Люба не выдержала и рассмеялась. Повернулась к нему лицом и вдруг прижалась крепко, закинула ногу на его бедро, Ник довольно выдохнул.


— Самойлов, ты мертвого растормошишь и уговоришь.


— Не-не, некрофилия — не мой конек.


— Ой, лучше молчи!


— Молчу…


Она просыпается от того, что большие твердые ладони оглаживают ее — уверенно, по-хозяйски. И тело уже подло реагирует на эти прикосновения. Но… кромешная же темнота вокруг!


— Коля, сколько времени? — голос спросонья немного хриплый.


— Не знаю… — к ладоням присоединятся губы, Люба совершенно непроизвольно выгибается навстречу.


— Коля! Сколько времени?!


— Ну… — отрывается от нее со вздохом, — скоро шесть.


— Шесть утра?! Коля, сегодня суббота! Нормальные люди используют субботу, чтобы выспаться! А ты будишь меня в шесть утра!


— Я пить захотел, встал и…


— И встал, видимо, не только ты один!


— Угу, — его ладони снова приходят в движение.


— Коля… Давай выспимся как белые люди… А потом…


— Вот именно — потом и выспимся.


— Ты — чудовище! Мой ночной кошмар, который не дает мне спать по ночам.


Его ладонь без предупреждения оказывается между ее бедер.


— Ты же хочешь…


— Все-то ты знаешь, — тело предает ее окончательно.


— Именно так, — он начинает двигать пальцами. — Так. Вот тааак…


Она ненавидит и боится, когда он такой. Не его ненавидит и боится — саму ситуацию. Когда он приходит домой такой. Когда отказывается ужинать. Сразу в душ, а потом ложится на кровать лицом в стену. Она знает — устал. Она понимает — лучше не трогать. Сидит полчаса на кухне с планшетом. Но… но нельзя же так! Невозможно делать вид, что ничего не происходит!


Проходит в комнату и, не дав себе времени на раздумья, ложится рядом, обнимает за широкую спину, прижимается щекой. Ник вздыхает.


— Я понимаю… Ты устал. Ты, наверное, хочешь побыть один. Чтобы тебя никто не трогал. Что-то случилось, да?


— Люба…


— Можешь не рассказывать, если не хочешь. Но я не могу делать вид, что ничего не происходит! Я не могу заниматься своими делами, когда ты лежишь вот так — отвернувшись к стене! Мне кажется, что я могу что-то сделать… как-то помочь. Я не могу ничего не делать, когда ты такой, понимаешь?!


Он молчит. Молчит так долго и обидно.


— Ладно, — она со вздохом разжимает руки. — Тебе надо побыть одному, я поняла.


Совсем отстраниться Люба не успевает — Ник поворачивается и уже сам обнимает ее, утыкается губами в макушку. Снова молчит. Но потом все же нарушает тишину.


— Люб… да ничего особенного не случилось. Просто… у меня бывает так иногда… реально кончаюсь. Физически. Эмоционально. Прости. Это пройдет.


— Перестань. Я понимаю. У тебя непростая работа.


— Правда. Но я ее выбрал сам. А ты выбрала меня. И я люблю тебя. Я, правда, сейчас очень устал. Но ты не обязана прыгать вокруг меня, подстраиваться под мое настроение. И если ты…


— Ник!


— Если ты чего-то хочешь, — продолжает он упрямо, — скажи мне. Только скажи прямо — я сейчас просто не в состоянии гадать.


Она выдыхает ему тепло в шею. И, после паузы, тихо:


— Единственное, чего я хочу — чтобы тебе было хорошо.


— Мне уже хорошо.


— Угу, прямо невооруженным взглядом заметно, — она поднимается на локте, смотрит внимательно и вдруг начинает покрывать мелкими, легкими поцелуями его лицо — упрямый подбородок, скула, темно-рыжая бровь, лоб. И шепчет между поцелуями:


— Хочу, чтобы тебе было хорошо, любимый мой, хороший мой. Хочу. Хочу, чтобы тебе было хорошо. Чтобы ты забыл про плохое и тяжелое. Хочу. Все будет хорошо, поверь мне. Люблю тебя.


А потом их губы встречаются и…


— Не надо… — как только они отрываются друг от друга. — Ты устал. Просто полежи, а я поглажу тебя по голове. Вот так. Вот так.


— Хочу тебя. Пожалуйста…


— Точно?


— Точно, — кивает он. — Только можно… я буду сегодня снизу?


Люба мгновенно понимает, о чем он. И не думает отказывать.


Она выполняет его работу, то, что обычно делает он. Целует, ласкает, возбуждает, заводит его. Раздевает. И не только раздевает — одевает тоже. В первый раз он отдает всю инициативу в ее руки. Лишь вздрагивает от ее немного неумелого обращения с изделием из латекса. Но со второй попытки у Любы получается справиться. Опускается на Ника, ложится сверху. Целует его лицо, обнимает руками и не только — всем телом обнимает, согревает, дарит тепло и нежность, двигаясь неторопливо. Давая ему возможность сейчас просто наслаждаться и быть любимым.


В конце концов, Звероящер в Нике проснулся. И Люба оказалась на спине, под ним. Но это ни ее, ни его нисколько не расстроило.


— Спасибо, — тихо ей на ухо.


— За такое не благодарят, дурачок. Ты аппетит не нагулял? — она гладит его по затылку.


— В общем-то, да. Я бы съел чего-нибудь.


— Ладно, иди в душ, а я пока на стол накрою.


— Любава, — он перехватывает ее руку, целует в ладонь. — Я… я не часто буду такой. Правда. Когда со мной надо вот так… нянчиться. И ты не обязана…


— Самойлов, иногда тебе лучше есть, чем говорить. Все, марш в душ!


— Ник, я сегодня задержусь, не теряй меня.


— Ты к родителям?


— Нет, у меня встреча с Егором.


— Я тебя встречу.


— Коля! Я не маленькая. К восьми буду дома.


— Я тебя встречу.


Когда он говорит таким тоном, спорить с ним бесполезно. Он на каждый ее аргумент будет повторять одно: «Я тебя встречу». Упрямый и чертовски ревнивый.


— Хорошо, — со вздохом соглашается она.


— В полвосьмого возле мастерской.


— Ну, все, Егорик, я побежала.


— Куда так торопишься? Давай, чаем на дорогу угощу?


— Не могу. Меня ждут.


— Кто ждет? Твой Отелло?


— Он самый.


— Да познакомь меня уже с ним. Я твоего Николая понимаю, конечно, сам бы на его месте был бы начеку…


— Егор!


— Ну, надо же ему объяснить, что уж с моей-то стороны он может подвоха не ждать. Чтобы зря нервы не трепал.


— Тут я согласна. Пойдем, выйдешь меня проводить, заодно и с Ником познакомлю.


— Знакомьтесь, Николай, Егор.


— Рад знакомству. Давно хотел… — Егор протянул руку и осекся на половине фразы.


— И тут Штирлиц понял, что явка провалена, — после паузы хмыкнул Ник.


— И тут Беркович понял, что полгода назад был в шаге от крупных неприятностей для своего здоровья, — в тон ему ответил Егор.


— Ребята… — Люба растеряна. — А что происходит?…


— Все в порядке, солнышко! — Ник деланно бодр. — Егор, рад знакомству! — крепко жмет руку Берковичу. — Извини, торопимся страшно, в другой раз пообщаемся.


— Коля?!


— Пойдем, пойдем. Все по дороге объясню!


Егор с улыбкой смотрит вслед удаляющейся и бурно жестикулирующей парочке. Метров через двадцать они останавливаются и начинают целоваться — точнее, Он целует Ее, сломив легкое сопротивление. Завидовать чужому счастью нехорошо, но сейчас Егор все-таки немного завидует.


Она ждет его возле работы — освободилась раньше и решила заехать. Конец марта — сырого и ветреного. Вспоминает, как вот так же приезжала тогда к нему — извиняться, примерно год назад. Сколько изменилось за этот год…


— А это у нас Люба, никак? — из состояния задумчивости ее выводит женский голос.


Оборачивается. Секундное замешательство, но имя вспоминает.


— Здравствуйте, Нина Гавриловна.


— Здравствуй, касатка. Николая ждешь?


— Его.


— То-то я смотрю, Николай Глебович как на иголках, а Владимир Алексеевич ему все какие-то поручения да наставления, и все никак остановиться не может.


— Ничего страшного, — улыбается Люба. — Я подожду.


Медсестра смотрит на нее внимательно. А потом вдруг произносит неожиданное:


— Ты береги его, голубка. Такой парень — один на тысячу, уж не знаю, понимаешь ли ты свое счастье. А как любит-то тебя. Дороже такого ничего не бывает — поверь мне.

Люба помедлила с ответом. Не сказала первое, что пришло в голову — ведь Нику с этой женщиной работать. И потом — права она, если рассуждать здраво, и Люба с ней согласна. Ну, просто есть такие люди: хлебом их не корми, дай в чужие дела повмешиваться.


— Буду беречь, — Любе даже удается мило улыбнуться.


— Ну, надо же, — качает головой Нина Гавриловна. — Все есть — и краса, и голова, и сердце. Нашел Николай невесту под стать себе.