— Итак, чем ты занимаешься? — поинтересовалась Соня.

— Я работаю оператором на телефоне. — С притворным любопытством Анна взяла в руки роман Тургенева, лежащий на журнальном столике. — На «Радио-Централ». Отвечаю на телефонные звонки. Меня только что перевели из «Часа Джимми Сэлада» в программу Пэмми Ловенталь «SOS!». Мне кажется, там будет намного интереснее.

«Скоро я тоже смогу похвастаться такой библиотекой», — ухмыляясь, подумала Анна. Библиотека состояла почти сплошь из классики. Если и попадались тут современные романы, то они лежали на полках, уставленных компакт-дисками. Были здесь даже труды по философии. Жизнь Сони проходила на мягких уютных диванах и под звуки оперной музыки. Совсем немного времени — и все это будет принадлежать ей, Анне. Через несколько минут она будет снимать здесь не просто комнату, но и все содержимое этой квартиры.

— А где ты живешь сейчас?

— На Финчли-роуд, в северной части города.

— Финчли-роуд?

— Да, но в том конце, где Свисс-Коттедж.

— Свисс-Коттедж? — произнесла Соня, и тут зазвонил телефон.

«Она что, неправильно меня поняла?» — подумала Анна.

— Ой… Извини, я на минутку.

— Конечно, пожалуйста.

Соня отошла к телефону, а Анна краем глаза уловила свое отражение в большом зеркале, которое, казалось, все это время внимательно наблюдало за ней из правого угла комнаты. И зачем только она надела эти штаны в «армейском» стиле? К тому же невооруженным глазом видно, что сегодня она их надела в первый раз. Она присела, но, не удержавшись, встала опять, чтобы еще раз посмотреться в зеркало. Она никогда не доверяла своему отражению, на каждой фотографии она выглядела по-разному. Хорошенькая ли она? Или дурнушка? Плакать ей или, напротив, гордиться? Этого Анна никак не могла для себя решить. Самооценка ее вечно колебалась, наподобие курса бразильского реала, — то поднималась, то резко падала. В глубине души она была уверена в своей привлекательности. Впрочем, как и любая другая женщина. Именно это и двигало ею, когда она бродила от одной витрины с косметикой к другой. На самом дне этих карих глаз, обыкновенных, маленьких, где-то под копной рыжих волос таилась необычайная привлекательность. Надо просто подобрать правильный оттенок губной помады, подходящий под цвет кожи, идеально сидящие на ногах брюки и обогащенный витаминами шампунь для своего типа волос. И тогда, как по мановению волшебной палочки, Анна за одну ночь превратится из лягушки в царевну.

В настоящее время Анна считала, что выглядит выше среднего уровня. Последние десять лет она занималась собственными тайными исследованиями в лондонском метро и, изучив достаточно большое количество типичных представительниц прекрасного пола, пришла к выводу, что ее собственный рейтинг составляет 60 %. Каждые шесть из десяти женщин были еще невзрачнее Анны, и всего лишь четыре (что и составляет 40 %, то есть меньше половины) — красивее. Конечно, бывали дни, когда Анна Поттер выглядела жутко уставшей, ее волосы тускнели и висели сосульками, а поры ее кожи словно вбирали в себя всю пыль и грязь лондонского метро. В такие дни почти все женщины в метро казались красавицами. Она чувствовала себя среди них изгоем и так низко падала в собственных глазах, что могла позволить себе спокойно позавтракать в вагоне поезда и оставить после себя кучу мусора. В такие дни Анна делала перерыв в своих исследованиях. В такие дни она считала, что объект еще не готов к изучению. И наоборот, случались дни, когда Анна насчитывала больше пятидесяти женщин, прежде чем встречала такую же симпатичную, как она сама. В такие дни у нее был великолепный маникюр — ногти на изящных пальцах аккуратные, красивый лак Она презирала тех женщин, которые позволяли себе это непотребное действо — есть на людях, оставляя после себя горы мусора. В такие дни Анна чувствовала, что еще чего-то стоит.

— Извини, что заставила ждать, — сказала Соня, возвращаясь в гостиную.

— Ничего страшного, — ответила Анна. Образовалась пауза.

— Давай я покажу тебе квартиру, — предложила Соня.

Сначала они отправились во вторую спальню, бегло осмотрев по пути Сонину, одетую в хлопок и кашемир, сияющую чистотой. Здесь царил безупречный порядок — ни тебе неубранных постелей с бугрящимся стеганым одеялом, ни тебе трусиков, розовыми язычками торчащих из ящиков комода.

Комната, которую предполагала снять Анна, оказалась в белых и желтых тонах. Из мебели там были только кресло, кровать да темно-коричневый гардероб.

— Мне очень нравится. Правда, очень милая комната. И гардероб такой большой. О, там даже есть полки под обувь. У меня никогда не было специальных обувных полок.

Соня окинула взглядом ее одежду — по мнению самой Анны, слишком неказистую. Они заглянули в ванную. К удивлению Анны, здесь совсем ничем не пахло, даже освежителем воздуха или дорогими пенами для ванн, гелями для душа и прочей косметикой. Может быть, это потому, что (как быстро пояснила Соня) туалет находился в соседней комнате, где не было ничего кроме обычной туалетной бумаги — в отличие от туалета Анны, напичканного всяким дешевым хламом вульгарного ярко-розового цвета. Весь туалет просматривался в огромном зеркале, из которого на Анну глянуло собственное отражение. Она не могла удержаться от того, чтобы не заглянуть в шкафчик в ванной, оценить его содержимое. Такой же шкафчик был у нее дома, и он мог многое рассказать о жизни своих хозяев. Не соседка Мирна хранила там кучу всяких медикаментов, а Анна — такое же количество дневных кремов, проверенных в клинических условиях.

