— Не извиняйся, у тебя есть полное право горевать, — ругнулся он. И откуда-то достал белоснежный чистый платочек, протягивая мне. Я взяла его с благодарностью, Герман обнял меня за плечо и притянул к себе. Щекой я уперлась в его мягкую кожаную куртку, принимая всей душой, предложенное им утешение. — Однозначно, все будет хорошо, Брук. У тебя вся жизнь впереди и обязательно придет что-то замечательное, вот увидишь.

Мы стояли, прижавшись друг к другу, и смотрели на исчезающий из виду остров, который становился все меньше и меньше, пока паром поворачивал на юг. Я прекрасно понимала, что после работы вернусь к этому месту в океане, к парому, ровно в пять тридцать. И буду ожидать момента, когда остров снова появится на горизонте, и капитан парома повернет на север. Именно тогда я вздохну с облегчением, когда остров появится в поле моего зрения, и мое сердце начнет трепетать вновь. Это был странный ритуал, но он происходил каждый раз, когда я уезжала и возвращалась на остров Блэкстоун. Каждый раз я оставляла его с болью в сердце, но крошечный трепет, который я испытывала, когда возвращалась никогда не подводил меня. Безопасность острова была своего рода убежищем для моего беспокойного сердца.

Я наконец-то пришла в себя и вышла из состояния дзен с Германом, мои мысли были наполнены надежной о том, что он сказал… о том, что у меня будет что-то замечательное, что ждало меня впереди.

Я хотела, чтобы его слова были правдой.

Я так хотела, чтобы это было правдой.

3.

Брук

Harris & Goode были неприметными на улице Херефорд Стрит, здесь было намного тише, не было такого количества пешеходов, чем на улице Ньюбери Стрит. Совершенно не играло роли, что само место по себе было неприметным, поскольку здесь были клиенты, живущие по соседству и желающие нанять дизайнера, и как правило, постоянного, а не временного. Весь бизнес по дизайну интерьера строился на слухах, в основном, от завидных прежних клиентов, которые делились со своими друзьями впечатлениями, готовыми платить не малые деньги за такие услуги.

Когда мне хотелось пройтись пешком, я выходила на станции Копли и шла до Ньюбери Стрит в офис, где работала. Если погода не радовала, я ехала до станции Хайнс, потому что она была намного ближе к моему офису. Сегодня было солнечное, не дождливое осеннее утро, такую погоду я всегда ценила.

Как ни странно, но мой маленький эмоциональный срыв на пароме, сегодня утром, помог мне.

Каким-то образом.

Я позволила «своему конвою» пасть, и дала волю своей тоске, хотя бы на мгновение.

Я отдалась нахлынувшим эмоциям.

И своими слезами испугала бедного Германа.

Но мы оба это пережили, и когда шквал моей тоски прошел, я почувствовала себя намного лучше. Думаю, Герман с облегчением вздохнул и почувствовал то же самое. Поэтому мы не будем смущаться при следующей встрече, поскольку получается, что мои слезы скрепили нашу дружбу. Я подумала, что это было неплохо.

Я зашла в «Старбакс», чтобы поправить свой макияж, и что еще более важно, утолить свою кофейную зависимость, прежде чем отправиться внутрь Harris & Goode, находящихся рядом, фактически следующая дверь. Боже, мне так нравилось, что рядом с нами был «Старбакс». Один из самых приятных плюсов в моей работе. Пока я стояла в очереди в туалет, проверяла свои сообщения на телефоне. Одна из смс-ок от Мартина стала для меня полной неожиданностью. Он хотел, чтобы я поработала сегодня вечером на коктейльном приеме с шести до девяти вечера, если точнее.

Моя подработка в Jonquil Catering не относилась к самым любимым, но она оплачивалась очень прилично, особенно, когда я могла совместить ее с основной работой. Мне нравилось работать в Harris & Goode, заниматься проектированием помещений для клиентов, учитывая их видение, но я не могла свести концы с концами, на зарплату младшего дизайнера. Пока во всяком случае. Поэтому я брала подработку на выходные или вечерами, но при одном условии. Девять вечера не могло меня устроить, однозначно, и Мартин прекрасно знал об этом. Мне необходимо было где-то переночевать, поскольку последний паром уходил в 8:30 вечера, и если я не успевала на него, соответственно, оставалась в Бостоне на всю ночь. Я хотела бы переночевать у Зои, но моей подруги не было в городе, так как она поехала на свадьбу своей сестры, по крайней мере, ее еще неделю не будет в городе. И у меня не имелось сменной одежды на завтра для работы в офисе Harris & Goode, а также не было черно-белого платья для кейтеринга. Все складывалось так, что сегодня я никак не могла остаться в городе и дать согласие Мартину на сегодняшний вечер.

Я написала ему ответ: «К сожалению, не могу, Мартин. Я уже на материке и пробуду здесь весь день. Мне необходимо было заранее сообщить, чтобы я смогла где-то переночевать, а также взять одежду и т. д. Б.»

Он однозначно взбесится о моего сообщения, но что я могла поделать? Жизнь на острове создавала некоторые проблемы, и я никак не могла повлиять на расписание парома. Спроса на лодки до острова Блэкстоун в середине ночи тоже не было.

