— И что с того? — фыркнул Марти. — Ты не знаешь, как еще поддержать разговор?

— Мне нравится их лидер, — ответила девушка. — Клифф, если не ошибаюсь. У него еще такие косички на голове. Он просто супер!

Все женщины в комнате шумно выразили свое одобрение. Я сам видел этого Клиффа на дереве — тощего, с претензией на оригинальность, в том числе и косичками, — но мне и в голову не могло прийти, что он имеет успех у женщин.

— Вот кого вам надо пригласить на шоу, — торжествующе сказала гримерша, припудривая Марти пуховкой. — Он намного интереснее, чем какая-нибудь старая суперзвезда с пересаженными волосами и очередной дежурной пошлостью наготове.

— Клифф — это неплохая идея, — сказал я. — Но я не знаю, как его достать. Хотя это должно быть не так сложно, как с Клингом Иствудом.

— У меня есть номер его мобильника, — раз- дат и робкий женский голос из глубины гримерной. Если, конечно, это вам поможет.

Мы все обернулись.

Это была худенькая рыжеволосая девушка, возможно, ирландка, такая бледная, что, казалось, никогда не видела солнца. Ей было лет двадцать с небольшим (можно было предположить, что она недавно окончила университет), но на ее лице красовались веснушки, как у девочки-подростка. Я никогда раньше ее не видел.

— Сибхан Кемп, — покраснев, представилась она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я новый помощник продюсера. Ну, так что, позвоним Клиффу?

Марти взглянул на меня. Я понял, что ему понравилась идея. Мне тоже. Потому что, как и все телевизионщики, мы больше всего на свете ценили подлинность везде и во всем. Разумеется, если не считать высокооктановой знаменитости. Ее мы ценили превыше всего.

Нам до смерти надоели молодые звезды, проталкивающие свои говенные фильмы. Мы истосковались по настоящим людям с настоящей жизнью и настоящими сюжетами: заметьте, сюжетами, а не анекдотами. Они давали нам прекрасный телепродукт по удивительно низкой цене. Мы же взамен предлагали им психотерапию — возможность свалить все свои проблемы на миллион телезрительских ковров.

Разумеется, если бы Джек Николсон вдруг позвонил и попросил разрешения появиться на нашей передаче, мы бы немедленно вызвали охранника, чтобы выпроводить всех настоящих людей из здания. Но Джек почему-то не звонил. Видимо, в наши дни слишком мало осталось знаменитостей, которых можно просто так взять и выцепить.

Итак, мы благоговели перед настоящими людьми, страстно стремящимися к чему-либо, настоящими людьми, которые заняты не только своей карьерой. А человек, приковавший себя к дереву и отбивающийся от полицейских собак, пытающихся тяпнуть его за яйца, — так где же еще найдешь кого-нибудь более настоящего?

— Откуда ты его знаешь? — поинтересовался я.

— Я раньше с ним встречалась, — ответила она.

Мы с Марти переглянулись. На нас это произвело впечатление. Значит, эта Сибхан — тоже настоящий человек.

— Из этого ничего толком не получилось, — продолжила она. — Довольно тяжело, когда твой парень столько времени проводит на дереве. Но мы остались друзьями, и я восхищаюсь им: он действительно верит в то, что делает. Он считает, что система жизнеобеспечения планеты и так на пределе, а политики только и делают, что распространяются на экологические темы. Он думает, что человек должен оставлять на земле лишь следы своих ног, а получать от земли только впечатления и воспоминания.

Блестяще, черт бы его подрал, — сказал Марти. — Кто его агент?

* * *

Я сидел наверху, на галерее, и пялился на дюжину экранов, показывавших в пяти различных ракурсах, как Марти берет интервью у человека, хвалившегося, будто может надуть презерватив, натянутый на его голову, — ему это действительно неплохо удавалось, — и вдруг почувствовал, что кто- то подошел сзади.

Это была Сибхан, она улыбалась, как ребенок, который в первый свой день в новой школе неожиданно понял, что все у него будет в порядке.

В темноте галереи ее лицо освещали укрепленные на стене мониторы. Это самые обыкновенные телевизоры, но мы называем их мониторами. Благодаря им у режиссера есть возможность выбрать нужный ракурс для передачи. Они показывают не только то, что выходит в эфир, но и то, что могло бы выйти. Сибхан улыбалась. У нее была очаровательная улыбка.

— Я думал, что этот Клифф не дает интервью, — начал я. — Тем более после того, как его высмеяли в воскресной газете. Они написали, что он делает все это только ради славы и популярности среди девчонок-хиппи. — Тут я вспомнил, что Сибхан с ним встречалась, и поспешил добавить: — Извини, я не хотел тебя обидеть.

— А я и не обиделась, — ответила она. — Все правильно, но на этот раз он, возможно, согласится.

— Почему? Из-за тебя?

— Нет, — рассмеялась она, — потому что ему нравится Марти. Он считает, что Марти не принадлежит к телевизионному истеблишменту.

Я поглядел, как Марти на мониторе чуть не подавился от хохота, когда презерватив взорвался у парня на голове. Уж если кто и принадлежит к истеблишменту, так это именно Марти. И если бы ему так сказали, он счел бы это комплиментом.

