Кэтрин Коултер - Магия лета

Допив бренди, он поспешил в свою спальню, где нашел Граньона. Камердинер казался погруженным в некую бурную деятельность. Присмотревшись, Хок так и не понял, чем конкретно тот занят.

Граньон то и дело бросал короткие взгляды в сторону соседней спальни, и это наконец возмутило Хока. Неужели во всем поместье нет человека, который был бы предан ему, а не Фрэнсис?

— Иди ложись! — приказал он.

— Ладно, милорд.

Граньон вовсе не бросился к двери и даже не пошел к ней — он пополз, как улитка, едва переставляя ноги. На пороге он обернулся, наткнулся на ледяной взгляд хозяина и с тяжким вздохом прикрыл за собой дверь.

Сгорая от нетерпения, Хок тотчас разделся, набросил халат и негромко постучал в дверь, соединяющую спальни. Его рука слегка дрожала, и это разозлило его.

Ответа на стук не последовало. В комнате Фрэнсис на столике у кровати горела единственная свеча. Это порадовало Хока: он хотел видеть ее, видеть с головы до ног.

— Фрэнсис…

Он посмотрел на постель и улыбнулся, забавляясь. Она с головой зарылась под одеяло, наверняка смущенная до последней степени и самую малость испуганная. Ничего, скоро он заставит ее преодолеть смущение! Возможно даже, он простит ей ее дурацкий маскарад.

— Фрэнсис…

Хок опустился на постель рядом с притаившейся фигурой и положил руку на то, что считал плечом. На мгновение он замер от удивления, потом сорвал с постели одеяло и бросил на пол.

— Фрэнсис! — взревел он в полную мощь легких.

Перед ним лежала все та же кукла из покрывала.

Хок бросился было к выходу, но приостановился и опустился на четвереньки, чтобы заглянуть под кровать. Никого. Даже пыли.

— Когда я найду тебя, Фрэнсис, я тебя убью! — прорычал Хок, едва сдерживаясь, чтобы снова не взреветь раненым медведем.

Куда она могла спрятаться? Он решил, что на этот раз ее номер не пройдет. Даже если придется обыскать весь Десбо-ро-Холл комната за комнатой, он сделает это! А когда он ее найдет!..

Хок схватил свечу и ринулся в коридор. С каждой новой комнатой, в которой не было и следа Фрэнсис, его гнев только возрастал.

Наконец он оказался перед комнаткой, невысокая дверь которой выходила на верхнюю площадку лестницы, ведущей в вестибюль. Хок рванул дверь и высоко поднял свечу, стараясь осветить каждый уголок.

На рулонах разноцветных материй между столами со швейными принадлежностями он увидел съежившуюся Фрэнсис. Комната для рукоделия, вот что это было! Должно быть, она и в первый раз пряталась именно здесь.

Отблеск пламени свечи отразился в ее глазах, широко раскрытых от ужаса.

— На этот раз ты довела меня до белого каления, Фрэнсис. Пеняй теперь на себя.

— Наверное, лучше мне было спрятаться на конюшне, — тупо сказала она, словно обращаясь к невидимому стороннему наблюдателю.

Но ты не додумалась до этого, — заметил Хок, несколько обескураженный ее странной реакцией.

— Я недостаточно умна, — объяснила Фрэнсис человеку-невидимке.

Хок против воли улыбнулся и на мгновение — на одно кратчайшее мгновение позволил себе поверить, что она хотела для начала поиграть с ним в прятки. Но она вдруг сказала голосом, не оставляющим сомнений:

— Подите прочь, милорд! — И его нелепая надежда рассеялась как дым.

— Ни за что!

Хок двинулся вперед. Фрэнсис спрыгнула с груды материй и укрылась за ними, прижавшись спиной к стене. Он остановился.

— Иди в постель, Фрэнсис. Немедленно!

Она с силой помотала головой. Пряди волос из распустившейся прически заметались вокруг ее бледного лица.

— Нет, — прошептала она и повторила увереннее и громче:

— Нет!

— Ты и впрямь хочешь, чтобы я потерял терпение. Не принуждай меня быть с тобой грубым, Фрэнсис.

— Я никогда и ни к чему вас не принуждала.

Она изо всех сил старалась сохранить спокойствие, напрягая воображение в поисках выхода. На одном из столов тускло поблескивали портновские ножницы в свете горящей свечи. Фрэнсис впилась в них взглядом… потом лицо ее жалобно сморщилось: у нее не было никаких шансов добраться до них. От яростного взгляда Хока в горле застрял ком.

— Ты и в прошлый раз пряталась здесь, не так ли? А тебе приходило в голову, что это акт неповиновения, который может дорого тебе стоить? Или твое упрямство застит тебе глаза?

— Я не упряма, — болезненно сглотнула она, но нервная судорога не проходила.

— Мне все равно, какая черта характера заставляет тебя быть непокорной.

Фрэнсис сообразила, что муж намеренно вызывает ее на вспышку, чтобы с чистой совестью заняться «укрощением строптивой». Она постаралась собраться с мыслями.

— Я ничего не сделала, милорд, чтобы вызвать ваш гнев. Я прошу только одного: не прикасайтесь ко мне. Я буду более чем благодарна, если вы завтра же уедете в Лондон, к своей любовнице.

— Но ты все еще не беременна, — заметил Хок вкрадчиво.

— Но не потому, что вы не старались!

Ее голос поднялся до высокой пронзительной ноты. Хок поспешил прикрыть дверь, чтобы не оповещать весь дом о подробностях происходящей конфронтации.

