Кэтрин Коултер - Магия лета

— Я говорю не о мужчинах, а о мальчишках и, конечно, о моем младшем брате Алексе. У мальчиков на теле волос нет.

Хок воспринял это как насмешку, но потом пожал плечами. Фрэнсис не могла его вышучивать — для этого она была слишком тупой и унылой. И слишком уродливой, слишком. Ну не то чтобы уродливой, а… как бы это сказать…

— Тебе придется привыкать к тому, как я выгляжу…

— Я понимаю это.

— …точно так же, как я стараюсь привыкнуть к тому, как выглядишь ты.

Ей захотелось размахнуться и влепить ему пощечину. Но против желания она ответила скучным голосом:

— Надеюсь, вы никогда ко мне не привыкнете.

— На сегодня ты можешь выбросить этот вопрос из головы. У тебя будет отдельная спальня.

— Очень хорошо.

Фрэнсис отчаянно сощурилась, и Хок невольно отшатнулся. Она склонилась над тарелкой, чтобы скрыть торжествующую улыбку.

Через два дня они достигли Йорка. Лошади плелись шагом, и Хок едва держался в седле. До Десборо-Холла оставалось еще пятнадцать миль.

Фрэнсис так изнемогла от скуки, что временами ей хотелось кричать. Кроме того, она умирала с голоду. Ужин состоял из вареной говядины с гарниром из картофеля. То и другое было одинаково безвкусным, но она не оставила на тарелке ни крошки.

К тому моменту Хок решил, что достаточно долго оставлял ее в покое. Чем скорее их брак перестанет быть формальным, тем лучше, думал он, заранее собираясь с духом для предстоящего испытания. Не хватало еще, чтобы через неделю после венчания слуги в Десборо-Холле обнаружили на простынях девственную кровь его жены. Он надеялся, что сумеет заставить Фрэнсис расслабиться и дефлорация пройдет без осложнений.

— Завтра, еще до завтрака, мы будем в моем поместье, Десборо-Холле.

— Хм… — буркнула Фрэнсис, не поднимая головы.

— Раньше оно принадлежало моему брату Невилу. До своей смерти — это случилось около двух лет назад — графом Ротрмором был он.

— Хм…

— Это случилось так неожиданно… — продолжал Хок, не столько обращаясь к жене, сколько размышляя вслух. — Он был на своей яхте, неподалеку от Саутгемптона… и утонул. Я побывал в Десборо-Холле не более трех раз с того дня, как вернулся в Англию.

— Почему?

Немногословная жена — мечта каждого джентльмена, кисло подумал Хок.

— Я даже не знаю, — ответил он, играя бокалом. — Может быть, потому, что Десборо-Холл так долго принадлежал кому-то другому. Я до сих пор не привык чувствовать себя наследником, да и графом Ротрмором тоже. Поместье понравится тебе.

«Очень сомневаюсь в этом. Кому понравится склеп, в котором его собираются замуровать? Правда, еще хуже, если бы мы должны были жить в городе».

. — Иногда лондонские друзья называют меня Ротрмором, а я не откликаюсь. Я чувствую себя узурпатором, вот в чем все дело. К счастью, большинство называет меня Хоком. — Он улыбнулся, показав ровные, очень белые зубы (Фрэнсис предпочла бы, чтобы во рту у мужа торчали гнилые пеньки). — Я рад, что у меня столько друзей.

Фрэнсис поежилась. Нотка человечности, ясно прозвучавшая в голосе Хока, неприятно удивила ее. До тех пор, пока он оставался высокомерным и холодным, ее неприязнь была оправданна.

Она что-то буркнула, показывая, что слушает, и Хок продолжал:

— Я был уверен, что служба в армии — моя единственно возможная судьба. Нелегко было приспособиться к праздной штатской жизни.

«Ему пришлось приспосабливаться, скажите на милость! Но он, конечно, справился с этой нелегкой задачей!» — подумала Фрэнсис, и ей пришлось сделать усилие, чтобы ядовитая реплика не сорвалась с языка.

— Десборо-Холл — великолепное поместье, — сказал Хок, раскрывая жареный каштан одним движением сильных пальцев, — и содержится оно в идеальном порядке.

Он что же, считает ее круглой дурой, которая даже не догадывается о его намерениях? Высказать бы ему в лицо все, что она о нем думает!

— Мы только переночуем там, а утром отправимся в «Чендоз». Так называется поместье отца в Суффолке. Мне бы хотелось дать тебе больше времени на отдых, но…

— Я понимаю, милорд, как вы беспокоитесь за своего

Отца.

— Филип.

— Да, конечно. Если хотите, я согласна сразу ехать в Суффолк, минуя Десборо-Холл.

— Лошади слишком устали и нуждаются в передышке. Да и тебе, Фрэнсис, не помешает отдохнуть от езды в экипаже.

«Ничего себе отдых — одна-единственная ночь!» Хок погрузился в молчание. Минут через пять Фрэнсис решила, что с его исповедью покончено. Она аккуратно сложила салфетку, показывая, что сыта. Никаких комментариев на этот счет не последовало.

— Желаю вам доброй ночи, милорд.

— Филип.

— Да, конечно. Я очень устала. До завтра, ми… Филип. Фрэнсис поднялась. Хок еще раз оглядел ее фигуру и

Вновь нашел, что она неплоха. Он решил не заводить разговора о своих намерениях. Возможно, если застать ее врасплох, обойдется без пререканий.

