— Подожди, ты же только что, буквально пять минут назад, утверждал обратное?!


— Угу, — совершенно невозмутимо согласился Ник.


— Зачем ты сначала говоришь одно, а потом — другое?!


— Чтобы тебя послушать.


Люба не сразу нашлась, что сказать.


— В смысле?


— Ну, тебя очень интересно слушать. Ты в этом действительно разбираешься. Я много нового узнал. Спасибо.


Люба недоверчиво смотрит на него. Нет, комплиментами она была избалована, это правда. Больше, все же, комплиментами внешности, конечно. Но и ее умственным способностям тоже льстили. Именно благодаря своему уму Люба прекрасно знала цену этим комплиментам. Угу, ты такая умная, но сиськи у тебя лучше. И я скажу тебе все, что угодно, лишь бы ты мне дала. Да, именно так это все и обстоит, она действительно достаточно умна, чтобы понимать, что на самом деле стоит за реверансам в сторону ее интеллекта. Но не в этот раз. Нику нет никакой необходимости задабривать ее всеми возможными способами, лишь бы затащить в постель. Он уже все это получил. И от этого его слова были неожиданно очень приятными. Искренними.


— Люб, — прервал он ее размышления, похоже, совершенно не понявший, что только что сделал ей очень удачный комплимент и заработал пару бонусных баллов, — я все спросить хочу. А ты почему до сих пор права не получила? Удобно же? Да и машину вы в состоянии купить.


— Лень, — пожала она плечами. — И потом, всегда есть, кому меня возить.


Что-то неуловимо изменилось в его лице, появилась какая-то жесткость в губах.


— Угу. Я так и понял.


А ей стало вдруг очень стыдно за свой ответ. Чего выпендривается? И, главное, перед кем?


— Ник, — берет его под руку. И это почему-то очень приятно делать. — Поехали к нам? Чаю попьем. Поговорим.


— Чаю попьем? — у него удивленный вид. А в глазах…


— В нормальном смысле чаю! — она усмехается. — Папа сегодня шарлотку обещал к ужину.


— А… шарлотка… Шарлотка — это хорошо. Особенно в исполнении твоего отца. Ну, поехали. Если ты не стесняешься.


— Чего мне стесняться?!


— Ну… меня. Тебе же придется объяснять, где мы были. И почему я с тобой. А я же…


— Коля… — она смотрит на него с изумлением. И еще что-то там прячется под изумлением — от его искреннего тона и немного расстроенного вида. — Ты дурак. Вот дурак, честное слово!


— Угу. Ты уже говорила.


— Поехали! Я проголодалась.


— Я тоже. Ты же не дала мне попкорн купить.


— Николай! Вот это сюрприз! Редкий ты у нас гость, — Любин отец с искренним удовольствием протягивает Нику руку. А тому как-то вдруг становится немного неловко отвечать на рукопожатие.


— Добрый вечер, Стас Саныч.


— Какими судьбами?


— Мы в кино были, — отвечает за Ника Люба. — Теперь пришли шарлотку дегустировать. Ты приготовил, как обещал, пап?


— Конечно, — отвечает Соловьев-старший, обменявшись с супругой удивленными взглядами. — Мойте руки и проходите на кухню.


После чая с на самом деле вкусной шарлоткой они уединились в Любиной комнате. Там она устроилась на кровати, а Ник прошелся до окна, обернулся.


— Слушай, а ты помнишь… По-моему, это было лет в шестнадцать… Тебе тогда какого-то черта взбрело в голову пригласить меня на свой день рождения.


— На наш день рождения, — с усмешкой поправляет Люба. — Да, точно, помню. Одноклассница попросила.


— Да? А зачем?


— Понравился ты ей. Увидела у нас в альбоме на какой-то фотке и ныла — познакомь, познакомь… Не помнишь Марину?


— Помню, — улыбнулся он. — Так вот в чем дело было…


— Ну и что — было у вас что-нибудь потом?


— Неа, — он сел на кровать рядом. — Что-то я тогда застеснялся. Молодой был…


— Ты умеешь стесняться? Не верю! — рассмеялась Люба.


— Правильно делаешь. Сейчас не умею. А в шестнадцать умел.


— Эк тебя жизнь потрепала.


— Угу.


— Коля, только без глупостей!


— Каких это? — он невинно округлил глаза.


— Будто я не вижу, куда ты смотришь!


Он усмехнулся без капли смущения.


— А зачем там такой вырез, если смотреть нельзя? И потом — что, ты тут никакими глупостями не занималась, в этой комнате?


— А то ты не знаешь, что нет! — сказала и тут же покраснела. Чего-то ей пока не хватает, чтобы играть с Ником в одной лиге. Впрочем, он с ответом не торопился, будто тоже смутившись.


— Знаю, — ответил негромко. — Ну, просто можно же… ну, поцеловаться, пообжиматься, потискаться… Неужели не приводила сюда мальчишек?


— Нет, — ради разнообразия она решила гордо задрать нос. — А ты, что, водил к себе?


— А то!


— Ну и как? Что — и не застукали ни разу?


— Почему же, — Ник совершенно плутовски усмехнулся. — Палился пару раз. Один раз совсем по-крупному. После того случая и завязал с этим делом. Ну, массово, по крайней мере.


— Да ну?


— Угу. Это хорошо еще, что меня со спущенными штанами батя застукал, а не мать.


— Ну, просто герой-любовник, — рассмеялась Люба. А потом вдруг перестала смеяться под его пристальным взглядом. — Коля, только без глупостей, — повторила она, но без прежней убежденности.


— А я не могу без глупостей, — шепнул он ей. И в следующую секунду она уже оказалась верхом на его коленях.


Жадное соприкосновение истосковавшихся губ. Руки его мгновенно пробрались под ее трикотажную кофточку, он резко сдернул чашечки бюстгальтера вниз… Она не выдержала и застонала на сжимающее прикосновение его пальцев.


— Тихо! — приглушенно, но требовательно рыкнул он ей в губы. А потом и вовсе для надежности снова заткнул рот поцелуем.


Ей же было плевать на все. На то, что там за дверью родители, которые могут зайти в любой момент. На то, что это в принципе неприлично. Наверное, не стоило так затягивать с вступлением в нормальную половую жизнь. Потому что сейчас ей с непривычки просто сносит крышу. Но к этим выводам она пришла уже после, лежа вечером в постели. А в данный момент просто наслаждалась — тем, как он целовал ее, что делали его бесстыжие пальцы под ее одеждой… И пофигу на все!


Спустя какое-то время правая рука его опустилась вниз. С пуговицей он справился легко, застежка уже поддалась сложнее. А вот засунуть свою здоровенную лапищу в развал молнии на ее узких обтягивающих джинсах у него не получилось.


— Люба, привстань, — прохрипел он. Она послушно приподнялась, и его ладонь не без труда скользнула внутрь, сразу под трусики, и потом дальше, туда, где совсем влажно уже… Люба сдавленно охнула.


— Тише, тише… — он снова был вынужден применить заглушающий поцелуй. — Не шуми, малыш… Вот так… Вот так…


Она тяжело дышит в такт движениям его пальцев. Потом не может удержаться — начинает тихонько раскачиваться, подаваясь навстречу его ладони. Теперь уже его очередь стонать вперемежку с чем-то нецензурным. А ее очередь затыкать ему рот поцелуем. Это просто какое-то безумие, ненормальное, неконтролируемое, невозможное…


Где-то совсем рядом, за дверью, рассмеялся отец, что-то сказал маме, она ему ответила. Ник резко дернул руку из ее джинсов, и они отскочили друг от друга как два бильярдных шара после соударения — Люба к окну, Ник инстинктивно рванул к двери — припереть плечом, если что, дать ей время привести одежду в порядок. Чем Люба и занялась поспешно. И все равно, несмотря на быстро застегнутые джинсы, вид у нее такой, что сразу понятно, чем она только что занималась. Но в комнату, на их счастье, никто не зашел.


— Люб… — он шагнул к ней.


— Не подходи ко мне!


— Прости меня. Я дурак.


— Еще какой!


— Черт!.. — выдохнул он. Привычно попытался провести ладонью по волосам, а вместо этого вдруг недоуменно уставился на собственную руку. Пальцы влажно блестели, а на тыльной стороне ладони вспухла пара широких царапин.


— Коля, что это?!


— О молнию твою поцарапался.


Они какое-то время молча смотрели друг другу в глаза. Потом первая нервно усмехнулась она. Потом улыбнулся Ник. А потом они рассмеялись оба.


— Слушай, правда, извини меня. Я…


— Ладно тебе, — она водворяет на место сползшую лямку бюстгальтера. — Можно подумать, я сопротивлялась и отбивалась. Но больше так не делай!


— Не буду, — покорно соглашается он. А потом, со вздохом: — Слушай, поеду-ка я, наверное, домой. От греха… подальше. Да и поздно уже, мне до дому час добираться. А завтра рано на работу вставать.


— Хорошо.


— Завтра созвонимся?


— Договорились.


А потом она стоит у окна, прижавшись лбом к стеклу, и смотрит, как он идет по двору — под легким, начавшимся недавно снегом. Руки в карманах пуховика, широкие шаги. И какое-то странное тоскливое чувство внутри в ответ на его удаляющуюся в темноту фигуру.