эванс, узнав, в каком качестве мы частенько использовали эти „обручальные кольца“. А может, и ничего бы не сказала, кто знает…

Эрика спросила про отца, и дальнейшая беседа представляла из себя монолог миссис Эванс об экспедиции и ее результатах. Мы с Эрикой просто сидели, держась за руки, и делали вид, что внимаем каждому слову. По крайней мере, я делал вид. Лично мне было совершенно все равно, что „вот тот черепок“ доказывает то-то, а вот эта косточка — то-то. Во мне бурлила тщательно скрываемая радость.

Эрика впервые публично призналась, что мы любим друг друга и собираемся пожениться, и самое главное — теперь об этом знают ее родители.

Где-то через час миссис Эванс сообщила — ей пора. Мне показалось это странным. Я почему-то считал, что она останется на вручение аттестатов, но Эрика не удивилась. Видимо, в их семье это в порядке вещей, судя по частоте общения матери и дочери.

Они начали прощаться. Я встал и ушел, не желая им мешать. Интересно бы, конечно, узнать, откуда миссис Эванс знает, чей я сын. Хотя… Это все-таки не бином Ньютона. Фотографии как моего отца в одиночку, так и с семьей, периодически появлялись на страницах прессы.

Эрика и ее мать вышли с кухни. Миссис Эванс мило помахала ручкой и попрощалась.

— До свидания, дети!

Дверь захлопнулась, и Эрика повернулась ко мне.

— Если это был легкий разговор, то я даже думать не хочу, что нас ждет при встрече с твоим отцом.

Я усмехнулся и прижал ее к себе, целуя. Да, с моим отцом все будет совсем не так радужно.

* * *

Выпускной был таким же скучным и унылым, как я и представлял себе. Поздравительная речь, вручение документов, выпускники, поднимающиеся на сцену один за другим, все одинаково одетые в темно-синие мантии, опять речь, на сей раз напутственная, кидание в воздух шапочек и торжественное снимание сережек Девилов. Чтобы опять не попасть в глупое положение, я заранее выяснил у Кэтрин, какого рода традиции существуют для этого дня, и ознакомил с ними Эрику. С момента официального окончания учебного года она имела полное право вынуть сережку из уха. Больше Эрика не будет моим Девилом. Но втайне я надеялся, что этого не произойдет. Мой карман жгла еще одна сережка, аналогичная той, что носила Эрика. Если моя девушка оставит на себе первую — я просто подарю ей вторую для комплекта, чтобы не возникало лишних вопросов, вот как у ее матери. Ну, а если все-таки выбросит — я или найду сережку, или сделаю копию на заказ, и все равно подарю их Эрике — в качестве напоминания о том, как мы встретились.