— Доброй ночи, — ответил он и следил за женой взглядом до тех пор, пока она не скрылась из виду.

К. восторгу Фрэнсис, в спальне ее ожидала ванна с горячей водой. Надо было признать, что в Англии не все так уж дурно. Горничная по имени Маргарет помогла ей раздеться, и Фрэнсис опустилась в воду со стоном удовольствия.

Маргарет вымыла ей голову, болтая как заведенная, но Фрэнсис ничего не слышала, так как испытывала блаженство. До этого ей только однажды вымыла голову Аделаида: в возрасте двенадцати лет, когда она заболела. Мыть самой 104 такие длинные и густые волосы было задачей нелегкой.

Затем, сидя перед горящим камином, Фрэнсис думала о Десборо-Холле, в котором ей предстояло прожить жизнь. Она не знала ни единой души в своем будущем доме. Эта мысль заставила ее содрогнуться.

— Вам холодно, миледи? — забеспокоилась Маргарет, которая в это время расчесывала ей волосы.

— Вовсе нет. Волосы уже высохли?

— Не совсем, миледи. До чего же они у вас красивые!

— Спасибо.

Она снова содрогнулась, подумав: английская служанка, английская жизнь! Все чужое. Муж-чужак. К глазам подступили слезы, но слезы были теперь непозволительной роскошью.

— Я хочу лечь в постель, Маргарет.

Горничная ахнула вполголоса, когда Фрэнсис начала небрежно заплетать волосы в косу.

— Прошу вас, миледи, не нужно! Они не досохли и совсем перепутаются. Утром я расчешу их как следует.

Фрэнсис кивнула. Через несколько минут она лежала в постели, незаплетенные волосы свободно рассыпались по подушке. В комнате царила полнейшая тьма.

В коридоре у двери послышались приглушенные шаги. Фрэнсис насторожилась, но не особенно встревожилась.

Дверь открылась, и вот тогда она села в постели, натянув одеяло чуть ли не на макушку. Ее муж вошел в спальню и закрыл за собой дверь.

— Зачем вы пришли?! Что вам нужно?!

Голос, встревоженный и пронзительный, внятно прозвучал в тишине спальни. Из-под двери пробивалось достаточно света, чтобы различить, что Фрэнсис сидит, забившись в подушки и натянув одеяло до подбо родка. Хок двинулся к кровати, стараясь не наткнуться на мебель.

— Уходите сейчас же, милорд! Вам нечего здесь делать: это моя спальня!

Теперь он мог слышать и частое, прерывистое дыхание. Нужно было как-то успокоить ее… и дать понять, что подчиниться все-таки придется.

— Фрэнсис, я пришел, чтобы осуществить супружеские права. Это займет не больше пяти минут, и тебе нужно всего лишь…

— Нет! Оставьте меня!

— …всего лишь лежать неподвижно. Я постараюсь, чтобы больно не было.

В голосе мужа слышалась зловещая решительность. Раздалось шуршание одежды: Хок раздевался. Затем на пол со стуком — один за другим — свалились сапоги.

— Этого не будет, милорд! Я не…

— Во-первых, меня зовут Филип, а во-вторых, прекрати этот крик. Первая заповедь жены — послушание. Когда ты выходила замуж, ты, конечно, знала, что тебя ожидает.

О да, она хорошо знала это, но лелеяла надежду, что ее фальшивое безобразие станет несокрушимой преградой этой гадости, как бы там она ни называлась.

— Мне что-то нездоровится… — пролепетала она и умолкла, услышав смешок мужа.

— Как это понимать? Ты снова выпила жидкость от лошадиных колик?

— Лучше бы я выпила ее!

Хок уселся на кровать. Фрэнсис попробовала отползти, но запуталась в одеяле. Он протянул руку, коснувшись холодного влажного лба с прилипшей прядью волос. Интересно, снимает ли она на ночь свой безобразный чепчик, подумал он с угрюмым любопытством.

— Я понимаю, что ты встревожена…

Встревожена! Она была в ужасе, и Хок прекрасно понимал это Он собрал все свое хладнокровие и продолжал мягко:

— Доверься мне, Фрэнсис. Возможно, ты даже не почув-

Ствуешь боли. Если ты как следует расслабишься, мы покончим с этим в несколько минут. Поверь, я знаю,

Что делаю. И потом, хочешь ты этого или не хочешь, сегодня наша брачная ночь наконец состоится.

Внезапно Фрэнсис вспомнила свои глупые девчоночьи мечты о мужчине, который однажды появится, чтобы любить ее, чтобы сделать ее счастливой. Он появился, мужчина ее жизни, только он был глубоко равнодушен к тому, что она чувствует. Его безжалостная решительность была невыносима! Она закрыла глаза, понимая, что сопротивляться бессмысленно.

— Пусть будет по-вашему, — прошептала она едва слышно.

— В таком случае ложись.

Она легла, как и следовало: на спину, — с силой зажмурившись, несмотря на почти полную тьму. Одеяло соскользнуло, оставив ужасное ощущение полной беззащитности. Кончики пальцев коснулись щеки. Она отпрянула.

Хок думал о том, что самая жестокая битва с оглушающей канонадой, стонами и воплями не казалась ему таким тяжким испытанием. Там по крайней мере существовала какая-то бесшабашная приподнятость, сродни веселью. Теперь же он не чувствовал ничего, кроме бремени ответственности.