— Там есть место?.. Можно я посмотрю? — попросила Анна.

— Да, конечно, смотри.

В шкафчике Анна увидела только четыре вещи отнюдь не престижных торговых марок, купленные в обычном супермаркете. В эту минуту она поняла, что по возвращении домой первым делом выбросит из своей ванной весь ненужный хлам и оставит только зубную пасту, зубную щетку, зубочистку-нить, мыло без запаха, дезодорант и белоснежное махровое полотенце (если у нее, конечно, еще найдется настоящее махровое полотенце). А еще она обязательно начнет регулярно пользоваться зубочисткой-ниточкой.

В прихожей был встроенный шкаф для щеток и швабр, в котором действительно оказались именно щетки и швабры, а не старая одежда, широкополые шляпы, бесполезные рождественские подарки и никуда не годные вещи, купленные на распродажах. Анна так надеялась найти там хоть что-нибудь, напоминающее ее собственный шкаф, чтобы эта прихожая превратилась в «прихожую Анны», но даже шнур Сониного пылесоса был аккуратно свернут. День и ночь по сравнению с тем, что творилось в квартире у Анны. Ее пылесос «Хувер» валялся без дела под телевизором, а шнур разлегся вокруг него, словно змея. Приходящая уборщица Анны не прикасалась к «Хуверу» месяцами. Она жаловалась, что от поднимаемой им пыли у нее начинаются приступы астмы. А когда они принимали ее на работу, она поставила условие, что не будет собирать валяющиеся на полу грязные чулки и прочее нижнее белье. «Это не страшно, у нас нет грязных чулок», — ляпнула тогда Анна. У Анны язык не повернулся бы просить постороннего человека о таких пустяках. Тем более что эта женщина, как сказала Мирна, и так натерпелась в своей жизни: ей удалось бежать из Судана, где шла гражданская война, да еще и родить по пути в Великобританию. Короче говоря, у бедняжки хватало забот и помимо Анны, ее пыли и грязного белья.

Теперь Анна уже стояла в кухне и любовалась Сониной кухонной плитой.

— Плита, — показывала Соня, — посудомоечная машина, микроволновка, холодильник, ну и так далее, — закончила Соня, указав на кухонные шкафы, набитые всевозможной провизией.

— Вот это да! — восхищалась Анна, распахивая шкафы и выдвигая ящики столов. — Здесь есть все!

Она открыла дверцу холодильника. Внутри был целый продовольственный магазин. Анна скользила взглядом от полки к полке, чувствуя на лице дуновение холодного воздуха, и с наслаждением разглядывала яркие, как иллюстрации в детских книжках, упаковки. Все сверкало и притягивало взгляд: сыр «Эдем» в ярко-красной обертке, напоминающий девчурку в купальнике, мытый салат с приподнятыми юбочками зеленых листьев, куриные окорока с золотистой корочкой, помидоры, бифидо-йогурты и целая коробка зеленых бутылок с пивом. Анна с улыбкой отметила, как аккуратно разложены яйца в отведенном для них контейнере, — и вдруг поежилась от холода: она чуть не с головой залезла в холодильник, будто под холодный душ. Но вместо того, чтобы закрыть дверцу, Анна наклонилась еще ниже и открыла ящик для хранения овощей.

— Просто любопытно… — пробормотала она, вспомнив свой собственный холодильник и контейнер для овощей, где валялся всякий мусор — слетевшая с сыра полиэтиленовая пленка, обломанные ножки брокколи. Еще в незапамятные времена ко дну контейнера пристала какая-то грязь, вместе с тремя засохшими головками чеснока, совершенно сгнившими, так, что даже Мирна боялась к ним притронуться.

— Какая прелесть!.. — вырвалось у Анны, настолько сильно ее поразил аккуратно развешанный набор столовых ножей.

Ножи висели на стене в порядке их потенциальной опасности и в полной боевой готовности к кухонным баталиям. Нож для разделки мяса начинал этот парад, а нож для чистки фруктов замыкал шеренгу. А рядом с ними, на огромном пробковом стенде, висели фотографии Сониных друзей — людей поистине изысканной красоты. Если бы не Соня, Анна с удовольствием стояла бы перед стендом целый день, не в силах налюбоваться этими лицами. Обычно такие лица встречаются только в рекламе, но никак не на улицах города. Она с легкостью могла представить себе, как эти люди рекламируют по телевизору какой-нибудь соус или йогурт. Люди на снимках располагались тесными группками, как будто боялись расстаться хоть на мгновение. Ее собственные друзья, подумала Анна, никогда бы не выглядели на фотографии так сплоченно. Если собрать всех их в одном месте, то получится странное сборище абсолютно непохожих типов, где каждый сам по себе. Одни из них вели себя так, словно застряли где-то в семидесятых, без конца рассуждая о коммунизме (будто бы он все еще продолжал существовать и процветать на территории нераспавшегося Советского Союза). Другие до сих пор жили где-то в середине восьмидесятых. Они неустанно обсуждали убыточные предприятия, взлеты и падения цен на недвижимость — да так, что слушать их было противно. Интересно, а как бы смотрелась Ру на групповой фотографии? Она такая напористая. Уж она точно выделялась бы в толпе, как сельдерей в супе. Никто из ее друзей никогда даже не пытался стать душой компании.