— Изволь-ка понизить голос, иначе мне придется вставить тебе кляп! Меня не устраивает болтовня лакеев, ясно тебе?

— Тогда уйдите!

Вместо ответа Хок окинул взглядом подходящие обрезки сукна на ближайшем столе.

— Пожалуйста, уходите… — жалобно повторила Фрэнсис, понизив голос.

— Хм… так ты все же способна на некоторое послушание? В таком случае пойдем.

Он протянул руку. Фрэнсис не шевельнулась. Ее глаза по-прежнему были полны ужаса, и это беспокоило Хока — впрочем, не настолько, чтобы уступить. Гораздо более сильным было снедавшее его чувство обманутого ожидания. Это подстегивало жестокость.

— Последнее предупреждение, Фрэнсис! — сказал он холодно.

— Животное!

— Что ж, это означает, что тебе не повезло и несчастливая судьба связала тебя с животным. Так или иначе, назад дороги нет!

Она продолжала прижиматься к стене, словно надеясь исчезнуть в ней. Хок поставил свечу на стол и направился в глубь комнаты. Фрэнсис попробовала увернуться, но на этот раз уловка не сработала. Хок поймал ее и потянул к себе. По его груди забарабанили кулаки. В ответ он так тряхнул Фрэнсис, что зубы ее клацнули.

— Прекрати сейчас же, дурочка, или я действительно вставлю тебе кляп!

Он был так взбешен, что даже не пытался справиться с собой. Только слабое отрицательное движение головы Фрэнсис остановило выполнение угрозы. Задув свечу, Хок перекинул жену через плечо и вышел из комнаты, направляясь к своей спальне.

Фрэнсис била крупная дрожь. «Интересно, от ярости или от страха ее так трясет?» — рассеянно подумал он.

Без единого слова он прошел в свою спальню, ногой захлопнул дверь и сбросил жену с плеча на кровать. Она упала на спину, громадные глаза, устремленные на него, даже не мигали. На ней по-прежнему было элегантное вечернее платье.

— Раздевайся! — бросил Хок. — И поскорее! Фрэнсис не двинулась.

— Я разорву твое платье, если ты сама не снимешь его. Она завела дрожащие руки за спину и принялась одну за другой расстегивать многочисленные пуговицы. По мнению Хока, это был слишком медленный процесс. Он рывком поставил Фрэнсис на ноги, повернул спиной к себе и в мгновение ока справился с этим. Платье соскользнуло на пол, окружив неподвижную Фрэнсис голубой шелковой волной.

— Умоляю вас… — прошептала помертвевшими губами она, — умоляю вас, погасите свечи…

— Я собираюсь рассмотреть все подробности! — отрезал Хок. — Снимай остальное!

Он отступил, давая себе большее поле зрения. Кошмар продолжался. Низкий вырез кружевной сорочки едва прикрывал грудь, тончайший муслин просвечивал почти насквозь. Фрэнсис поняла, что сейчас потеряет сознание от стыда. Она воспользовалась тем, что муж полностью отдался созерцанию, и сделала рывок в сторону канделябра, разом погасив все три свечи. Спальня погрузилась во тьму.

Хок поймал ее, когда она уже вцепилась в ручку двери.

— Вот, значит, как? — процедил он, в приступе бешеной злобы забывая даже о желании. — Помни, ты сама напросилась!

Опрокинув ее на край кровати и на этот раз прижимая левой рукой, правой он кое-как сдернул сорочку, потом подхватил Фрэнсис и с размаху швырнул ее на постель.

О том, чтобы зажечь хотя бы одну свечу, теперь не могло быть и речи: жена успела бы убежать. Что ж, на этот раз придется обойтись без света, подумал Хок мрачно.

Его дыхание участилось не то от предвкушения, не то от гнева. Поскорее стянув халат, он придавил Фрэнсис к постели всей своей тяжестью.

Ощущение горячего атласно-гладкого тела привело его в состояние, полуобморочное от желания. Полные груди часто вздымались, умопомрачительно нежные по сравнению с жесткой шерстью на его груди.

Все кончено, поняла Фрэнсис. Исчезла последняя надежда на спасение. Какой наивной дурочкой она была, считая, что удастся как-нибудь выкрутиться! Этот беспощадный самец был ее мужем, и ее страх вызывал лишь слепую ярость, нечего было и мечтать о милосердии.

— Не мучайте меня, милорд, — едва слышно попросила она. — Я не буду сопротивляться. Делайте то, что хотите, только побыстрее.

Она старалась думать о чем угодно, только не о том, что происходило сейчас с ее телом.

Если что-то могло разозлить Хока еще сильнее, то именно это. Тело под ним обмякло, точно неживое, даже прерывистого дыхания вскоре не стало слышно. В отместку он рванул ноги жены в стороны чуть ли не изо всех сил.

Однако даже в своем слепом гневе он сообразил, что не сможет войти внутрь, не повредив Фрэнсис. Даже если она и заслужила это, он не мог сознательно поступить так низко. Хок нахмурился в темноте, стараясь вспомнить, куда засунул проклятый крем.

— Не двигайся, — сказал он и отпустил Фрэнсис. Она и не собиралась двигаться. По правде сказать, она даже не заметила, когда тяжесть тела исчезла с нее. Вскоре матрац опять, прогнулся, но и это прошло мимо ее сознания. Ее ноги, инстинктивно сдвинутые, снова были разведены, и внутрь вошел палец, скользкий от крема. Дыхание, раздававшееся чуть левее и выше, стало частым и неглубоким. Это было похотливое дыхание ее мужа. Однако положение было безнадежное, поэтому Фрэнсис оцепенела.