— И главное, — сказала Сибхан, — потому что мы выходим в прямом эфире.

Действительно, мы были чуть ли не последним живым шоу на телевидении. Большинство передач шло «как бы в прямом эфире», они подделывали возбуждение живого телевидения, подстраховываясь записью. Гнусная ложь, фальшивка!

Но «Шоу Марти Манна» не было фальшивкой. Если вы смотрите на парня с презервативом на голове, то можете быть уверены, что презерватив надувают именно в этот момент.

— Борцы за экологию считают, — продолжала Сибхан, — что единственное место в средствах массовой информации, где ист цензуры, — это прямой эфир на телевидении. Можно задать один вопрос?

— Валяй.

— Это твоя «Эм-Джи-Эф» на стоянке? Такая красная.

«Ну вот, начинается, — подумал я. — Сейчас она прочтет лекцию о том, как машины портят воздух и пробивают дырки в озоновом слое». Порой современная молодежь приводит меня в отчаяние. Они, кажется, ни о чем больше не думают, кроме как о будущем планеты.

— Да, моя, — насторожился я.

Классная машина.

* * *

Когда я вернулся домой, они уже спали. Я почистил зубы и разделся в темноте, слушая, как моя жена ровно и тихо дышит во сне.

Этот звук всегда пробуждал во мне невыразимую нежность. Только во сне Джина казалась уязвимой, и я мог обманывать себя, что она нуждается в моей защите. Она встрепенулась, когда я забрался в кровать и обнял ее.

— Хорошее сегодня было шоу, — пробормотала она.

Она была теплой и сонной, и я любил ее такой. Она лежала ко мне спиной — она всегда так спала-и теперь вздохнула, когда я прижался к ней, поцеловал в шею и провел рукой по ее длиннющей ноге. Именно эти ноги шокировали меня, когда я впервые увидел ее. Впрочем, они и до сих пор действовали на меня так же.

— Джина… Моя Джина.

— Гарри, — тихо отозвалась она, — ты ведь не хочешь, правда? — Она нежно потрепала меня рукой. — Хотя, возможно, и хочешь.

— Ты такая чудесная…

— А ты все еще довольно резвый, — рассмеялась она, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня своими все еще полузакрытыми сонными глазами. — Я имею в виду для мужчины твоего-то возраста.

Джина села на кровати, стянула через голову футболку и швырнула ее на пол. Потом провела р/- кой по волосам и улыбнулась мне. Ее прекрасное стройное тело освещал свет фонаря, просачивавшийся сквозь шторы. В нашей комнате никогда не было по-настоящему темно.

— Ты все еще меня хочешь? — спросила она. — Даже спустя столько лет?

Я, наверное, кивнул. Наши губы вот-вот должны были встретиться, но в этот момент заплакал Пэт. Мы переглянулись. Джина улыбнулась. Я — нет.

— Пойду принесу его, — сказала она, а я шлепнулся обратно на подушку.

Она вернулась в спальню с Пэтом на руках. Он тяжело дышал и в слезах пытался пересказать свой кошмар, что-то про гигантских монстров, — а Джина успокаивала его, укладывая в кровать между нами. Как обычно, едва попав в нашу теплую постель, он тут же успокоился.

— Повернитесь на бочок и спите рядышком так, как спят две ложечки в буфете, — ласково приказала нам Джина.

Мы с Пэтом послушно перевернулись на бок, его теплые маленькие ножки в байковой пижаме уткнулись в мою спину. Я слышал, как он шмыгал носом, но теперь все было в порядке. Джина обхватила нас обоих длинной топкой рукой и прильнула к Пэту.

— А теперь спать, — прошептала она. — Все будет хорошо.

Я закрыл глаза, мальчик лежал между нами, и, засыпая, я спрашивал себя, кому Джипа это говорила: мне, Пэту или нам обоим сразу.

— Нет никаких монстров, — авторитетно подытожила она, и мы послушно заснули в ее объятиях.

4

Нельзя сказать, что тридцатилетие Джины прошло совершенно безболезненно.

Отец позвонил, чтобы поздравить ее с днем рождения, уже под вечер, и потому всю первую половину дня она провела в раздумьях, позвонит ли этот никудышный старый мерзавец или нет.

Двадцать пять лет назад, незадолго до того, как Джина пошла в школу, Гленн (ее папаша все время настаивал, чтобы все называли его именно так, особенно его собственные дети) бросил семью, мечтая о карьере рок-музыканта. И хотя он уже пару веков простоял за прилавком магазина музыкальных инструментов на Денмарк-стрит и его мечты о славе поизносились, а хипповские патлы поредели, Гленн все еще считал, что он вольный дух, который вправе забывать или вспоминать о днях рождения в зависимости от того, когда ему это захочется.

В музыкальном отношении Гленну так ничего толком и не удалось. Была одна группа со скромным контрактом на запись и один хитовый сингл. Возможно, вы заметили его, когда он играл на бас-гитаре в передаче «Лучшие из лучших».