Герцель Давыдов - Мариадон и Македа

Сделав паузу и посмотрев на внимательно слушавшую его царицу, военачальник продолжил:

— Радует одно, моя прекрасная Македа, что мир, как и монета, имеет две стороны. Обязательно сквозь религию пробьется наше учение, которое сможет воплотить на земле идеи отца о храме единства, равенства и братства для всех людей без исключения. Тогда все человечество заживет в справедливом мире без войн и насилия, где все станут называть друг друга братьями и будут жить долго и счастливо.

— Ты думаешь, что это когда-нибудь произойдет? На то, чтобы реализовать эту прекрасную идею, тем более во всем мире, уйдет не одно столетие, если не тысячелетие.

— Я все понимаю, но в будущем это обязательно произойдет, поскольку так говорил мой отец, мудрейший из людей. Будучи еще ребенком, я с восхищением слушал его рассказы о новом справедливом обществе. Он говорил, что мир обязательно станет таким, а наша цель — напоминать людям через тексты, знаки и символы, что искра свободы постоянно пребывает в их сердцах. Наступит время, когда эта искра устанет от притеснений и несправедливости, запылает пламенем свободы. И тогда люди восстанут против правителей земных, и на развалинах их дворцов построят храм единства, равенства и братства.

— Как красиво, — задумчиво вымолвила Македа.

— Я с детства впитал все эти идеи и готов отдать за них жизнь, как и каждый из братьев. Мой отец был носителем священных тайн и рассказывал, что подобное общество в древности уже существовало на земле. То время называли Золотым веком, но, к сожалению, оно было разрушено. Люди в том обществе жили в гармонии с собой и природой, и в будущем такое общество обязательно возродится, но в этот раз уже навсегда, — немного подумав, Мастер продолжил: — Как времена года чередуются друг за другом, подобно тому, как одна эра сменяет другую, обязательно наступит и это время. Предвестником Золотого века станет развитие культуры, распространение знаний. В сердцах людей, проникшимися этими идеями, запылает огонь свободы, что и ознаменует начало Новой Эры.

— Дожить бы до этих времен, — мечтательно сказала Македа.

— Мы только в начале пути, и многое предстоит сделать, — Мастер снова посмотрел в окно, где солнце уже начало свой обратный путь. — Македа, тебе пора отправляться. Я скажу, чтобы все направились в Савею, а ты, твоя кормилица, вместе с Даном и Ашером дожидайтесь меня в пещере. Может, нам с первенцами придется бежать, и понадобится их поддержка.

— Пожалуйста, милый, побудь со мной еще, — прижавшись к груди Мастера, произнесла царица, по ее щекам потекли слезы из-за предстоящей разлуки. — Никакие воды не в силах загасить любовь, пылающую во мне. Клянусь тебе всеми богами, любимый, так будет до последнего моего вздоха. Пожалуйста, помни, я ношу в себе плод нашей высокой любви.

Мастер, обнимая царицу, ничего не говорил.

— Надеюсь, что завтра утром я снова увижу тебя вместе с первенцами. Поэтому, отправившись в пещеру, я сразу лягу спать, чтобы поскорее наступил час нашей встречи с тобой.

— Хорошо, моя царица.

— Но это еще не все, мой Мастер. Уснув, я буду искать тебя в своих сновидениях и, когда найду, мы будем подолгу разговаривать, и никто не сможет нам помешать. Затем мы договоримся с тобой об условном месте. И каждую ночь, засыпая, я буду стремиться именно туда, чтобы хоть на мгновенье увидеть твои умные глаза, — глядя вдаль, мечтательно говорила властительница. Но вдруг встрепенулась и, посмотрев на Мастера, добавила: — Только остерегайся того, чтобы во сне я не увидела тебя рядом с другой. Я наброшусь на нее и разорву ей все волосы, — глаза ее сузились, а голос стал грозным.

— Не увидишь, — успокоил ее Мастер.

— Я не позарюсь на чужое и свое никому не отдам. Буду биться до последнего, вцеплюсь в горло, как львица за своего детеныша, — продолжая внимательно смотреть на Мастера она, продолжала: — Запомни, ты только мой, и я не собираюсь делить тебя с кем-то, даже во сне. Клянусь, что и сама не буду никому, кроме тебя, принадлежать. Мы с тобой две половинке одной души, и должны и в жизни и даже во сне быть вместе. Разве не так? — вопросительно посмотрела владычица на Мастера.

— Так, моя Македа, — улыбаясь, сказал Мариадон.

— И в следующих жизнях ты тоже будешь принадлежать только мне. Мы встретимся и снова сразимся против Соломона и его священников, — улыбаясь, проговорила царица.

Но Мастер не улыбнулся ей в ответ, лишь печально произнес:

— Вчера, после смерти Бенони, я многое осмыслил и решил раз и навсегда отказаться от насилия. Несмотря на то, что в этой жизни я вел только оборонительные войны, мне все равно пришлось пролить много крови. И поэтому вчера я поклялся памятью предков, что в этой и в следующих перерождениях, если они будут, больше не пролью кровь человеческую, а вместо войн и сражений буду проповедовать мир и любовь.