Я поправила макияж перед зеркалом в «Старбаксе» и подумала, что все нормально. Если Эдуардо не заметит, что я плакала, то я могла назвать это настоящим успехом. Прямые светлые волосы и очень светлые карие глаза (я бы сказала даже янтарные) достались мне в наследство от мамы. Нэн часто напоминала мне, что я очень похожа на нее. Мне кажется, моя мама была очень красивой, поэтому Нэн и говорила, что я вылитая мама, я чувствовала внутри какое-то тепло от этого и становилось очень хорошо.

Я со всех сторон изучающе разглядывала себя в зеркало и пришла к выводу, что выгляжу неплохо, просто немного… печальной.

Я и была печальной.

Это было не случайно, поскольку мой любимый персонаж из фильма Inside Out была Печаль, которая была необходима (являлась важной частью вашей жизни), и если вы пытались сдерживать печаль, не выпуская ее на волю, хотя бы однажды и на какое-то время, остальные части вашей личности начинали разрушаться от напора этой печали. Все это имело определенный смысл, по крайней мере, для меня. Возможно, я увижу это сегодня вечером, когда Нэн будет посещать физиотерапию.

— Доброе утро! — Эдуардо сурово начал критиковать меня в его стандартной манере, вместо приветствия. — Выглядишь сегодня очень сексуально, mi condesa. Эти сапоги просто кричат: «Возьми меня, я не могу уже больше этого выносить», знаешь ли.

Я поставила стаканчик с кофе на стойку регистрации и расстегнула пальто.

— И тебе тоже доброе утро, они не кричат ничего подобного.

— Именно кричат, дорогая. Спорим, ты даже не заметила красавчика в темных очках, который пялился на тебя, а? — Эдуардо махнул в сторону стеклянной передней двери, где стоял накаченный мужчина, и действительно, смотрел внутрь через стекло, словно слыша его слова. Шесть и два или шесть и три фута (187-190 см), с темными волосами, в милом пальто из шерсти верблюда, в дорогом сером костюме, в солнцезащитных очках, больше я ничего не смогла разглядеть через стекло. Но даже несмотря на стекло и то, что его глаза были закрыты очками, он был красив и это было очевидно. В деловом центре Бостона таких как он было достаточно, хотя... Я видела таких людей каждый день, они спешили с одного корпоративного совещания на другое, пытаясь таким образом сделать карьеру и вырваться вперед, впрочем, как и все остальные.

— Он говорит по телефону, Эдуардо, и совершенно не смотрит на меня, ты дурья башка.

— Да, говорит. Но когда ты проходила мимо, он проводил тебя глазами, милая. Ему понравилось то, что он увидел, угу, — сообщил он мне с умным видом, — и мне нравится, когда ты говоришь мне грязные английские словечки. — Я смогла удержаться от смеха, чтобы не прыснуть прямо ему в лицо. Эдуардо Рамос был хорош для моей души. Я познакомилась с ним четыре месяца назад, когда пришла работать в Harris & Goode, и мы сразу же поладили. Он знал все о моем прошлом, оказывал мне поддержку и сочувствие из-за моей ситуации. Ему нравилось, что я была англичанкой, и он постоянно называл меня condesa (по-испански графиня). В Эдуарде было нечто такое, что ты не замечаешь его эпатаж или совершенно неуместные замечания, даже сексуального характера, которые он постоянно делал на любую тему в офисе (всегда в самый неподходящий момент), поскольку эта его особенность прилагалась к пакету вместе с ним. Великолепный пуэрториканец-гей, любитель крепкого словца и совершенно очаровательный.

Я слегка покачала головой.

— Неужели Джон и Карлайл спокойно смотрят на то, что ты фантазируешь о проходящих мужчинах в то время, когда должен работать?

Он хмыкнул и нахмурился.

— Они делают то же самое, когда проходят через передние двери. Но вот он, Брук, прямо передо мной.

— И что прямо перед тобой? — я оглянулась к стеклянным дверям и заметила, что накаченный красавчик пошел дальше.

— Мужчина мечты, — мечтательно вздохнул Эдуардо. — Большой… жесткий… член… просто ушел… и так целый день, они все проходят мимо. Ay, Dios mío! — Он стал махать на свое лицо обеими руками.

Я не могла больше сдерживаться и рассмеялась вслух, иначе бы взорвалась.

— Наверное, не такой уж жесткий, как ты думаешь, если он ушел. Мне кажется, ходить с жестким членом целый день очень больно.

— Ты попала в самую точку, condesa, пожалуйста, скажи еще раз жесткий член лично для меня со своим милым акцентом.

— Нет, я не буду повторять, и перестань мне дерзить.

Эдуардо знал, что я не сердилась. Это была игра, и играли мы ради удовольствия. Джон и Карлайл, владельцы, совершенно не волновались на этот счет. Это было неотъемлемой частью работы с тремя геями, дизайнерами интерьеров. Это была их территория, и такая установка меня вполне устраивала.

$$$

— Мартин, я же уже объяснила, почему не могу обслуживать коктейльный прием. Я не живу в Бостоне. И у меня здесь нет места, чтобы переночевать, у меня нет с собой одежды, чтобы надеть завтра. Если ты хочешь, чтобы я работала в кейтеринге, то в следующий раз тебе придется сообщить мне об этом за двадцать четыре часа, а не за час.