— Я полюбила тебя, как искусного воина, полюблю, как проповедника, главное — это быть с тобой рядом.

Мастер усмехнулся.

— Зря ты сомневаешься в моих словах, любимый. Тебе прекрасно известно, что я колдунья. Где бы ты ни находился в будущих жизнях, я все равно отыщу тебя, даже если придется потратить долгие годы. Как только я услышу, что в каком-нибудь крае появился проповедник мира и любви, я, как блудница, отправлюсь искать его. Ясно тебе? — переспросила Македа.

— Обязательно отправишься искать, — улыбаясь, проговорил Мариадон, — а теперь отправляйся в пещеру, пока не стемнело. Мне нужно поговорить с Даном по поводу первенцев и ковчега, потом он и Ашер присоединяться к вам.

— Хорошо любимый, Сафанад донесет тебя в пещеру, словно ветер, — выпуская руку Мастера и глядя на него грустными глазами, проговорила сквозь слезы царица.

Вечером, дабы показать свое величие, Соломон пригласил всех царей, купцов, министров и, конечно же, правительницу Савскую в шатер. В указанное время все, кроме Македы, находились в шатре, угощаясь разными яствами. Когда прибыл сам владыка, всех гостей попросили выйти, чтобы посмотреть на его новое оружие. Священники все так же стояли вокруг ковчега и шептали какие-то молитвы. Соломон взмахнул рукой, все разошлись. Вытащив из ножен меч, он произнес тайное слово, полученное от Мастера, но, к его удивлению, Ашмедай не появлялся. Гости с недоумением смотрели на государя, шепчущего что-то себе под нос, пока кто-то из правителей не начал подшучивать над ним. Владыка попросил всех оставаться на месте и продолжал снова и снова повторять тайное слово. Шутки становились все язвительней. Когда обсмеявшие Соломона цари ушли, он поспешил отправиться в тронный зал и в гневе вызвал к себе Садока и Ванею.

Соломон продолжал пребывать в скверном настроении. Даже ожидающему за дверьми военачальнику Мариадону слышались его крики и оскорбления в адрес Садока и Ванеи. Первосвященник говорил, что не может объяснить, в чем дело. А военачальник предположил, что все дело в магическом мече, который, по словам трех офицеров, Мариадон поднимал в воздух при вызове Ашмедая на северных границах. Несмотря на то, что история рассказанная офицерами, похожа на вымысел, Ванея продолжал утверждать, что в мече и кроется власть над Ашмедаем, и именно в нем секрет непобедимости военачальника Мариадона. Царь, выслушивая предположения своих подданных, все еще пребывал в гневе, требуя от них незамедлительно выяснить, что произошло с ковчегом и куда подевалась царица. Когда с багровыми лицами они покинули зал, немного успокоившись, повелитель пригласил Мариадона.

Когда Мастер предстал перед царем, он, внимательно смотря на него, сказал:

— Ты обвел меня вокруг пальца, а я, как ребенок, поверив тебе, подписал вольную твоим военачальникам. Зачем так поступил со мной, брат?

— Ты не оставил мне выбора. В своем упрямстве ты зашел очень далеко, и порой сам не понимаешь, что творишь.

— Так не поступают с родными людьми! Я доверял твоему слову, как никому в этом мире, а ты обманул меня, — громко прокричал владыка.

Внимательно глядя на него, Мариадон спокойно отвечал:

— Ты же знаешь, что моим военачальникам давно полагалась вольная. А ты все время откладывал, требуя, чтобы я продолжал оставаться в твоей армии. Даже будучи уверенным, что обладаешь тайным словом, ты все равно нарушил уговор, оставив здесь их детей.

— На счет первенцев у нас не было никакого уговора. И правильно, что Садок в последний момент посоветовал задержать их здесь, чтобы вы не замышляли бунта против меня. Теперь твои военачальники вольны и пускай убираются на все четыре стороны, а первенцы останутся здесь.

— Мы дали слово, что никогда не нападем на твое царство, поэтому все твои опасения беспочвенны. Вдобавок к этому тебе известно, что я связан словом, данным отцу и его я не нарушу никогда.

— А если с тобой что-то случится, они забудут данное ими слово и нападут на нас! Твои военачальники долгие годы руководили воинами, и многие из них могут поддержать бунт и перейти на их сторону.

— Я и мои братья по ордену — единое целое. Мое слово — это наше слово. Будь уверен, что до конца дней ни один из них не нападет на Урушалем, основанный отцом. Это дань уважения не как тебе лично, а памяти отца, а это я и мои братья чтим свято.

Властитель задумчиво смотрел на Мариадона.

— Поэтому отпусти первенцев, и мы отправимся в новые земли. Ты больше никогда не услышишь о нас. Подумай до завтрашнего утра.

— Я отпущу их после того как ты скажешь тайное слово, в обратном случае они никогда не покинут границы Урушалемского царства, — строго произнес правитель.

— Этому не бывать. Я не смогу передать тебе слово, даже если прикажете лишить меня жизни.

Поняв, что шантаж с первенцами не удался, и Мариадон настроен решительно, Соломон сбавил тон и спокойно изрек: